Липкин и Тыквина
24 января, 2020 10:28 дп
Валерий Зеленогорский
Валерий Зеленогорский:
Он был никто, она учительница и шансов на встречу у них не было никаких, он сел на №86, он ездил всегда на 43 до Серебряного Бора, а тут подошел 86 и он сел, не сел, а бухнулся на сидение не глядя, у него сегодня было два вызова, Тошиба и Мак, он легко поставил их на ноги и теперь ехал домой, где его ждал только кот, она села на Войковской с тетрадями, сумкой, двумя пакетами, с едой и старыми сапогами из ремонта, ее дома ждала сучка Майка и портреты родителей, лежащих на Хованском. Обычный вечер в Москве, когда приличные люди едут домой, не торопясь к сериалу «Ментовские войны».
Мужичок, сидящий рядом, закемарил уже на Новопесчаной, а у кинотеатра «Ленинград», он вовсю уже храпел на ее плече, а у нее не было сил сделать ему замечание, ей даже показалось на секунду, что он с ней, у нее и двадцать лет никого не было, а он, правда, был женат полгода, на соседке и с тех пор один, спрос на таких невелик, за версту видно , что лузер, но одет чистенько, из бывших инженеров, чинит компы по объявлениям в лифтах и подъездах.
Приключений она не искала и не любила, не худела и зубы не отбеливала, поставила себя на полку во второй ряд, вроде тоже книга, а если не знаешь не видно. Легкий плевок судьбы в лицо охладил ее на следующую жизнь, когда позволила себе полюбить одного доцента, а доцент попробовал ее малину и грубо сказал, что любит послаще, и она закрыла свое лукошко и больше в лес по ягоды не ходила.
На Песчаной площади мужичок очнулся, извинился за неделикатность, она сразу простила и удивилась, у него был красивый голос и обороты речи человека, не ошибающегося в падежах и в склонениях чистительных, она таких уважала, людям она прощала все, кроме ошибок в пунктуации и незнания страдательного залога, когда она приехала на свою остановку на Куусинена, он тоже встал, они вышли, он попросил ее сумки и она не испугалась, дала с легкостью и они потихоньку пошли к ее дому, самому старому, трехэтажному, где на первом была прокуратура, там когда-то и жили прокурорские, а потом переехали, в доме осталась бюджетная шваль и каменные старухи, на плечах которых было, как минимум по десять высших мер на каждую квартиру.
Они дошли, мужичок не болтал, нес кошелки, а она наоборот, болтала какую-то хрень и даже почувствовала себя взволнованной и она решила пригласить его на чай, красть у нее ничего не было, да и он ей показался своим, они были одного поля ягоды и она безоговорочно поверила, что от него беды не будет.
Он сам себе удивился и принял ее приглашение, деньги он всегда прятал в носок, а за проездной он не боялся, на дворе было 26 число.
Они попили чаю, он ей рассказал про своих родителей, про то немногое, что с ним случилось за 45 лет, она тоже распустила язык, что за ней не водилось,когда она очнулась было уже два часа, он как то засуетился, стал собираться, она поняла, что он не хочет выбираться из тепла и просто сказала ему: «Останься. Ты обычный, я некрасивая, давай без заморочек», и он не стал отнекиваться, а просто пересел с дивана на стул и ждал, когда она постелит белье в цветочек «синенькое на беленьком», потом они легли, носки он не снял, трусы тоже, она тоже не надела на себя ничего предосудительного.
Было дико нервно, они лежали, как дети в пионерском лагере, но электрический треск натянутых нервов звучал в воздухе, как в школьном опыте про вольтову дугу, ничего не было, у них так давно ничего не было, что вспоминать не было никаких сил, а потом было утро и он ушел, тихо, без скрипа, без сморканий и харканий в ее стерильном туалете и все.
И больше она его не видела, он не ездит на 86, только на 43, а она пересела на маршрутку, чтобы сердце не взорвалось.
Валерий Зеленогорский
Валерий Зеленогорский:
Он был никто, она учительница и шансов на встречу у них не было никаких, он сел на №86, он ездил всегда на 43 до Серебряного Бора, а тут подошел 86 и он сел, не сел, а бухнулся на сидение не глядя, у него сегодня было два вызова, Тошиба и Мак, он легко поставил их на ноги и теперь ехал домой, где его ждал только кот, она села на Войковской с тетрадями, сумкой, двумя пакетами, с едой и старыми сапогами из ремонта, ее дома ждала сучка Майка и портреты родителей, лежащих на Хованском. Обычный вечер в Москве, когда приличные люди едут домой, не торопясь к сериалу «Ментовские войны».
Мужичок, сидящий рядом, закемарил уже на Новопесчаной, а у кинотеатра «Ленинград», он вовсю уже храпел на ее плече, а у нее не было сил сделать ему замечание, ей даже показалось на секунду, что он с ней, у нее и двадцать лет никого не было, а он, правда, был женат полгода, на соседке и с тех пор один, спрос на таких невелик, за версту видно , что лузер, но одет чистенько, из бывших инженеров, чинит компы по объявлениям в лифтах и подъездах.
Приключений она не искала и не любила, не худела и зубы не отбеливала, поставила себя на полку во второй ряд, вроде тоже книга, а если не знаешь не видно. Легкий плевок судьбы в лицо охладил ее на следующую жизнь, когда позволила себе полюбить одного доцента, а доцент попробовал ее малину и грубо сказал, что любит послаще, и она закрыла свое лукошко и больше в лес по ягоды не ходила.
На Песчаной площади мужичок очнулся, извинился за неделикатность, она сразу простила и удивилась, у него был красивый голос и обороты речи человека, не ошибающегося в падежах и в склонениях чистительных, она таких уважала, людям она прощала все, кроме ошибок в пунктуации и незнания страдательного залога, когда она приехала на свою остановку на Куусинена, он тоже встал, они вышли, он попросил ее сумки и она не испугалась, дала с легкостью и они потихоньку пошли к ее дому, самому старому, трехэтажному, где на первом была прокуратура, там когда-то и жили прокурорские, а потом переехали, в доме осталась бюджетная шваль и каменные старухи, на плечах которых было, как минимум по десять высших мер на каждую квартиру.
Они дошли, мужичок не болтал, нес кошелки, а она наоборот, болтала какую-то хрень и даже почувствовала себя взволнованной и она решила пригласить его на чай, красть у нее ничего не было, да и он ей показался своим, они были одного поля ягоды и она безоговорочно поверила, что от него беды не будет.
Он сам себе удивился и принял ее приглашение, деньги он всегда прятал в носок, а за проездной он не боялся, на дворе было 26 число.
Они попили чаю, он ей рассказал про своих родителей, про то немногое, что с ним случилось за 45 лет, она тоже распустила язык, что за ней не водилось,когда она очнулась было уже два часа, он как то засуетился, стал собираться, она поняла, что он не хочет выбираться из тепла и просто сказала ему: «Останься. Ты обычный, я некрасивая, давай без заморочек», и он не стал отнекиваться, а просто пересел с дивана на стул и ждал, когда она постелит белье в цветочек «синенькое на беленьком», потом они легли, носки он не снял, трусы тоже, она тоже не надела на себя ничего предосудительного.
Было дико нервно, они лежали, как дети в пионерском лагере, но электрический треск натянутых нервов звучал в воздухе, как в школьном опыте про вольтову дугу, ничего не было, у них так давно ничего не было, что вспоминать не было никаких сил, а потом было утро и он ушел, тихо, без скрипа, без сморканий и харканий в ее стерильном туалете и все.
И больше она его не видела, он не ездит на 86, только на 43, а она пересела на маршрутку, чтобы сердце не взорвалось.