«Мне пришла фантазия, Что Россия – Азия! Ну а если без сиропа, Мы, конечно, — не Европа…»

5 июля, 2023 1:37 пп

Владимир Генин

Vladimir Genin:

Поэт, которого вы вряд ли знаете. Но наверняка знаете пару его строк: «Прошла зима, настало лето — спасибо партии за это!»
Юрий Влодов, по рождению — Левицкий, (1932 – 2009).
В молодости Юрий Влодов был связан с криминальным миром. В его судьбе много тёмных пятен. Сидел в тюрьме. С какого-то определённого времени не мог публиковать своих стихов. Писал стихи за других, по договору.
Окружен огромным количеством мифов: что его отец — племянник Мишки Япончика, что он — автор множества известных стихов (например, Рубцова и Евтушенко, в том числе — «Бабьего Яра»). Чего стоит только одна его переписка с Королем Швеции…
Иногда его длинные стихи не слишком интересно, но пара строчек великолепны. Часто он и писал только пару строчек:
* * *
Веду по жизни, как по лезвию,
Слепую девочку – Поэзию.
* * *
Природа слепа,
Как всевидящий мастер Гомер.
Природа глуха,
Как всеслышащий мастер Бетховен.
* * *
Под нашим красным знаменем
Гореть нам синим пламенем!
* * *
«Ода партии», строчки которой обрели небывалую известность и популярность:
Прошла зима, настало лето —
Спасибо партии за это!
За то, что дым идет в трубе,
Спасибо, партия, тебе!
За то, что день сменил зарю,
Я партию благодарю!
За пятницей у нас суббота —
Ведь это партии забота!
А за субботой выходной.
Спасибо партии родной!
Спасибо партии с народом
За то, что дышим кислородом!
У моей милой грудь бела —
Всё это партия дала.
И хоть я с ней в постели сплю,
Тебя я, партия, люблю!
* * *
Война распяла детство.
Оставила наследство:
Сухую емкость фраз,
Почти звериный глаз,
Сверхбдительный рассудок,
Отравленный желудок,
Горячий камень сердца
И дух единоверца…;
И нет моей вины,
Что я — поэт войны!
* * *
Талант, по сути, толст.
А гений тощ, как щепка.
Неважно, что там: холст,
Поэма, фуга, лепка.
Судьба, как дышло в бок, —;
Что дали, то и схавал…;
Талант по духу — Бог,
А гений — сущий Дьявол!
* * *
Я вижу Ахматову Анну:
Безумные чётки в руках,
И розы открытую рану
На чёрных житейских шелках.
А в медленном взгляде – бравада
И страсти тягучая мгла…;
А в царственном жесте – блокада,
В которой до гроба жила.
* * *
Бурый ворон! Пропащая птица!
Сердце сковано высью.
За веками размыта граница
Между смертью и жизнью…
Жизнь — долга. Да и степь — не короче.
Страшен крест милосердья!..
Смертной пленкой подернуты очи…
Пропадешь от бессмертья!
* * *
«Как хороша над морем лунность!» —
Вздыхала юность.
«Я пью за дружество и смелость!» —
Басила зрелость.
«Умрете все!» — глотая ярость,
Шипела старость.
* * *
Я думаю: Исус писал стихи,
Плел сети из волшебной чепухи…;
А жизнь Христа — была душа поэта…;
Иначе — как?! — откуда бы все это?!
В кругу слепых болезненных племен
Он, как слепец, питал себя обманом…;
И не был ли Иуда графоманом,
Неузнанным Сальери тех времен?!
* * *
Друг друга предали…;
И сразу — легче стало.
Иуда — горяч и смугл —
Шагал из угла в угол,
Шагал из угла в угол,
Терзал запотелый ус!..
А мысль долбила по нервам:
«Успеть бы предать первым!
Суметь бы предать первым!..
Пока не предал Иисус…»
* * *
Скажу, что слишком тяжело мне –;
Почти солгу:
Как каторжник в каменоломне
Я жить могу.
Мигнет из каменного праха
Глазок цветка…;
И на весу дрожа от страха
Замрет кирка.
* * *
Судьба Венере обрубила руки,
Чтоб не ласкала смуглого подпаска,
Чтоб не хлебнула бабьего позора,
Чтоб не стонала: «Я — твоя рабыня!..»
* * *
Венера ударила бога —
За то, что лобзался убого.
Венера ударила черта! —
За то, что терзал непритерто.
За вечные женские муки
Отсохли Венерины руки.
* * *
Был послушным послужником —
Шел по жизни за посохом.
Стал мятежным ослушником —
Восхитительным ослухом!…;
Ждет смутьяна-художника
Путь нежданный, нечаянный…;
И зовет его Боженька —
Сам такой же отчаянный!…;
* * *
Слаще заоблачных манн
Сладкий наркотик творений.
Гений – всегда наркоман.
Но наркоман – не гений.
Жаркий туман и дурман
Жарче суданов и кений.
Гений – всегда графоман,
Но графоман – не гений!
* * *
Увидел я себя со стороны
В предательском свечении луны:
Стою – прижат к распятию спиной,
Две бездны – надо мной и подо мной…;
И призрак ночи с отблеском дневным
Дух опалил дыханьем ледяным…;
Наверно, это вовсе и не я,
А лишь судьба заблудшая моя…;
* * *
Я заглянул в зерцало Бытия…;
Прозрачный звон слегка коснулся слуха…;
Чу! – за спиной стояла побируха!
«Ты – Смерть моя?» – едва промолвил я.
«Я – Жизнь твоя…» – прошамкала старуха.
* * *
Мне пришла фантазия,
Что Россия – Азия!
Ну а если без сиропа,
Мы, конечно, — не Европа.
А пример тому Москва
(Коль не пусто в темени!),
Здесь резвится татарва
Рыжая от времени.
Во скелете – узкая,
В документе – русская.
Под старинный звон гитары,
У старинного метро,
Мне старинные татары
Улыбаются хитро.
Водяное пиво пьют
И примерно так поют:
«Не дают на почте визу
К папе нашему – Чингизу!
Не желаем ночевать,
А желаем – кочевать!»
Вот поэтому всему,
Потому и посему
Мне пришла фантазия,
Что Россия – Азия!
* * *
Гуляло летом по европам…
Там пастернаком и укропом
Пропахли городки.
И фрау – пышные, как лето,
В субботу шли на «Риголетто»,
Взбивая парики. …
Шипели праздничные фарши…
В Берлине взвизгивали марши! –
Вибрировал эфир.
И Сталин грыз мундштук устало,
И дабы робость не пристала
Грузинский пил чефир…
В Москве гулящие матросы
Швыряли лихо папиросы
На танцевальный круг!
Послы садились в лимузины,
Стоял горячий дух резины…
Но я родился вдруг!…
Всё это было… было… было…
Ты, мама, всё в земле забыла:
Шекспир, мечты, семья…
На довоенном фото – в раме,
Худрук цветы подносит маме…
Но тут родился я!
* * *
Оторвали от плащаницы,
Отодрали кровавый струп,
Ходко выкрали из тайницы,
Исказненный штырями труп.
И зарыли в овражный срез,
И завыли: «Христос воскрес!»
* * *
Бог немилостив. Бог — жесток:
«Знайте, хилые, свой шесток!»
Дьявол набожен. Дьявол тих:
«Пойте, милые, Божий стих…»
Дьявол жгущие слезы льет.
Тихо плавится Божий лед.
Бог мается. Он одинок.
Миры, как щенята у ног.
Ни жизни ему, ни одра —
Бессмертная мгла и хандра.
Ни ровни ему, ни любви,
Ни Бога, зови не зови.
* * *
ЛЕНИН ВО МНЕ
Писать с натуры Ленина
Никак нельзя.
Точь-в-точь – Вселенная
Его глаза!
Ильич как мир огромен,
Он – мира суть!
Он, как природа скромен,
И строг, как Страшный суд.
Но я из поколения
Космических атак,
Я расскажу про Ленина
По-своему, вот так.
Индустриальный город,
Мы с другом в нем, а в нас —
Неутоленный голод
На женщин и на джаз.
Точнее голод в друге,
А я – для друга друг.
Ему и карты в руки
И всё, что есть вокруг.
Мой друг — сама ужимка!
Мой друг, как жердь высок!
Заточенная жилка
Стучит в его висок!
К рулю склонился низко,
Ведет автомобиль.
Мы едем к пианистке,
Мы мчимся к Лиле Билль.
О мой коварный гений!
Мучитель мой и бог!
Застольный мой Есенин,
Настольный Блок.
А что? – из тысяч мнений
Единое – талант!
О, сколько самомнений
Зрачки его таят!
Моя мечта и зависть
И завистью томим
Себя водил я за нос,
Мечтая стать таким.
Не тянет, я – не гений!
У всех свои умы.
И я спросил: «Евгений!
Что будем делать мы?»
Смеется друг: «Девчонка
Скажу тебе – на ять!
Хоть каплю развлечемся,
Чем по пивным вонять!!»
А путь лежит неблизкий:
Сквозь восемь площадей…
Мы едем к пианистке,
Чей папа – иудей!
Звонок! Мы всё сметаем!
О Боже! Как глядит
Волшебная, святая
Московская Юдифь!
Портьеры перепуганно
Метнулись позади,
Созвездье лунных пуговиц
Блеснуло на груди.
И сразу вилки, ложки
И джаз, как медный таз…
Зауженные брюки
Пустились в пляс…
И нежный шепот: «Девочка!–
В его устах как мат.–
«Ты прелесть, иудеечка!
Ты – смак!»
И мне: «А ну, налей-ка!–
И в щеку винный дух!–
Смелей! Она ж– еврейка! –
Выдержит двух!..»
Болотные, опасные
Хлюпают слова,
От водки и шампанского
Кружится голова.
Но тут я прозреваю:
Юдифь глядит в меня,
А я почти не знаю,
Что должен делать я.
В меня, в меня как в брата
Настойчиво, без слез,
Глядит Юдифь, распята,
Как на кресте Христос.
И тут я прямо к гению
Нервическим шажком,
И вдруг я раз Евгению
По роже, кулачком!
О, как я бил увесисто
Взъерошенный, смешной!
А тот, как гром – на лестницу,
По лестнице…Спиной
Гремел по всем ступеням
В полночной тишине…
Вот что такое Ленин –
Во мне!!..
В начале 90-х узнав, что король Швеции любит поэзию, Ю.Влодов пишет письмо королю Швеции Карлу ХVI Густаву с просьбой о “нравственном прибежище”. “Единственный случай, когда большой вор и большой поэт слились воедино. Поэт может переписываться только с поэтами или королями”, – утверждал Влодов. Приглашение от короля, якобы, пришло. Влодова в Швецию не выпустили, перед королем вроде как извинились…

Средняя оценка 4.8 / 5. Количество голосов: 20