«Мать» ужасов
2 октября, 2018 8:50 дп
Василий Гатов
Грустное событие — смерть великого Шарля Азнавура — напомнила, иронично, об одном жизненном событии из разряда «с нами стыдно, зато весело».
В ранние 1990-е годы мы с Anna Narinskaya метались между работой на документалки БиБиСи, какими-то стрингерскими проектами и — более или менее постоянно — переводами фильмов для только что появившегося ТВ-6, где кинопоказом заведовал Петя Щепотинник, отличавшийся отменным вкусом.
Среди прочего, немногочисленным зрителям ТВ-6 должна быть явлена ретроспектива французского кино 1950-1960 годов, которая не могла обойтись без шедевра Франсуа Трюффо «Не стреляйте в пианиста» (фильм, где Азнавур сыграл главную роль).
Поставщик прокатных прав для ТВ-6 был настолько …. не знаю даже как сказать, изобретательным, что предложенная к прокату копия была НА АНГЛИЙСКОМ, как и транскрипт текста. Наринская получала заказ на переводы фильмов оптом, и, обнаружив там французское кино, мы не сильно удивились — какая разница, что переводить с VHS с монтажными листами.
На экране умирал Азнавур, мы вели бесконечные разговоры о самом главном (ныне забывшемся), но строчка за строчкой, перевод происходил и сдавался (кажется, даже вовремя).
Азнавур на английском был легкой добычей, потому что и так немногословный сценарий Трюффо для английского зрителя упростили до саундтрека порнофильма с музыкой, поэтому я ничего не помню именно про Азнавура.
Зато помню, как мы мучались с переводом раннего Хичкока, в особенности Juno and Paycock. Фильм, снятый Хичкоком еще в Дублине и с ирландскими актерами, был скалой невозможности. Они там говорили на языке, который английский даже отдаленно не напоминал, а монтажных листов не было от слова совсем. При этом у меня был опыт радиоразведки (пилоты B-52 имеют много странных акцентов), а у Аньки был опыт работы барвуменом в НЙ (тоже не Оксфорд, чай). Но персонажи Хичкока то ли говорили на гэльском, то ли звук 1930-х годов был столь плох — это был полный тупик.
Когда, почти испортив кассету VHS и видеомагнитофон, мы случайно пожаловались на наши проблемы анькиным родителям (конкретно Anatoly Naiman), великий поэт сделал лицо — косвенно описанное Довлатовым в великой ремарке про «прочтите строчки три» — и полез на табуретку.
С табуретки он спустился с томиком Шона О’Кейси, классика ирландской пролетарской литературы, который содержал перевод соответствующей пьесы (потому что Хичкок просто экранизировал, ну, по понятиям русского языка, роман Максима Горького «Мать»), произведенном Гослитиздатом в 1934, кажется году.
Пьеса была использована Хичкоком дословно, и два дополнения, которые великий мастер ужасов себе позволил, случайно оказались как раз теми кусками, котоые мы с Аней поняли с смогли расшифровать. Оставшийся сильно акцентированный текст переводить мы не стали, просто приложив Щепотиннику ксерокс редкого издания. Кажется, так это все и вышло в эфир.
Василий Гатов
Грустное событие — смерть великого Шарля Азнавура — напомнила, иронично, об одном жизненном событии из разряда «с нами стыдно, зато весело».
В ранние 1990-е годы мы с Anna Narinskaya метались между работой на документалки БиБиСи, какими-то стрингерскими проектами и — более или менее постоянно — переводами фильмов для только что появившегося ТВ-6, где кинопоказом заведовал Петя Щепотинник, отличавшийся отменным вкусом.
Среди прочего, немногочисленным зрителям ТВ-6 должна быть явлена ретроспектива французского кино 1950-1960 годов, которая не могла обойтись без шедевра Франсуа Трюффо «Не стреляйте в пианиста» (фильм, где Азнавур сыграл главную роль).
Поставщик прокатных прав для ТВ-6 был настолько …. не знаю даже как сказать, изобретательным, что предложенная к прокату копия была НА АНГЛИЙСКОМ, как и транскрипт текста. Наринская получала заказ на переводы фильмов оптом, и, обнаружив там французское кино, мы не сильно удивились — какая разница, что переводить с VHS с монтажными листами.
На экране умирал Азнавур, мы вели бесконечные разговоры о самом главном (ныне забывшемся), но строчка за строчкой, перевод происходил и сдавался (кажется, даже вовремя).
Азнавур на английском был легкой добычей, потому что и так немногословный сценарий Трюффо для английского зрителя упростили до саундтрека порнофильма с музыкой, поэтому я ничего не помню именно про Азнавура.
Зато помню, как мы мучались с переводом раннего Хичкока, в особенности Juno and Paycock. Фильм, снятый Хичкоком еще в Дублине и с ирландскими актерами, был скалой невозможности. Они там говорили на языке, который английский даже отдаленно не напоминал, а монтажных листов не было от слова совсем. При этом у меня был опыт радиоразведки (пилоты B-52 имеют много странных акцентов), а у Аньки был опыт работы барвуменом в НЙ (тоже не Оксфорд, чай). Но персонажи Хичкока то ли говорили на гэльском, то ли звук 1930-х годов был столь плох — это был полный тупик.
Когда, почти испортив кассету VHS и видеомагнитофон, мы случайно пожаловались на наши проблемы анькиным родителям (конкретно Anatoly Naiman), великий поэт сделал лицо — косвенно описанное Довлатовым в великой ремарке про «прочтите строчки три» — и полез на табуретку.
С табуретки он спустился с томиком Шона О’Кейси, классика ирландской пролетарской литературы, который содержал перевод соответствующей пьесы (потому что Хичкок просто экранизировал, ну, по понятиям русского языка, роман Максима Горького «Мать»), произведенном Гослитиздатом в 1934, кажется году.
Пьеса была использована Хичкоком дословно, и два дополнения, которые великий мастер ужасов себе позволил, случайно оказались как раз теми кусками, котоые мы с Аней поняли с смогли расшифровать. Оставшийся сильно акцентированный текст переводить мы не стали, просто приложив Щепотиннику ксерокс редкого издания. Кажется, так это все и вышло в эфир.