Кира Муратова: «А для человеческого организма нет ничего скучнее повседневности…»

Кира Муратова – один из немногих режиссеров своего поколения, кто остался на плаву. При том, что все эти годы она упорно, что бы ни случилось, гнула свою линию, снимая кино про «маленьких» провинциальных людей с их маленькими трагедиями. Как это ни странно, мало-помалу выяснилось, что не стареет именно такой кинематограф – обращенный внутрь человека и антропологически точный. Возможно, именно поэтому Муратова, когда-то гонимая и непонятая, ныне – лауреат всевозможных премий, почетный гость пятизвездочных фестивалей и непререкаемый классик.

– Кира Георгиевна, вы как-то говорили, что для вас нет никакой разницы, где жить – в Одессе или в Москве, можно и в Питере или еще где-нибудь… Хотя, наверно, могли бы переехать в столицу…

– В столицу чего?

– России, разумеется. То есть в Москву… Коль скоро вы русскоязычный режиссер… 

– Не вижу никакого смысла. Я не раз уже говорила, что считаю себя человеком маленькими, второстепенным, исследующим жизнь таких же маленьких, второстепенных, никому, кроме самих себя, не интересных людей. И поэтому могу спокойно жить здесь, окруженная своими персонажами с их маленькими проблемами. Кроме того, я уверена, что все важное для человека: его понятия, принципы, его чувствования – всегда остается с ним, этот тот багаж, который ты носишь на себе, как улитка.

– Из Одессы, наверно, интереснее наблюдать, как в центре ваши фильмы становятся предметом ожесточенных баталий, вплоть до драк…

– Да что вы?! В самом деле? Как интересно! А я и не знала.
– Как это не знали? В самом деле?

– В самом деле. Я мало интересуюсь какими-то внешними проявлениями того, что происходит вокруг меня. Насчет баталий – это для меня в самом деле новость.

– Стало быть, и к призам относитесь с прохладцей? «Хвалу и клевету приемли равнодушно?» Если я точно цитирую…
– Да, в этой раздаче призов есть что-то инфантильное – стоишь на сцене и ждешь, что тебе подарят: шоколадку или что-то посерьезнее, – как ребенок в Новый год. Смешно, ей-богу…

– Как вы думаете, почему при всей причудливости вашей судьбы, при всех переменах климата, политического и эстетического, вы все равно всегда снимали и снимаете авангардное кино, в то время как ваши современники безнадежно устарели, надоели и кажутся просто смешными?

– Это не мне судить, пусть судят другие. И я не могу так дотошно в себе копаться, как вы этого от меня сейчас требуете. Кто-то действительно устаревает, а кто-то – нет. С другой стороны, модные вещи тоже ведь быстро надоедают. Правда, потом, лет эдак через 10, смотришь: ах, какая прелесть! И так бывает. Ну, а надоедает же вообще все. Ибо от повторения становится повседневностью. А для человеческого организма нет ничего скучнее повседневности. Потому-то человек все время пытается что-то такое предпринять: влюбиться в кого-нибудь нового, поехать путешествовать и все такое прочее. Вот и я все время пытаюсь что-то такое предпринять.
– Это довольно редкое свойство. Большинство режиссеров после сорока начинают повторяться.

– Ну, режиссер-то ладно. Ему легче, он еще может поменяться, если что. А вот актер… Он-то заключен в свою физическую оболочку. И если уже всем до смерти надоел, то что ему тогда делать? Ведь даже Луи де Фюнес в конце концов всем надоел. Режиссер же может меняться все-таки. А потом, одному кажется так, другому – по-другому. Вот мне говорят: мол, вы всю жизнь снимаете один и тот же фильм. А другие считают, что я снимаю разные фильмы. Но это же не математика, в конце концов. Тут трудно что-то просчитать…

– Вы как-то обмолвились, что ваш последний фильм, «Мелодия для шарманки», тяжело вам дался – и чисто физически в том числе…

– Да, это была тяжелая работа: ночные съемки, съемки зимой, в жуткий холод… Недосыпания, все время держишь себя под контролем – действительно тяжело… Но, с другой стороны, кино – единственное, что может как надорвать твои силы, так и восстановить их. Чем мне еще заниматься, кроме кино? Другого пути нет. Когда я, вконец измученная цензурными придирками, хотела вообще уйти из кино и спрашивала совета у Сергея Аполлинарьевича Герасимова, моего учителя во ВГИКе, он мне так и сказал, что, мол, куда ты денешься? Кино тебя калечит, оно же тебя и лечит. Вот так.

– Перечитывая ваши интервью, я все время натыкалась на наивный вопрос интервьюеров: дескать, может ли искусство как-то подвигнуть человека призадуматься, оглянуться вокруг, стать лучше? 
– Нет, не может.

– Поэтому одна из эпизодических героинь в вашем последнем фильме монотонно выкрикивает: «Я хочу позитива! Дайте мне позитива!»?

– Да, люди могут прослезиться над судьбой маленьких детей, брошенных на произвол судьбы, но в реальной жизни, повстречав таких детей, наверняка пройдут мимо. А если даже на минутку проникнуться к ним, каким образом это может изменить их судьбу? Да никаким.
– При этом вы никогда не делаете так называемое «социальное кино», кино «морального беспокойства»? Проблемы, поставленные в ваших фильмах, скорее глобального характера, нежели социального, так? 

– Пожалуй, так. Ибо жизнь есть вечное повторение. Никакого прогресса, как вы знаете, не существует. Иначе после Нерона не появился бы Сталин – движение большой Истории, видимо, идет не вверх, а по спирали.

Беседовала Диляра ТАСБУЛАТОВА