«Между спецназом ФСК и СБП завязалась перестрелка (!), из которой люди Коржакова вышли победителями…»
12 сентября, 2022 5:12 пп
Альфред Кох
Альфред Кох:
Живая книга о Ельцине.
Глава 9. Ельцин. Власть. Часть 3.
Работы у Ельцина было много. «Дирижирование» в Берлине и «крепкий сон» в Шенноне, вкупе со всеми другими примерами вполне раблезианского поведения, не прошли даром для авторитета Ельцина и всей федеральной власти в целом. Призрак сепаратизма, казалось бы, уже полностью изгнанный из России (за исключением Чечни) опять начал бродить по регионам. Или так могло лишь показаться Ельцину и его ближайшему окружению.
Впрочем, было уже не так важно: существовал ли он в тот момент реально или был лишь ночным кошмаром президента. Важно, что Ельцин воспринимал этот призрак как реальность, а потому решил, что он имеет дело с экзистенциальной опасностью для России, и тут уж все методы были хороши.
Через три дня после инцидента в Ирландии он подписал указ о том, что выборы глав администраций субъектов федерации должны производиться только с разрешения президента. И немедленно отменил выборы губернатора Приморского края, назначенные на 7 октября.
Надо ли говорить, что этим указом он нарушил и дух, и букву своей собственной конституции, которая гарантировала право субъектов федерации самим определять структуру своих органов власти (статья 77).
Но, как уже бывало не раз, почувствовав угрозу собственной власти, Ельцин не очень церемонился с соблюдением законов. Даже в тех случаях, когда угроза существовала только в его собственном воображении.
Впрочем, не исключено, что Ельцин осуществил этот демарш лишь для острастки, чтобы все, до самого Владивостока, поняли: в России есть президент, и нрав у него крутой. И чтобы не хихикали в кулак и знали своё место. И чтобы не делали неправильных выводов из ельцинских «приключений».
Продемонстрировав свою власть местным «князькам», Ельцин решил заняться экономикой. А экономическая ситуация в стране была тяжелая. ВВП в 1994 году к концу сентября упал почти на 10% (а по результатам года падение составит 12.6%). Инфляция к этому моменту составила 136% (к концу года – 215%). А номинальный ВВП в текущих долларах был около 400 миллиардов (для сравнения в 2021 году – 1700 миллиардов). То есть при той же примерно численности населения, что и сегодня, экономика России была в четыре с лишним раза (!) меньше.
К тому же собираемость налогов и таможенных платежей была ниже всякой критики. Мало того, что Ельцин фактически ликвидировал доходы казны от импорта алкоголя и сигарет (о чем мы уже писали в начале этой главы), он ещё, поддаваясь лоббистскому давлению со стороны «красных директоров» и их представителей в Думе, заваливал правительство поручениями об отсрочках по налогам для тех или иных предприятий. И уклоняться от исполнения этих поручений удавалось не всегда.
Бюджет 1994 года после длительных дебатов был принят Думой только летом. Полгода страна жила по правилу «секвестра», то есть по среднемесячным расходам прошлого года. Уже в момент принятия бюджет был нереалистичным. Указанный в нем годовой дефицит в 36% к тому моменту был уже перевыполнен.
Центральный Банк в огромных количествах печатал деньги как для покрытия бюджетного дефицита, так и для кредитования предприятий, которые погрязли в беспрецедентном кризисе неплатежей.
В таких условиях кризис был неизбежен. И он случился. 11 октября произошло резкое падение курса рубля по отношению к доллару. Рубль в течение дня упал почти на 40%. На рынке началась паника. Этот день вошел в историю как «чёрный вторник 1994 года».
Причина кризиса состояла в том, что многие российские банки (Мостбанк, Альфа-Банк, Нефтехимбанк и другие), пользуясь несовершенством правил валютных торгов, играли против рубля. ЦБ и Минфин до какого-то момента с помощью валютных интервенций пытались удерживать курс, но потом, когда валютных резервов у ЦБ осталось только 300 миллионов долларов (то есть в 2000 (две тысячи) раз меньше, чем теперь), решили отпустить рубль в свободное плавание, и он рухнул.
И хотя потом, буквально через три дня, курс рубля вернулся практически к прежним значениям, на Ельцина это событие произвело сильное впечатление. Помимо прочего, видимо, накопилось и раздражение по отношению к правительству в связи с тем, что оно, по мнению ельцинского окружения, стало набирать силу.
Ельцин и здесь решил показать «кто в доме хозяин», поскольку в результате последних скандалов в Берлине и Шенноне, авторитет Ельцина сильно пошатнулся и в правительстве. Поэтому Ельцин отправил в отставку исполнявшего обязанности министра финансов Дубинина, а председатель Центрального Банка Геращенко после беседы с Ельциным сам подал в отставку.
Помимо этого, Ельцин поручил Совету Безопасности (СБ) провести расследование и выяснить причины произошедшего, после чего улетел в Санкт-Петербург встречаться с английской королевой Елизаветой II. Это был первый визит главы британского королевского дома в российское государство за всю историю двухсторонних отношений, ведущих отсчёт с 1553 года.
В начале ноября на совещании в СБ, где обсуждались итоги расследования «чёрного вторника», Ельцин объявил строгий выговор первому вице-премьеру Шохину, который курировал в правительстве экономический блок.
В ответ Шохин сказал, что он готов нести ответственность за такого рода эксцессы и в дальнейшем, но тогда хотел бы, чтобы все кадровые назначения в его блоке, включая назначение нового министра финансов, не делались без его одобрения. Ельцин с этим согласился.
Буквально через день журналисты спросили у Шохина, как он оценивает нового министра финансов Владимира Панскова. Так Шохин узнал, что Ельцин назначил нового министра финансов. Назначение прошло даже без согласования с Черномырдиным. Президент просто поставил правительство перед фактом. Ельцин торжествовал: таким манером он, по его мнению, поставил зарвавшихся министров во главе с их премьером на место и показал, кто тут главный. Видавший виды Черномырдин стоически снёс эту оплеуху, а терпение у Шохина лопнуло, и он подал в отставку.
Шохин вообще довольно скептически оценивал Ельцина. Вот как он его характеризовал: «У меня Борис Николаевич иногда особые чувства вызывал… Я несколько раз был в таком жутком состоянии духа, когда я боялся, что мы осрамимся на весь мир. Он мог упасть со сцены, он на час пропускал визиты к президентам и королевам, потому что его не могли привести в чувство, он просто выпадал полностью в осадок, терял сознание, а не просто засыпал… У него были друзья: Коржаков, Сосковец, Барсуков, Грачёв. Они наливали «до краёв». А у них была привычка пить всё подряд, что ни нальют. Вот на переговорах полчаса перерыв – они уже тащат ящик водки. …Все это знали, поэтому эти ребята, Коржаков и компания, подписывали любые бумаги у него. Они им манипулировали, используя его слабость и усугубляя её. Указы президента появлялись странные, сколько раз мне были звонки от Бориса Николаевича: «Вы почему не выполняете моё поручение?» Меня сильно не любили Коржаков с Сосковцом, я им мешал что-то гнуть.»
Так Шохин, вслед за Гайдаром и Фёдоровым, пересел в кресло депутата Думы (только в его случае не от партии «Выбор России», а от партии «ПРЕС»). Он продержался всего лишь на девять месяцев дольше чем они. На его место, по предложению Черномырдина, был назначен Анатолий Чубайс.
Кадровая политика Ельцина обладала своими особенностями. Он никогда не давал человеку достаточно полномочий для выполнения поставленной перед ним задачи. Он всегда делал так, чтобы ему обязательно их не хватало.
В такой ситуации назначенный им чиновник вынужден был обращаться к нему за поддержкой. И даже если он, в конце концов, выполнял поставленную перед ним задачу, это всегда выглядело так, что без Ельцина этого бы не случилось. И поэтому любой министр или вице-премьер, когда рассказывал о своих достижениях, всегда совершенно искренне говорил, что «пришлось обратиться к Борису Николаевичу», «Ельцин помог», «выручил», «сделал звонок» и так далее.
Так было и с Чубайсом. Назначив его первым вице-премьером, ответственным за весь экономический блок, он одновременно назначил министром финансов Владимира Панскова, который долгое время работал в администрации президента и, следовательно, мог напрямую, в обход Чубайса, выходить на Ельцина.
Но и этого Ельцину показалось мало. Он снял Чубайса с должности председателя Государственного комитета по управлению государственным имуществом (ГКИ) и назначил на этот пост приглянувшемуся ему ещё летом губернатора Амурской области Владимира Полеванова, который был открыто нелоялен Чубайсу и его политике приватизации.
Полеванов тут же приступил к ревизии всей той деятельности, которую осуществлял Чубайс со своей командой, и буквально через несколько дней начал выступать с публичными заявлениями о том, что эта политика «подрывает национальную безопасность», и что приватизацию следует немедленно остановить и чуть ли не повернуть вспять.
Полеванов не был злонамеренным консерватором или противником демократии и рынка. Забегая вперед, скажем, что по окончании своей государственной карьеры он вернулся в знакомую и понятную ему геологию и построил весьма прибыльную золотодобывающую компанию. В данном же случае он представлял собой яркий пример человека, профессионально совершенно не готового к той должности, на которую его поставил Ельцин.
Разумеется, он тут же сорвал аплодисменты у «красных директоров» и коммунистов, и это только распалило его. Геолог, почти буквально вышедший из сибирской тайги и сразу получивший всероссийскую трибуну, не стал сдерживать себя в выражениях и наслаждался своей «минутой славы». Он решил начать «расследование антигосударственной деятельности команды Чубайса», причём провести его силами службы безопасности президента.
Стало ясно, что за Полевановым стоит Коржаков, который, видимо, решил, что он уже достаточно поднаторел в управлении государством, и настала пора попробовать себя на поприще экономических реформ. В тот момент он набрал такую силу, что безо всякой натяжки считался вторым человеком в государстве. Чем-то вроде помеси Алексашки Меньшикова при Петре Первом с Малютой Скуратовым при Иване Грозном.
Так Ельцин в характерной для себя манере ответил на предложения правительства о том, как продолжать приватизацию, и о её «денежном» этапе. Напомним, что эти предложения с лета лежали у него на столе. Стало ясно, что к тому времени у него были другие планы на то, что делать с государственной собственностью, и правительственные наработки с этими планами явно не совпадали.
Ельцин не стал откладывать в долгий ящик демонстрацию своего взгляда на то, как должна выглядеть приватизация, и 29 ноября подписал указ о создании на частотах государственного первого федерального канала (охват аудитории – 180 миллионов зрителей) акционерного общества «Общественное Российское Телевидение» (ОРТ).
Одним росчерком пера, без всяких аукционов и конкурсов, фактически бесплатно, он передал принадлежавший государству огромный ресурс политического влияния и потенциальный источник огромных доходов в руки Березовского, который к тому моменту был всего лишь крупным автодилером. И всё его отличие от других потенциальных претендентов на этот уникальный государственный медиаресурс состояло лишь в том, что он был лично знаком с Ельциным, и Ельцин считал его лояльным себе человеком.
Можно было бы добавить, что Ельцин, возможно, испытывал к Березовскому признательность за финансирование издания своих мемуаров. Но поскольку мы уверены в том, что Ельцин никогда ни к кому не испытывал благодарности, то и тут мы этого утверждать не станем.
И пусть вас, дорогие читатели, не обманет то обстоятельство, что в своём указе Ельцин контрольный пакет акций (51%) закрепил в государственной собственности. Внутри кремлёвской команды было сразу жёстко оговорено, что государство останется пассивным акционером, а все решения внутри ОРТ будет принимать Березовский. Позже мы объясним, как эта договорённость реализовывалась на практике, и приведем тому массу примеров.
Указ о передаче Первого канала Березовскому был плодом лоббирования не только Коржакова, которого в это время Березовский уже публично называл своим другом. Важную роль в его подписании сыграл и Валентин Юмашев, которого все в узком кругу звали «Валей» и который к тому моменту стал настолько близок Ельцину, что фактически был ему как сын.
Здесь сошлось несколько факторов. Во-первых, Юмашев (1957 года рождения) действительно годился Ельцину (родившемуся в 1931 году) в сыновья. Во-вторых, говорят, что Ельцин всегда мечтал о сыне. (Впрочем, о сыне мечтает почти каждый мужчина, и в этом не было ничего удивительного). В-третьих, они много времени проводили вместе, ещё когда писали первые ельцинские мемуары. Юмашев был вхож в его семью, в его дом, и никогда не упускал возможности быть рядом. Его мягкие манеры и внешние доброжелательность и бесконфликтность оказывали на Ельцина благотворное воздействие.
Всегда взвинченный и уставший от стресса (как в силу реального давления власти и ответственности, так и от перманентной абстиненции) Ельцин отдыхал в его обществе. И семья очень любила, когда «Папа» проводил время с Валей.
Надо сказать, что и Юмашев, выросший без отца, тоже тянулся к Ельцину. Человек внутренне несильный, он всегда мечтал о покровительстве, о возможности переложить на кого-то груз ответственности и даже саму необходимость принятия решения. Ему больше по душе была роль советника, помощника.
И тогда, и позже он позиционировал себя как человека, который предлагает своему патроны альтернативы. А уже сам выбор и ответственность за него – удел лидера, альфа-самца, могучего и брутального вождя. Ельцин подсознательно принял это распределение ролей. Оно как нельзя лучше подходило к его собственному пониманию своей роли в «стае». К тому времени он уже устал от храбрых и амбициозных сподвижников типа Гайдара и Бурбулиса, или, тем более, Хасбулатова и Руцкого.
Березовский мог назвать Юмашева своим другом – ещё с большим основанием, чем Коржакова. Березовский в советское время серьезно занимался прикладной математикой и, в силу склада своего ума, мог быстро оценить бизнес-перспективы такого своего позиционирования. Своё продвижение внутри ельцинского «двора» он выстраивал вполне прагматично, как генералы в генеральном штабе планируют войсковые операции.
Например, однажды поняв, что это будет хорошо воспринято членами Президентского клуба, он, не особенно задумываясь, принял православие, хотя был евреем, а в то время не было уже никаких причин отказываться от веры отцов и становится выкрестом.
Он сделал это, по его собственному признанию, в апреле 1994 года. То есть тогда, когда он только входил в Президентский клуб, и ему нужно было преодолеть вполне понятную настороженность, которую испытывали к нему, человеку совершенно другого круга, все эти вояки вроде Коржакова, Барсукова и Грачёва.
Очень скоро он опутал сетью мелких услуг и «бескорыстной» дружбы всех приближенных Ельцина, кто этого хотел. И прежде всего – Коржакова и Юмашева. Это были два кита, на которых Березовский строил своё влияние и свой образ человека, который «решает вопросы». Скоро слава о нём как о сверхвлиятельном человеке поползла по Москве. Его дружбы стали искать влиятельные министры и силовики. К концу 1994 года в его офисе на Новокузнецкой улице уже нельзя было протолкнуться от генералов и чиновников, желавших засвидетельствовать своё почтение и «обсудить интересную тему».
Чтобы понять атмосферу Президентского клуба и царившие в нём нравы, нужно знать, что недавний эпизод со взрывом Сергея Тимофеева («Сильвестра») не был чем-то из ряда вон выходящим. Так, например, 17 октября от взрыва мины-ловушки, заложенной в его дипломат, погиб журналист газеты «Московский комсомолец» Дмитрий Холодов, который был известен коррупционными разоблачениями министра обороны Павла Грачёва. Так же, как и в случае с «Сильвестром», все члены Президентского клуба опять глубокомысленно подмигивали друг другу и одобрительно хлопали Грачёва по плечу, хотя он никогда официально не обвинялся в этом преступлении, а спецназовцы ВДВ, арестованные по подозрению в убийстве Холодова, были оправданы судом. И хотя пресса открыто обвиняла Грачёва в убийстве, это никак не сказалось на отношении к нему ни членов Президентского клуба, ни самого Ельцина.
Идея получить в своё распоряжение федеральный телевизионный канал пришла в голову Березовскому потому, что он увидел, какие власть и влияние дают медиа, если они находятся в правильных руках.
У него перед глазами был пример Владимира Гусинского, который в 1993 году создал телекомпанию НТВ и выкупил контрольный пакет акций радиостанции «Эхо Москвы», а к концу 1994 года был уже очень влиятельным человеком, дружбы с которым искали все более-менее значительные фигуры в России.
Гусинский был по-своему замечательным человеком. В конце 80-х он основал несколько фирм и банк «Мост». Пользуясь близким знакомством с мэром Москвы Лужковым, он добился того, что деньги городской казны хранились у него в банке. А это были значительные суммы. Достаточно сказать, что в то время бюджет Москвы был лишь в семь раз меньше федерального и при этом (в отличие от федерального) – профицитным.
На обслуживании московского бюджета банк Гусинского быстро вырос, а практически все заработанные деньги он тратил на укрепление собственной службы безопасности и на развитие своих медиаресурсов. Консультантом для развития обоих направлений он взял легендарного Филиппа Денисовича Бобкова. Бобков был полным генералом КГБ, бывшим начальником 5-го главного управления КГБ СССР (борьба с инакомыслием). Это именно он преследовал всех диссидентов, например – Солженицына, разгромил Хельсинскую группу и отправил академика Сахарова в ссылку в Горький. Всё это, впрочем, ничуть не смутило Гусинского.
Даже не имея своей метровой частоты и выходя всего лишь несколько раз в день на частоте 4-го образовательного канала, телекомпания НТВ быстро завоевала большую аудиторию и превратилась в популярный телеканал, который серьёзно влиял на общественное мнение.
Все знали, что Гусинский не всегда корректно использовал это влияние, и среди московских бизнесменов ходили прайс-листы медиа-услуг от Гусинского. Был среди них и так называемый «абонемент», то есть некая фиксированная ежемесячная плата за отсутствие в эфире НТВ упоминаний «абонента» в негативном ключе.
Аналогично Гусинский действовал и в отношении чиновников и политиков. С той лишь разницей, что в качестве платы за «абонемент» он принимал «дружбу, ничего кроме дружбы» и вытекавшие из этой «дружбы» услуги и протекции.
Одновременно и служба безопасности Гусинского, опираясь на его финансы и опыт Бобкова, вскоре превратилась хорошо организованную частную спецслужбу со своими базами данных компромата и хорошо налаженной слежкой за потенциальными противниками. С собранными таким образом «досье» Гусинский и выходил на контакт с политиками, бизнесменами и чиновниками, предлагая им свои услуги и «дружбу».
Сочетание этих двух факторов (медиа и частная спецслужба) вкупе с невероятной агрессивностью Гусинского многократно усилили его бизнес-позиции и политическое влияние. Разумеется, он щедро делился с Лужковым этими своими возможностями, превращая того в фигуру, всё более приближавшуюся по масштабу к Ельцину.
Это не могло пройти мимо внимания Березовского. Он решил действовать по двум направлениям. Во-первых, самому заполучить федеральный канал. А во-вторых, используя своё влияние, создать проблемы Гусинскому с тем, чтобы остановить его бурную экспансию.
Березовский сумел убедить Юмашева и Коржакова (а те, в свою очередь, Ельцина), что следующие президентские выборы не за горами, и к ним нужно тщательно подготовиться. Что без медиаресурсов нечего и думать выиграть президентскую гонку. И что он – тот самый человек, который может всё это организовать, поскольку у него есть деньги и талант организатора, а в его лояльности президент может не сомневаться.
Как мы уже писали, вся эта его интрига кончилась подписанием указа о создании ОРТ. И ни у кого в окружении Ельцина (а у него самого – тем более) не возникло ни одного вопроса, почему огромный кусок государственной собственности бесплатно передавался частному лицу. Почему не было никаких публичных торгов, как всё это следовало понимать, и как это называется? Почему информационный ресурс такой мощности передавался в руки Березовского с почти нескрываемой целью обеспечить победу Ельцина на следующих президентских выборах в 1996 году, и соответствовало ли это не конституции даже, а хотя бы самым элементарным представлениям о конкурентной демократии…
Все эти вопросы возникли позже, когда для реализации указа Березовский пришел к Черномырдину и Чубайсу. (Кстати, характерно, что ярый сторонник защиты интересов государства и противник «разбазаривания госсобственности» Полеванов завизировал все эти документы без малейших возражений). Но о перипетиях борьбы вокруг ОРТ мы расскажем позже, в главе про 1995 год.
Теперь же, после подписания указа, Березовский приступил ко второй части своего плана и начал убеждать всех в окружении Ельцина (включая его дочь Татьяну) в том, что Гусинский представляет собой угрозу не только власти Ельцина, но и более широко: самой демократии в России.
Благо выискивать аргументы для этого было не нужно: одного упоминания генерала Бобкова и созданной им службы безопасности было достаточно, чтобы Коржаков и вся его компания насторожились. Уж они-то знали цену этому серому кардиналу Андропова.
Ну, а рассказы о том, как Гусинский злоупотреблял свободой слова рэкетируя бизнесменов и политиков, только добавили красок в эту и без того живописную картину. Коржаков в своих мемуарах утверждает, что он поначалу держался и никак не реагировал на уговоры Березовского, но, когда он получил прямую команду от Ельцина, вопрос был решён и служба безопасности президента (СБП), которой руководил Коржаков, решила проучить Гусинского раз и навсегда.
Мы не можем знать, как было на самом деле, получал ли Коржаков команду от Ельцина или действовал на собственный страх и риск, но 2 декабря бойцы СБП блокировали офис Гусинского и положили всю его охрану лицом в снег. Так они пролежали несколько часов, пока не приехал спецназ московского ФСК (нынешнего ФСБ), который вызвал Гусинский (а в Москве он решал все вопросы).
Между спецназом ФСК и СБП завязалась перестрелка (!), из которой люди Коржакова вышли победителями (хорошо, что всё обошлось без жертв), а спецназовцы ФСК удалились прочь, так и не выручив сидевшего в осаде медиамагната. Набив (для острастки) морды охране Гусинского, бойцы СБП тоже покинули место битвы, пообещав всем своим противникам, включая Гусинского, большие проблемы.
На следующий день Ельцин своим указом уволил руководителя Московского ФСК Евгения Савостьянова. В кулуарах говорили, что он так и не смог внятно объяснить почему он послал свой спецназ по звонку Гусинского, в то время как такого рода вызовы – епархия соответствующих подразделений ГУВД.
Кроме этого, Ельцин встретился с Лужковым, и через короткое время большинство бюджетных счетов Москвы перекочевали из банка «Мост» в созданный специально для этого «Банк Москвы». Лужков понял, что дружба с Гусинским, помимо выгод, может доставлять и проблемы. Поэтому он решил не класть все яйца в одну корзину. Нет, он, разумеется, не порвал с Гусинским, но решил слегка дистанцироваться от него. Уж слишком конфликтным и беспардонным был этот новоявленный «гражданин Кейн».
Таким образом, версия Коржакова о том, что вся эта потасовка у офиса Гусинского не была его самодеятельностью, а действовал он, если не по указанию, то с согласия Ельцина, выглядит достаточно убедительно.
Разумеется, будучи полностью занятым такими «важными» делами, Ельцин просто не успевал по-настоящему заняться проблемами с Чечнёй. А там, параллельно со всеми описанными выше «чёрными вторниками» и прочими московскими интригами, постепенно развивался полномасштабный кризис.
Альфред Кох
Альфред Кох:
Живая книга о Ельцине.
Глава 9. Ельцин. Власть. Часть 3.
Работы у Ельцина было много. «Дирижирование» в Берлине и «крепкий сон» в Шенноне, вкупе со всеми другими примерами вполне раблезианского поведения, не прошли даром для авторитета Ельцина и всей федеральной власти в целом. Призрак сепаратизма, казалось бы, уже полностью изгнанный из России (за исключением Чечни) опять начал бродить по регионам. Или так могло лишь показаться Ельцину и его ближайшему окружению.
Впрочем, было уже не так важно: существовал ли он в тот момент реально или был лишь ночным кошмаром президента. Важно, что Ельцин воспринимал этот призрак как реальность, а потому решил, что он имеет дело с экзистенциальной опасностью для России, и тут уж все методы были хороши.
Через три дня после инцидента в Ирландии он подписал указ о том, что выборы глав администраций субъектов федерации должны производиться только с разрешения президента. И немедленно отменил выборы губернатора Приморского края, назначенные на 7 октября.
Надо ли говорить, что этим указом он нарушил и дух, и букву своей собственной конституции, которая гарантировала право субъектов федерации самим определять структуру своих органов власти (статья 77).
Но, как уже бывало не раз, почувствовав угрозу собственной власти, Ельцин не очень церемонился с соблюдением законов. Даже в тех случаях, когда угроза существовала только в его собственном воображении.
Впрочем, не исключено, что Ельцин осуществил этот демарш лишь для острастки, чтобы все, до самого Владивостока, поняли: в России есть президент, и нрав у него крутой. И чтобы не хихикали в кулак и знали своё место. И чтобы не делали неправильных выводов из ельцинских «приключений».
Продемонстрировав свою власть местным «князькам», Ельцин решил заняться экономикой. А экономическая ситуация в стране была тяжелая. ВВП в 1994 году к концу сентября упал почти на 10% (а по результатам года падение составит 12.6%). Инфляция к этому моменту составила 136% (к концу года – 215%). А номинальный ВВП в текущих долларах был около 400 миллиардов (для сравнения в 2021 году – 1700 миллиардов). То есть при той же примерно численности населения, что и сегодня, экономика России была в четыре с лишним раза (!) меньше.
К тому же собираемость налогов и таможенных платежей была ниже всякой критики. Мало того, что Ельцин фактически ликвидировал доходы казны от импорта алкоголя и сигарет (о чем мы уже писали в начале этой главы), он ещё, поддаваясь лоббистскому давлению со стороны «красных директоров» и их представителей в Думе, заваливал правительство поручениями об отсрочках по налогам для тех или иных предприятий. И уклоняться от исполнения этих поручений удавалось не всегда.
Бюджет 1994 года после длительных дебатов был принят Думой только летом. Полгода страна жила по правилу «секвестра», то есть по среднемесячным расходам прошлого года. Уже в момент принятия бюджет был нереалистичным. Указанный в нем годовой дефицит в 36% к тому моменту был уже перевыполнен.
Центральный Банк в огромных количествах печатал деньги как для покрытия бюджетного дефицита, так и для кредитования предприятий, которые погрязли в беспрецедентном кризисе неплатежей.
В таких условиях кризис был неизбежен. И он случился. 11 октября произошло резкое падение курса рубля по отношению к доллару. Рубль в течение дня упал почти на 40%. На рынке началась паника. Этот день вошел в историю как «чёрный вторник 1994 года».
Причина кризиса состояла в том, что многие российские банки (Мостбанк, Альфа-Банк, Нефтехимбанк и другие), пользуясь несовершенством правил валютных торгов, играли против рубля. ЦБ и Минфин до какого-то момента с помощью валютных интервенций пытались удерживать курс, но потом, когда валютных резервов у ЦБ осталось только 300 миллионов долларов (то есть в 2000 (две тысячи) раз меньше, чем теперь), решили отпустить рубль в свободное плавание, и он рухнул.
И хотя потом, буквально через три дня, курс рубля вернулся практически к прежним значениям, на Ельцина это событие произвело сильное впечатление. Помимо прочего, видимо, накопилось и раздражение по отношению к правительству в связи с тем, что оно, по мнению ельцинского окружения, стало набирать силу.
Ельцин и здесь решил показать «кто в доме хозяин», поскольку в результате последних скандалов в Берлине и Шенноне, авторитет Ельцина сильно пошатнулся и в правительстве. Поэтому Ельцин отправил в отставку исполнявшего обязанности министра финансов Дубинина, а председатель Центрального Банка Геращенко после беседы с Ельциным сам подал в отставку.
Помимо этого, Ельцин поручил Совету Безопасности (СБ) провести расследование и выяснить причины произошедшего, после чего улетел в Санкт-Петербург встречаться с английской королевой Елизаветой II. Это был первый визит главы британского королевского дома в российское государство за всю историю двухсторонних отношений, ведущих отсчёт с 1553 года.
В начале ноября на совещании в СБ, где обсуждались итоги расследования «чёрного вторника», Ельцин объявил строгий выговор первому вице-премьеру Шохину, который курировал в правительстве экономический блок.
В ответ Шохин сказал, что он готов нести ответственность за такого рода эксцессы и в дальнейшем, но тогда хотел бы, чтобы все кадровые назначения в его блоке, включая назначение нового министра финансов, не делались без его одобрения. Ельцин с этим согласился.
Буквально через день журналисты спросили у Шохина, как он оценивает нового министра финансов Владимира Панскова. Так Шохин узнал, что Ельцин назначил нового министра финансов. Назначение прошло даже без согласования с Черномырдиным. Президент просто поставил правительство перед фактом. Ельцин торжествовал: таким манером он, по его мнению, поставил зарвавшихся министров во главе с их премьером на место и показал, кто тут главный. Видавший виды Черномырдин стоически снёс эту оплеуху, а терпение у Шохина лопнуло, и он подал в отставку.
Шохин вообще довольно скептически оценивал Ельцина. Вот как он его характеризовал: «У меня Борис Николаевич иногда особые чувства вызывал… Я несколько раз был в таком жутком состоянии духа, когда я боялся, что мы осрамимся на весь мир. Он мог упасть со сцены, он на час пропускал визиты к президентам и королевам, потому что его не могли привести в чувство, он просто выпадал полностью в осадок, терял сознание, а не просто засыпал… У него были друзья: Коржаков, Сосковец, Барсуков, Грачёв. Они наливали «до краёв». А у них была привычка пить всё подряд, что ни нальют. Вот на переговорах полчаса перерыв – они уже тащат ящик водки. …Все это знали, поэтому эти ребята, Коржаков и компания, подписывали любые бумаги у него. Они им манипулировали, используя его слабость и усугубляя её. Указы президента появлялись странные, сколько раз мне были звонки от Бориса Николаевича: «Вы почему не выполняете моё поручение?» Меня сильно не любили Коржаков с Сосковцом, я им мешал что-то гнуть.»
Так Шохин, вслед за Гайдаром и Фёдоровым, пересел в кресло депутата Думы (только в его случае не от партии «Выбор России», а от партии «ПРЕС»). Он продержался всего лишь на девять месяцев дольше чем они. На его место, по предложению Черномырдина, был назначен Анатолий Чубайс.
Кадровая политика Ельцина обладала своими особенностями. Он никогда не давал человеку достаточно полномочий для выполнения поставленной перед ним задачи. Он всегда делал так, чтобы ему обязательно их не хватало.
В такой ситуации назначенный им чиновник вынужден был обращаться к нему за поддержкой. И даже если он, в конце концов, выполнял поставленную перед ним задачу, это всегда выглядело так, что без Ельцина этого бы не случилось. И поэтому любой министр или вице-премьер, когда рассказывал о своих достижениях, всегда совершенно искренне говорил, что «пришлось обратиться к Борису Николаевичу», «Ельцин помог», «выручил», «сделал звонок» и так далее.
Так было и с Чубайсом. Назначив его первым вице-премьером, ответственным за весь экономический блок, он одновременно назначил министром финансов Владимира Панскова, который долгое время работал в администрации президента и, следовательно, мог напрямую, в обход Чубайса, выходить на Ельцина.
Но и этого Ельцину показалось мало. Он снял Чубайса с должности председателя Государственного комитета по управлению государственным имуществом (ГКИ) и назначил на этот пост приглянувшемуся ему ещё летом губернатора Амурской области Владимира Полеванова, который был открыто нелоялен Чубайсу и его политике приватизации.
Полеванов тут же приступил к ревизии всей той деятельности, которую осуществлял Чубайс со своей командой, и буквально через несколько дней начал выступать с публичными заявлениями о том, что эта политика «подрывает национальную безопасность», и что приватизацию следует немедленно остановить и чуть ли не повернуть вспять.
Полеванов не был злонамеренным консерватором или противником демократии и рынка. Забегая вперед, скажем, что по окончании своей государственной карьеры он вернулся в знакомую и понятную ему геологию и построил весьма прибыльную золотодобывающую компанию. В данном же случае он представлял собой яркий пример человека, профессионально совершенно не готового к той должности, на которую его поставил Ельцин.
Разумеется, он тут же сорвал аплодисменты у «красных директоров» и коммунистов, и это только распалило его. Геолог, почти буквально вышедший из сибирской тайги и сразу получивший всероссийскую трибуну, не стал сдерживать себя в выражениях и наслаждался своей «минутой славы». Он решил начать «расследование антигосударственной деятельности команды Чубайса», причём провести его силами службы безопасности президента.
Стало ясно, что за Полевановым стоит Коржаков, который, видимо, решил, что он уже достаточно поднаторел в управлении государством, и настала пора попробовать себя на поприще экономических реформ. В тот момент он набрал такую силу, что безо всякой натяжки считался вторым человеком в государстве. Чем-то вроде помеси Алексашки Меньшикова при Петре Первом с Малютой Скуратовым при Иване Грозном.
Так Ельцин в характерной для себя манере ответил на предложения правительства о том, как продолжать приватизацию, и о её «денежном» этапе. Напомним, что эти предложения с лета лежали у него на столе. Стало ясно, что к тому времени у него были другие планы на то, что делать с государственной собственностью, и правительственные наработки с этими планами явно не совпадали.
Ельцин не стал откладывать в долгий ящик демонстрацию своего взгляда на то, как должна выглядеть приватизация, и 29 ноября подписал указ о создании на частотах государственного первого федерального канала (охват аудитории – 180 миллионов зрителей) акционерного общества «Общественное Российское Телевидение» (ОРТ).
Одним росчерком пера, без всяких аукционов и конкурсов, фактически бесплатно, он передал принадлежавший государству огромный ресурс политического влияния и потенциальный источник огромных доходов в руки Березовского, который к тому моменту был всего лишь крупным автодилером. И всё его отличие от других потенциальных претендентов на этот уникальный государственный медиаресурс состояло лишь в том, что он был лично знаком с Ельциным, и Ельцин считал его лояльным себе человеком.
Можно было бы добавить, что Ельцин, возможно, испытывал к Березовскому признательность за финансирование издания своих мемуаров. Но поскольку мы уверены в том, что Ельцин никогда ни к кому не испытывал благодарности, то и тут мы этого утверждать не станем.
И пусть вас, дорогие читатели, не обманет то обстоятельство, что в своём указе Ельцин контрольный пакет акций (51%) закрепил в государственной собственности. Внутри кремлёвской команды было сразу жёстко оговорено, что государство останется пассивным акционером, а все решения внутри ОРТ будет принимать Березовский. Позже мы объясним, как эта договорённость реализовывалась на практике, и приведем тому массу примеров.
Указ о передаче Первого канала Березовскому был плодом лоббирования не только Коржакова, которого в это время Березовский уже публично называл своим другом. Важную роль в его подписании сыграл и Валентин Юмашев, которого все в узком кругу звали «Валей» и который к тому моменту стал настолько близок Ельцину, что фактически был ему как сын.
Здесь сошлось несколько факторов. Во-первых, Юмашев (1957 года рождения) действительно годился Ельцину (родившемуся в 1931 году) в сыновья. Во-вторых, говорят, что Ельцин всегда мечтал о сыне. (Впрочем, о сыне мечтает почти каждый мужчина, и в этом не было ничего удивительного). В-третьих, они много времени проводили вместе, ещё когда писали первые ельцинские мемуары. Юмашев был вхож в его семью, в его дом, и никогда не упускал возможности быть рядом. Его мягкие манеры и внешние доброжелательность и бесконфликтность оказывали на Ельцина благотворное воздействие.
Всегда взвинченный и уставший от стресса (как в силу реального давления власти и ответственности, так и от перманентной абстиненции) Ельцин отдыхал в его обществе. И семья очень любила, когда «Папа» проводил время с Валей.
Надо сказать, что и Юмашев, выросший без отца, тоже тянулся к Ельцину. Человек внутренне несильный, он всегда мечтал о покровительстве, о возможности переложить на кого-то груз ответственности и даже саму необходимость принятия решения. Ему больше по душе была роль советника, помощника.
И тогда, и позже он позиционировал себя как человека, который предлагает своему патроны альтернативы. А уже сам выбор и ответственность за него – удел лидера, альфа-самца, могучего и брутального вождя. Ельцин подсознательно принял это распределение ролей. Оно как нельзя лучше подходило к его собственному пониманию своей роли в «стае». К тому времени он уже устал от храбрых и амбициозных сподвижников типа Гайдара и Бурбулиса, или, тем более, Хасбулатова и Руцкого.
Березовский мог назвать Юмашева своим другом – ещё с большим основанием, чем Коржакова. Березовский в советское время серьезно занимался прикладной математикой и, в силу склада своего ума, мог быстро оценить бизнес-перспективы такого своего позиционирования. Своё продвижение внутри ельцинского «двора» он выстраивал вполне прагматично, как генералы в генеральном штабе планируют войсковые операции.
Например, однажды поняв, что это будет хорошо воспринято членами Президентского клуба, он, не особенно задумываясь, принял православие, хотя был евреем, а в то время не было уже никаких причин отказываться от веры отцов и становится выкрестом.
Он сделал это, по его собственному признанию, в апреле 1994 года. То есть тогда, когда он только входил в Президентский клуб, и ему нужно было преодолеть вполне понятную настороженность, которую испытывали к нему, человеку совершенно другого круга, все эти вояки вроде Коржакова, Барсукова и Грачёва.
Очень скоро он опутал сетью мелких услуг и «бескорыстной» дружбы всех приближенных Ельцина, кто этого хотел. И прежде всего – Коржакова и Юмашева. Это были два кита, на которых Березовский строил своё влияние и свой образ человека, который «решает вопросы». Скоро слава о нём как о сверхвлиятельном человеке поползла по Москве. Его дружбы стали искать влиятельные министры и силовики. К концу 1994 года в его офисе на Новокузнецкой улице уже нельзя было протолкнуться от генералов и чиновников, желавших засвидетельствовать своё почтение и «обсудить интересную тему».
Чтобы понять атмосферу Президентского клуба и царившие в нём нравы, нужно знать, что недавний эпизод со взрывом Сергея Тимофеева («Сильвестра») не был чем-то из ряда вон выходящим. Так, например, 17 октября от взрыва мины-ловушки, заложенной в его дипломат, погиб журналист газеты «Московский комсомолец» Дмитрий Холодов, который был известен коррупционными разоблачениями министра обороны Павла Грачёва. Так же, как и в случае с «Сильвестром», все члены Президентского клуба опять глубокомысленно подмигивали друг другу и одобрительно хлопали Грачёва по плечу, хотя он никогда официально не обвинялся в этом преступлении, а спецназовцы ВДВ, арестованные по подозрению в убийстве Холодова, были оправданы судом. И хотя пресса открыто обвиняла Грачёва в убийстве, это никак не сказалось на отношении к нему ни членов Президентского клуба, ни самого Ельцина.
Идея получить в своё распоряжение федеральный телевизионный канал пришла в голову Березовскому потому, что он увидел, какие власть и влияние дают медиа, если они находятся в правильных руках.
У него перед глазами был пример Владимира Гусинского, который в 1993 году создал телекомпанию НТВ и выкупил контрольный пакет акций радиостанции «Эхо Москвы», а к концу 1994 года был уже очень влиятельным человеком, дружбы с которым искали все более-менее значительные фигуры в России.
Гусинский был по-своему замечательным человеком. В конце 80-х он основал несколько фирм и банк «Мост». Пользуясь близким знакомством с мэром Москвы Лужковым, он добился того, что деньги городской казны хранились у него в банке. А это были значительные суммы. Достаточно сказать, что в то время бюджет Москвы был лишь в семь раз меньше федерального и при этом (в отличие от федерального) – профицитным.
На обслуживании московского бюджета банк Гусинского быстро вырос, а практически все заработанные деньги он тратил на укрепление собственной службы безопасности и на развитие своих медиаресурсов. Консультантом для развития обоих направлений он взял легендарного Филиппа Денисовича Бобкова. Бобков был полным генералом КГБ, бывшим начальником 5-го главного управления КГБ СССР (борьба с инакомыслием). Это именно он преследовал всех диссидентов, например – Солженицына, разгромил Хельсинскую группу и отправил академика Сахарова в ссылку в Горький. Всё это, впрочем, ничуть не смутило Гусинского.
Даже не имея своей метровой частоты и выходя всего лишь несколько раз в день на частоте 4-го образовательного канала, телекомпания НТВ быстро завоевала большую аудиторию и превратилась в популярный телеканал, который серьёзно влиял на общественное мнение.
Все знали, что Гусинский не всегда корректно использовал это влияние, и среди московских бизнесменов ходили прайс-листы медиа-услуг от Гусинского. Был среди них и так называемый «абонемент», то есть некая фиксированная ежемесячная плата за отсутствие в эфире НТВ упоминаний «абонента» в негативном ключе.
Аналогично Гусинский действовал и в отношении чиновников и политиков. С той лишь разницей, что в качестве платы за «абонемент» он принимал «дружбу, ничего кроме дружбы» и вытекавшие из этой «дружбы» услуги и протекции.
Одновременно и служба безопасности Гусинского, опираясь на его финансы и опыт Бобкова, вскоре превратилась хорошо организованную частную спецслужбу со своими базами данных компромата и хорошо налаженной слежкой за потенциальными противниками. С собранными таким образом «досье» Гусинский и выходил на контакт с политиками, бизнесменами и чиновниками, предлагая им свои услуги и «дружбу».
Сочетание этих двух факторов (медиа и частная спецслужба) вкупе с невероятной агрессивностью Гусинского многократно усилили его бизнес-позиции и политическое влияние. Разумеется, он щедро делился с Лужковым этими своими возможностями, превращая того в фигуру, всё более приближавшуюся по масштабу к Ельцину.
Это не могло пройти мимо внимания Березовского. Он решил действовать по двум направлениям. Во-первых, самому заполучить федеральный канал. А во-вторых, используя своё влияние, создать проблемы Гусинскому с тем, чтобы остановить его бурную экспансию.
Березовский сумел убедить Юмашева и Коржакова (а те, в свою очередь, Ельцина), что следующие президентские выборы не за горами, и к ним нужно тщательно подготовиться. Что без медиаресурсов нечего и думать выиграть президентскую гонку. И что он – тот самый человек, который может всё это организовать, поскольку у него есть деньги и талант организатора, а в его лояльности президент может не сомневаться.
Как мы уже писали, вся эта его интрига кончилась подписанием указа о создании ОРТ. И ни у кого в окружении Ельцина (а у него самого – тем более) не возникло ни одного вопроса, почему огромный кусок государственной собственности бесплатно передавался частному лицу. Почему не было никаких публичных торгов, как всё это следовало понимать, и как это называется? Почему информационный ресурс такой мощности передавался в руки Березовского с почти нескрываемой целью обеспечить победу Ельцина на следующих президентских выборах в 1996 году, и соответствовало ли это не конституции даже, а хотя бы самым элементарным представлениям о конкурентной демократии…
Все эти вопросы возникли позже, когда для реализации указа Березовский пришел к Черномырдину и Чубайсу. (Кстати, характерно, что ярый сторонник защиты интересов государства и противник «разбазаривания госсобственности» Полеванов завизировал все эти документы без малейших возражений). Но о перипетиях борьбы вокруг ОРТ мы расскажем позже, в главе про 1995 год.
Теперь же, после подписания указа, Березовский приступил ко второй части своего плана и начал убеждать всех в окружении Ельцина (включая его дочь Татьяну) в том, что Гусинский представляет собой угрозу не только власти Ельцина, но и более широко: самой демократии в России.
Благо выискивать аргументы для этого было не нужно: одного упоминания генерала Бобкова и созданной им службы безопасности было достаточно, чтобы Коржаков и вся его компания насторожились. Уж они-то знали цену этому серому кардиналу Андропова.
Ну, а рассказы о том, как Гусинский злоупотреблял свободой слова рэкетируя бизнесменов и политиков, только добавили красок в эту и без того живописную картину. Коржаков в своих мемуарах утверждает, что он поначалу держался и никак не реагировал на уговоры Березовского, но, когда он получил прямую команду от Ельцина, вопрос был решён и служба безопасности президента (СБП), которой руководил Коржаков, решила проучить Гусинского раз и навсегда.
Мы не можем знать, как было на самом деле, получал ли Коржаков команду от Ельцина или действовал на собственный страх и риск, но 2 декабря бойцы СБП блокировали офис Гусинского и положили всю его охрану лицом в снег. Так они пролежали несколько часов, пока не приехал спецназ московского ФСК (нынешнего ФСБ), который вызвал Гусинский (а в Москве он решал все вопросы).
Между спецназом ФСК и СБП завязалась перестрелка (!), из которой люди Коржакова вышли победителями (хорошо, что всё обошлось без жертв), а спецназовцы ФСК удалились прочь, так и не выручив сидевшего в осаде медиамагната. Набив (для острастки) морды охране Гусинского, бойцы СБП тоже покинули место битвы, пообещав всем своим противникам, включая Гусинского, большие проблемы.
На следующий день Ельцин своим указом уволил руководителя Московского ФСК Евгения Савостьянова. В кулуарах говорили, что он так и не смог внятно объяснить почему он послал свой спецназ по звонку Гусинского, в то время как такого рода вызовы – епархия соответствующих подразделений ГУВД.
Кроме этого, Ельцин встретился с Лужковым, и через короткое время большинство бюджетных счетов Москвы перекочевали из банка «Мост» в созданный специально для этого «Банк Москвы». Лужков понял, что дружба с Гусинским, помимо выгод, может доставлять и проблемы. Поэтому он решил не класть все яйца в одну корзину. Нет, он, разумеется, не порвал с Гусинским, но решил слегка дистанцироваться от него. Уж слишком конфликтным и беспардонным был этот новоявленный «гражданин Кейн».
Таким образом, версия Коржакова о том, что вся эта потасовка у офиса Гусинского не была его самодеятельностью, а действовал он, если не по указанию, то с согласия Ельцина, выглядит достаточно убедительно.
Разумеется, будучи полностью занятым такими «важными» делами, Ельцин просто не успевал по-настоящему заняться проблемами с Чечнёй. А там, параллельно со всеми описанными выше «чёрными вторниками» и прочими московскими интригами, постепенно развивался полномасштабный кризис.