Классовая ненависть в виде молока
9 мая, 2024 8:40 дп
Наталья Резник
Natalya Reznik:
У меня в ленте, по следам фильма Певчих, мелькают воспоминания о страшных «лихих 90-х». По этому поводу вспомнилась более давняя история.
Летом стабильных 80-х нас, ленинградских школьников, отправили в ЛТО (лагерь труда и отдыха) — работать в колхозе (или совхозе) Ленинградской области. Мы жили в местной школе, и я там подружилась с местной девочкой, которая приходила в собственную школу пообщаться с «городскими».
Неделю мы дружили, потом наступила суббота. В субботу посреди деревни образовалась длинная-предлинная очередь, она кругами обвивалась вокруг местного магазина.
— За чем это очередь? — спросила я местную девочку (про себя удивляясь, не югославские ли сапоги выбросили).
— Как зачем? — в свою очередь удивилась девочка. — За молоком. У нас по субботам привозят молоко. А у вас когда?
Я, честно говоря, учитывая, что накануне нас водили на экскурсию в местный коровник, была, выражаясь литературно, несколько шокирована.
— У нас молоко всегда есть, — сказала я местной девочке. — В любой день. В молочном магазине около дома.
— Врешь, — сказала местная девочка.
— Не вру, — сказала я. — У нас всегда продается молоко.
— Так вы что, — спросила местная девочка, — наше молоко у себя продаете?
Больше с этой девочкой мы не дружили. Вот так сложилось. Не приходила она больше к нам. Классовая ненависть стала между нами в виде молока и разделила нас на непримиримые (с ее стороны) лагеря.
И не было еще никакого Ельцина и не было Чубайса, то есть оба они были, но еще не вписали свои имена в список виновников отсутствия молока и остальных продуктов у большинства населения РФ.
Наталья Резник
Natalya Reznik:
У меня в ленте, по следам фильма Певчих, мелькают воспоминания о страшных «лихих 90-х». По этому поводу вспомнилась более давняя история.
Летом стабильных 80-х нас, ленинградских школьников, отправили в ЛТО (лагерь труда и отдыха) — работать в колхозе (или совхозе) Ленинградской области. Мы жили в местной школе, и я там подружилась с местной девочкой, которая приходила в собственную школу пообщаться с «городскими».
Неделю мы дружили, потом наступила суббота. В субботу посреди деревни образовалась длинная-предлинная очередь, она кругами обвивалась вокруг местного магазина.
— За чем это очередь? — спросила я местную девочку (про себя удивляясь, не югославские ли сапоги выбросили).
— Как зачем? — в свою очередь удивилась девочка. — За молоком. У нас по субботам привозят молоко. А у вас когда?
Я, честно говоря, учитывая, что накануне нас водили на экскурсию в местный коровник, была, выражаясь литературно, несколько шокирована.
— У нас молоко всегда есть, — сказала я местной девочке. — В любой день. В молочном магазине около дома.
— Врешь, — сказала местная девочка.
— Не вру, — сказала я. — У нас всегда продается молоко.
— Так вы что, — спросила местная девочка, — наше молоко у себя продаете?
Больше с этой девочкой мы не дружили. Вот так сложилось. Не приходила она больше к нам. Классовая ненависть стала между нами в виде молока и разделила нас на непримиримые (с ее стороны) лагеря.
И не было еще никакого Ельцина и не было Чубайса, то есть оба они были, но еще не вписали свои имена в список виновников отсутствия молока и остальных продуктов у большинства населения РФ.