Когда я вырасту, я хочу быть шлюхой
20 марта, 2021 1:46 пп
2sis
У меня есть подруга, самый сексуально авантюрный человек, которого я когда-либо встречала. От секса втроём до секс-вечеринок, она практически всё перепробовала. Я безумно люблю её. Если бы в продаже были её плакаты, я бы купила их, поместила в небольшую рамку и повесила бы над моей кроватью, как Деву Марию.
Она живет моими фантазиями. Она сделала всё, что я когда-либо хотела сделать, и сделала это качественно. Несколько месяцев назад у нас с мамой были горячие споры о ней. Мы говорили о моей «дикой подруге», когда моя верующая мама сказала, что люди, у которых был секс втроём или оргии, «психически ненормальные».
В тот момент всё, о чём я могла подумать, было: слава Богу, мне больше не 12 лет, потому что иначе это испортило бы меня на всю оставшуюся жизнь.
Очевидно, я не выросла в сексуально позитивной семье. Когда я впервые произнесла слово «мастурбация» при моей маме, она посмотрела на меня так, будто я сказала ей, что продаю свою душу дьяволу. Но по какой-то причине Вселенная или Бог, или что бы там ни было ещё, сделали меня по-настоящему сексуальным человеком. Секс поглощал меня, когда я была моложе. Мое сердце тонуло как корабль, когда я прикасалась к себе — как будто я совершала худшую из возможных вещей на Земле.
Единственные люди, которые открыто говорили о сексе, когда я была моложе, были мальчики. Мои подруги упоминали об этом только между хихиканьями, за которыми быстро следовало: «Я шучу!». Я помню ночи, когда после оргазма я набирала в строке поиска Google: «Являюсь ли я сексуальным наркоманом?», потому что я не могла представить, что кто-то еще думал о сексе так же, как и я. Я чувствовала себя очень одинокой.
Когда нам было 13 лет, мои подружки фантазировали о своих будущих парнях, которые держали бы их за руки и нежно целовали их в губы, как будто они были сделаны из бумаги. Всё, о чем могла думать я, — это прикасающиеся ко мне разные руки обнаженных людей. Я хотела нежного и опытного парня, но я также хотела, чтобы ему было хорошо со мной. Я знакомилась и общалась с разными людьми на вечеринках, потому что кого-то одного было явно недостаточно.
Когда мои подруги начали терять девственность, они выучили новую броскую фразу для подтверждения действия: «Но я не шлюха». Когда они так говорили, я думала, что всё чем я хочу быть, — это шлюхой. Что в этом плохого?
Кажется, они думали, что секс нормален, только если ты делала это с одним и тем же человеком. Я, с другой стороны, хотела сделать это с группой людей, иногда — со всеми сразу.
Только когда нам исполнилось по 16 лет, мы сидели после вечеринки, пьяные, и впервые вслух упомянули мастурбацию. Одна из них спросила, мастурбировали ли мы, и все мы сказали: «Нет, фу! Девочки вообще так делают!»
На следующий день, с похмелья, я ехала в автобусе домой и всё что могла чувствовать — это ненависть к себе, потому что меня действительно тошнило от мысли о том, чтобы прикоснуться к себе. В тот понедельник, во время обеда, я решила прийти к своим чистеньким подругам и сказать им, что я мастурбировала — фактически каждый день.
Они не осудили меня, а те, кто также мастурбировал, просто признались в этом, в то время как другие задавали нам вопросы об этом. И это было действительно откровенно.
Разговоры о мастурбации с моими друзьями в старшей школе заставили меня начать говорить обо всех других вещах, которые я хотела сделать. Я рассказала им о сексе втроём, о котором я так мечтала, а также о диких сексуальных вечеринках, о том, как меня связывают и шлёпают, и обо всём, что ещё было в моих фантазиях. После таких откровений меня заставили чувствовать себя виноватой за то, что я такого хотела.
Тогда я ещё не чувствовала себя свободной, потому что женские желания всегда используются против них. Настолько, что теперь нас называют храбрыми за то, что мы делаем что-то, выходящее за рамки «нормы».
А ещё за то, что мы ожидаем и требуем удовольствия от секса, и за то, что говорим «нет». И это вещи, которые мы даже не должны защищать. И нас постоянно наказывают за эту якобы храбрость. Такие слова, как «шлюха», появляются, когда мы выражаем любовь к чему-то. И не притворяемся там, где по их мнению, должны притворяться. Люди не понимают, насколько тяжелым может быть слово «шлюха». Это так тяжело — мы носим его с собой везде, и нередко — всю жизнь. Мы даже несём его домой, к нашим кроватям, где единственными, кто может судить нас и наши действия, являемся мы сами.
В чём причина продолжения нашей борьбы против таких ярлыков, как шлюха? Почему я продолжаю спорить с моей мамой об этом? Потому что я не хочу больше бороться и быть храброй. Я хочу мастурбировать или иметь много сексуальных партнеров, не чувствуя каждый раз, что я боролась и выиграла войну. Я просто хочу быть.
Я с гордостью могу сказать, что я сексуальный человек. Это то, что я действительно люблю в себе сегодня. Это сделало потерю моей девственности намного менее стрессовой, потому что я не заботилась о том, чтобы произвести впечатление на парня. И всё, что я почувствовала после, было обретение опыта. Это дало мне толчок для сексуальных отношений с девушкой в течение полутора лет без чувства смущения или вины из-за моей сексуальности. В мире, который постоянно настаивает на том, что это качество, которое не должно вызывать никаких проблем и позора у женщин, я не обнаружила ничего, кроме возможности освобождения от него. Я не могу дождаться, когда у молодого поколения появятся более сексуально раскрепощенные родители, такие как моя авантюрная подруга, а теперь и я.
Воспитание в секс-позитивной семье — моя идея новой американской мечты. В конце концов, разве не счастливое и здоровое будущее поколение — наша цель?
Перевод Alevtina Wolf — Кiller and a sweetthang
2sis
У меня есть подруга, самый сексуально авантюрный человек, которого я когда-либо встречала. От секса втроём до секс-вечеринок, она практически всё перепробовала. Я безумно люблю её. Если бы в продаже были её плакаты, я бы купила их, поместила в небольшую рамку и повесила бы над моей кроватью, как Деву Марию.
Она живет моими фантазиями. Она сделала всё, что я когда-либо хотела сделать, и сделала это качественно. Несколько месяцев назад у нас с мамой были горячие споры о ней. Мы говорили о моей «дикой подруге», когда моя верующая мама сказала, что люди, у которых был секс втроём или оргии, «психически ненормальные».
В тот момент всё, о чём я могла подумать, было: слава Богу, мне больше не 12 лет, потому что иначе это испортило бы меня на всю оставшуюся жизнь.
Очевидно, я не выросла в сексуально позитивной семье. Когда я впервые произнесла слово «мастурбация» при моей маме, она посмотрела на меня так, будто я сказала ей, что продаю свою душу дьяволу. Но по какой-то причине Вселенная или Бог, или что бы там ни было ещё, сделали меня по-настоящему сексуальным человеком. Секс поглощал меня, когда я была моложе. Мое сердце тонуло как корабль, когда я прикасалась к себе — как будто я совершала худшую из возможных вещей на Земле.
Единственные люди, которые открыто говорили о сексе, когда я была моложе, были мальчики. Мои подруги упоминали об этом только между хихиканьями, за которыми быстро следовало: «Я шучу!». Я помню ночи, когда после оргазма я набирала в строке поиска Google: «Являюсь ли я сексуальным наркоманом?», потому что я не могла представить, что кто-то еще думал о сексе так же, как и я. Я чувствовала себя очень одинокой.
Когда нам было 13 лет, мои подружки фантазировали о своих будущих парнях, которые держали бы их за руки и нежно целовали их в губы, как будто они были сделаны из бумаги. Всё, о чем могла думать я, — это прикасающиеся ко мне разные руки обнаженных людей. Я хотела нежного и опытного парня, но я также хотела, чтобы ему было хорошо со мной. Я знакомилась и общалась с разными людьми на вечеринках, потому что кого-то одного было явно недостаточно.
Когда мои подруги начали терять девственность, они выучили новую броскую фразу для подтверждения действия: «Но я не шлюха». Когда они так говорили, я думала, что всё чем я хочу быть, — это шлюхой. Что в этом плохого?
Кажется, они думали, что секс нормален, только если ты делала это с одним и тем же человеком. Я, с другой стороны, хотела сделать это с группой людей, иногда — со всеми сразу.
Только когда нам исполнилось по 16 лет, мы сидели после вечеринки, пьяные, и впервые вслух упомянули мастурбацию. Одна из них спросила, мастурбировали ли мы, и все мы сказали: «Нет, фу! Девочки вообще так делают!»
На следующий день, с похмелья, я ехала в автобусе домой и всё что могла чувствовать — это ненависть к себе, потому что меня действительно тошнило от мысли о том, чтобы прикоснуться к себе. В тот понедельник, во время обеда, я решила прийти к своим чистеньким подругам и сказать им, что я мастурбировала — фактически каждый день.
Они не осудили меня, а те, кто также мастурбировал, просто признались в этом, в то время как другие задавали нам вопросы об этом. И это было действительно откровенно.
Разговоры о мастурбации с моими друзьями в старшей школе заставили меня начать говорить обо всех других вещах, которые я хотела сделать. Я рассказала им о сексе втроём, о котором я так мечтала, а также о диких сексуальных вечеринках, о том, как меня связывают и шлёпают, и обо всём, что ещё было в моих фантазиях. После таких откровений меня заставили чувствовать себя виноватой за то, что я такого хотела.
Тогда я ещё не чувствовала себя свободной, потому что женские желания всегда используются против них. Настолько, что теперь нас называют храбрыми за то, что мы делаем что-то, выходящее за рамки «нормы».
А ещё за то, что мы ожидаем и требуем удовольствия от секса, и за то, что говорим «нет». И это вещи, которые мы даже не должны защищать. И нас постоянно наказывают за эту якобы храбрость. Такие слова, как «шлюха», появляются, когда мы выражаем любовь к чему-то. И не притворяемся там, где по их мнению, должны притворяться. Люди не понимают, насколько тяжелым может быть слово «шлюха». Это так тяжело — мы носим его с собой везде, и нередко — всю жизнь. Мы даже несём его домой, к нашим кроватям, где единственными, кто может судить нас и наши действия, являемся мы сами.
В чём причина продолжения нашей борьбы против таких ярлыков, как шлюха? Почему я продолжаю спорить с моей мамой об этом? Потому что я не хочу больше бороться и быть храброй. Я хочу мастурбировать или иметь много сексуальных партнеров, не чувствуя каждый раз, что я боролась и выиграла войну. Я просто хочу быть.
Я с гордостью могу сказать, что я сексуальный человек. Это то, что я действительно люблю в себе сегодня. Это сделало потерю моей девственности намного менее стрессовой, потому что я не заботилась о том, чтобы произвести впечатление на парня. И всё, что я почувствовала после, было обретение опыта. Это дало мне толчок для сексуальных отношений с девушкой в течение полутора лет без чувства смущения или вины из-за моей сексуальности. В мире, который постоянно настаивает на том, что это качество, которое не должно вызывать никаких проблем и позора у женщин, я не обнаружила ничего, кроме возможности освобождения от него. Я не могу дождаться, когда у молодого поколения появятся более сексуально раскрепощенные родители, такие как моя авантюрная подруга, а теперь и я.
Воспитание в секс-позитивной семье — моя идея новой американской мечты. В конце концов, разве не счастливое и здоровое будущее поколение — наша цель?
Перевод Alevtina Wolf — Кiller and a sweetthang