Лямур и ее коммандос
13 февраля, 2019 11:35 дп
ЛеРа
— Ну? Ты хочешь остаться в нашем штабе? Тогда прыгай!
Братец мялся на крыше душа и никак не решался.
Все этапы принятия новых членов в Тайный Штаб «Орлёнок» были пройдены, и теперь я, как командир, воспитывала в своих орлятах смелость и бесстрашие.
– Ты понимаешь, что если придут фашисты, тебе придется быть ловким и сильным? Прыгай!
Отчего в мирном 1984-м в нашем жарком восточном городе должны были появиться фашисты, меня никто не спрашивал, но в их вероломном нападении я не сомневалась.
…Мне было 12, когда, прочитав «Тимура и его команду», я поняла: это то, чего не хватало в моей жизни и жизни родных.
Тем же вечером было придумано название по аналогии с патриотической песней о машущем крылом орленке, оглядывающем с высот степи. Не обошлось без девиза и гимна. Эля, которой на тот момент было девять, и брат Марик, шести лет, автоматически были призваны в ряды штаба и обязаны были выучить гимн в течение вечера.
Достав коробку из-под маминых сапог, мы обклеили ее белой бумагой и подписали «Почта Орлёнка».
Утром взрослые нашли в гостиной сделанную нами газету, посвященную открытию Тайного Штаба с рекомендацией писать и отправлять свои просьбы в почтовый ящик штаба.
«Сходить за хлебом» – гласила первая заявка. Я прослезилась: дело обещало быть важным и нужным.
Эля отправилась на выполнение. В нагрузку мною было дано задание постучать по дороге в пару окон соседей и убежать. Так, по моему мнению, закалялась хитрость.
Для воспитания меткости и ловкости орлята кидали камни в бутылки, активно пролезали через узкие щели в заборе и курятнике, прыгали в длину через грядки, изрядно помяв их, и вот, наконец, приступили к завершающему заданию.
Во дворе стоял летний душ. Высотой в два метра, добротно сколоченный, с огромным баком для воды сверху, он давно стал для меня спортивным тренажером в моих лазаньях. С одной стороны к нему была приставлена легкая лестница. Именно с душа предстояло прыгать моим орлятам.
Я, как предводитель и главный орёл штаба, прыгнула первой. Плотно утрамбованная земля делала приземление несколько жестковатым, но в условиях подготовки к военному времени думать о мягкости посадки было смешно.
Эля прыгнула более или менее ловко, а вот братец вцепился в бортики и прыгать никак не желал.
– Исключим из членов штаба, – надрывалась я. – Ты же не хочешь этого?
Член исключаться не желал, но и прыгать с двухметровой высоты было страшновато.
– Прыгай, трус! — подпевала Эля, которой, со своей стороны, хотелось, чтоб брат тоже испытал ужас полета.
— Земля далеко! Лететь долго!
Исключать Марика мне вовсе не светило, так как потеря одного бойца означала потерю трети состава. И я приступила к уговорам:
— Хорошо. Прыгнешь с парашютом.
Я принесла из дома большой черный целлофановый пакет, ручки от которого продела в подмышки брата. Он стал похож на грустного муравья с жирной черной попкой.
– Прыгай!
– Да не могу я! Земля жесткая!
– Ладно. Сейчас будет мягкая.
Я стала разрыхлять землю лопатой. Разрыхлять – это сильно сказано. Глубже, чем на полсантиметра мне копнуть не удалось. Наконец, маленький островок был готов смягчить силу удара.
– Постарайся приземлиться на этот кусочек, – скомандовала я, – здесь мягко. Ну? Давай! А то сову позову!
Это был удар ниже пояса. Брат почему-то очень боялся мягкую игрушку сову, висящую дома. Сова висела на стенке и собирала в свое брюшко всякую мелочь, иногда раздуваясь до внушительных размеров.
Марик округлил глаза и оглянулся.
– У! У! Уууу!!! – внезапно заверещала я толстым голосом и стала хлопать себя руками по бокам.
Марат с ужасом вытаращился на меня, резво поправил лямки парашюта и сиганул вниз.
Едва приземлившись, он вскочил, скинул парашют и со всех ног ринулся домой.
Вечером орлята получили от меня задание готовить себя к ночной разведке. То есть – не спать. Я, как старшая, решила быть завершающей:
– Дежурим по два часа. Первым не спит Марат. Следующие два часа – Эля, и ты, как старший из двоих, контролируешь Марика. Потом на пост заступаю я и с рассветом начинаем уборку территории.
Дети обрадовались возможности не спать, но запал их иссяк довольно скоро.
В час засопел Марик, и Эля, оставшись в недремлющем одиночестве, стала стоически бороться со сном. Она щипала себя за щеки, бормотала сказки, прислушивалась к ночным звукам, посещала холодильник… Глаза слипались, но в три она должна была разбудить меня, своего командира, и сдать пост.
Наконец часы показали три.
— Ляль.. Три. Просыпайся.
— М? Что такое?? — Я не слишком понимала, зачем меня разбудили.
— Время. Твоя очередь дежурить до пяти.
— О, я тут вот что подумала, — я едва разлепляла веки, — экзамен на выносливость будем сдавать по-другому. А теперь спать. Спи уже.
И я засопела дальше.
…Сейчас нам всем по 40+. Фашистов в нашей жизни, слава богу, всё же не случилось, орлята мои – ребята выносливые, смелые и креативные, но вот командира во мне они теперь совсем не видят.
Уволю всех, к чертовой матери!…
ЛеРа
— Ну? Ты хочешь остаться в нашем штабе? Тогда прыгай!
Братец мялся на крыше душа и никак не решался.
Все этапы принятия новых членов в Тайный Штаб «Орлёнок» были пройдены, и теперь я, как командир, воспитывала в своих орлятах смелость и бесстрашие.
– Ты понимаешь, что если придут фашисты, тебе придется быть ловким и сильным? Прыгай!
Отчего в мирном 1984-м в нашем жарком восточном городе должны были появиться фашисты, меня никто не спрашивал, но в их вероломном нападении я не сомневалась.
…Мне было 12, когда, прочитав «Тимура и его команду», я поняла: это то, чего не хватало в моей жизни и жизни родных.
Тем же вечером было придумано название по аналогии с патриотической песней о машущем крылом орленке, оглядывающем с высот степи. Не обошлось без девиза и гимна. Эля, которой на тот момент было девять, и брат Марик, шести лет, автоматически были призваны в ряды штаба и обязаны были выучить гимн в течение вечера.
Достав коробку из-под маминых сапог, мы обклеили ее белой бумагой и подписали «Почта Орлёнка».
Утром взрослые нашли в гостиной сделанную нами газету, посвященную открытию Тайного Штаба с рекомендацией писать и отправлять свои просьбы в почтовый ящик штаба.
«Сходить за хлебом» – гласила первая заявка. Я прослезилась: дело обещало быть важным и нужным.
Эля отправилась на выполнение. В нагрузку мною было дано задание постучать по дороге в пару окон соседей и убежать. Так, по моему мнению, закалялась хитрость.
Для воспитания меткости и ловкости орлята кидали камни в бутылки, активно пролезали через узкие щели в заборе и курятнике, прыгали в длину через грядки, изрядно помяв их, и вот, наконец, приступили к завершающему заданию.
Во дворе стоял летний душ. Высотой в два метра, добротно сколоченный, с огромным баком для воды сверху, он давно стал для меня спортивным тренажером в моих лазаньях. С одной стороны к нему была приставлена легкая лестница. Именно с душа предстояло прыгать моим орлятам.
Я, как предводитель и главный орёл штаба, прыгнула первой. Плотно утрамбованная земля делала приземление несколько жестковатым, но в условиях подготовки к военному времени думать о мягкости посадки было смешно.
Эля прыгнула более или менее ловко, а вот братец вцепился в бортики и прыгать никак не желал.
– Исключим из членов штаба, – надрывалась я. – Ты же не хочешь этого?
Член исключаться не желал, но и прыгать с двухметровой высоты было страшновато.
– Прыгай, трус! — подпевала Эля, которой, со своей стороны, хотелось, чтоб брат тоже испытал ужас полета.
— Земля далеко! Лететь долго!
Исключать Марика мне вовсе не светило, так как потеря одного бойца означала потерю трети состава. И я приступила к уговорам:
— Хорошо. Прыгнешь с парашютом.
Я принесла из дома большой черный целлофановый пакет, ручки от которого продела в подмышки брата. Он стал похож на грустного муравья с жирной черной попкой.
– Прыгай!
– Да не могу я! Земля жесткая!
– Ладно. Сейчас будет мягкая.
Я стала разрыхлять землю лопатой. Разрыхлять – это сильно сказано. Глубже, чем на полсантиметра мне копнуть не удалось. Наконец, маленький островок был готов смягчить силу удара.
– Постарайся приземлиться на этот кусочек, – скомандовала я, – здесь мягко. Ну? Давай! А то сову позову!
Это был удар ниже пояса. Брат почему-то очень боялся мягкую игрушку сову, висящую дома. Сова висела на стенке и собирала в свое брюшко всякую мелочь, иногда раздуваясь до внушительных размеров.
Марик округлил глаза и оглянулся.
– У! У! Уууу!!! – внезапно заверещала я толстым голосом и стала хлопать себя руками по бокам.
Марат с ужасом вытаращился на меня, резво поправил лямки парашюта и сиганул вниз.
Едва приземлившись, он вскочил, скинул парашют и со всех ног ринулся домой.
Вечером орлята получили от меня задание готовить себя к ночной разведке. То есть – не спать. Я, как старшая, решила быть завершающей:
– Дежурим по два часа. Первым не спит Марат. Следующие два часа – Эля, и ты, как старший из двоих, контролируешь Марика. Потом на пост заступаю я и с рассветом начинаем уборку территории.
Дети обрадовались возможности не спать, но запал их иссяк довольно скоро.
В час засопел Марик, и Эля, оставшись в недремлющем одиночестве, стала стоически бороться со сном. Она щипала себя за щеки, бормотала сказки, прислушивалась к ночным звукам, посещала холодильник… Глаза слипались, но в три она должна была разбудить меня, своего командира, и сдать пост.
Наконец часы показали три.
— Ляль.. Три. Просыпайся.
— М? Что такое?? — Я не слишком понимала, зачем меня разбудили.
— Время. Твоя очередь дежурить до пяти.
— О, я тут вот что подумала, — я едва разлепляла веки, — экзамен на выносливость будем сдавать по-другому. А теперь спать. Спи уже.
И я засопела дальше.
…Сейчас нам всем по 40+. Фашистов в нашей жизни, слава богу, всё же не случилось, орлята мои – ребята выносливые, смелые и креативные, но вот командира во мне они теперь совсем не видят.
Уволю всех, к чертовой матери!…