КЕЙС БОМБИСТА – НАЧАЛО НОВОГО ЭТАПА
13 ноября, 2018 6:56 дп
Сергей Митрофанов
Неявно, но все же прозвучало, что кейс архангельского бомбиста, взорвавшего вместе с собой приемную ФСБ, – это начало некоего нового этапа взаимоотношений путинского государства и приходящего поколения. Нет, все – от официоза, системной оппозиции до Навального – пока согласны, что террор – это не выход и не диалог. Неприемлемость террора – часть нашей официальной политической культуры, обусловленной, в том числе, и тем, что «оправдание террора» вполне себе уголовное преступление. Однако консенсус этот не вечен, если уже не начинает рассыпаться от растущего внутреннего напряжения.
Если говорить о том, что приемлемо, так это политика, политические переговоры, выборы-шмыборы.
Как заметила оратор «Эхо Москвы» Юлия Латынина: «У меня есть тут вопросы про анархиста, который 17-ти лет отроду, который взорвался в Архангельске. Чего я могу сказать? Дурак. Смертью, господа, вы никогда ничего не накажете. Если вы думаете, что ваша собственная смерть кого-то вдохновит, кроме того, что повертят пальцем у виска ровно те, кого хотите впечатлить, вне зависимости от того, это вы вешаетесь из-за несчастной любви, из-за двоек в школе или из-за протестов на тему того, что вот кровавая ФСБ пытает (хотя она действительно пытает) и фабрикует дела (хотя она действительно фабрикует дела). Кровавая ФСБ только потрет руки, что вы сами себя изъяли из генофонда».
Но бомбист, про которого мы знаем, что вся его жизнь от рождения до смерти прошла при Путине, этих доводов уже не услышит, да и вряд ли они бы его убедили. Его ситуация много трагичней, чем даже наша прошлая жизнь при Брежневе. Мы-то дождались своей Перестройки. Или жизнь наших родителей при Сталине. Они дождались оттепели и развенчания культа личности. Жизнь архангельского бомбиста закончилась, когда он ничего не дождался и дождаться в принципе не собирался, поскольку система при нем демонстрировала просто звериную устойчивость и усугубление.
По сути, он даже не мог рассчитывать снискать себе злую славу. Его имя как несовершеннолетнего по закону не подлежит разглашению. Оно, конечно, всем известно, его можно найти в поисковиках, его неоднократно называли – Михаил Жлобицкий, но официально теперь он никто, человек без имени и лица, неизвестный солдат, погибший в необъявленной гражданской войне. Не Палех, хотя тоже убил только себя. И не Штауффенберг, взорвавший «своих». Но так ли уж с его точки зрения отличается этическая мотивация?
Строй мысли и внутренний мир героя отнюдь не секрет. Как и Юлия Латынина, да и вообще весь остальной публицистический цех, он считал (и тут у нас великий консенсус), что ФСБ (наследница КГБ-НКВД, от которых вяло открещивается) в конце второго десятилетия третьего тысячелетия (то есть через четверть века после августа 1991-го и через 60 лет после разоблачений культа личности) «действительно пытает и фабрикует дела». Да и, говоря по правде, отвечает за всю ту удушливую обстановку беззакония и коррупции в стране, которая сложилась на настоящий момент. По той простой причине, что это в ее непосредственной «рабочей» функции – все слышать, все знать, подсматривать, контролировать и предупреждать. Для этого ей выделили колоссальные ресурсы. Но очевидно, что ничего не контролируется, как надо, и не подсматривается адекватно. Впоследствии был озвучен даже и такой упрек, что террорист ведь объявил о своем намерении через Телеграм-канал, но не был услышан. Тем более, не предупреждается. Политический класс прожирает народный бюджет, а никакой чекист с горячим сердцем и холодными руками даже не задумывается о необходимости отразить атаку на государство. И когда Конституция переписывается в пользу авторитаризма, и когда диктатор умудряется оставаться несменяемым дольше Брежнева. Вот и спрашивается, что нашему герою делать, если он патриот и пепел Истории стучит в его сердце?
«Не зная, где сердце спрута и есть ли у спрута сердце…»
На этот невысказанный, но буквально горящий в небе вопрос политическая культура в лице публицистов, политиков, оппозиционеров, лидеров общественного движения и нотаблей культуры дает политкорректный ответ. Идите на выборы, голосуйте за правильных кандидатов и не голосуйте за неправильных. Не получилось? Так у вас еще есть вариант: протест, мирный – без оружия и радикализма, просвещение, пропаганда своих идей…
Но годится ли это для «жлобицких»?
Ведь перемены «жлобицким» нужны именно сегодня, а не через энное количество лет. Как развеивание мрака, как отползание от пропасти и преодоление катастрофы. Как жизнь и судьба. А протест – как альтернативный канал девальвированным выборам, вроде стоп-крана в поезде, чтобы остановить идиотов и милитаристов во власти. Однако ныне жиреющий политический класс – и это не секрет – придумал массу всякой всячины, чтобы не допустить развеивание мрака. Чтобы все осталось, как было. Что б, узаконив фильтры, не пустить реформаторов-перестройщиков к рулю. С помощью зомбоящика и телевизионных звезд пропаганды, воспитывающих ненависть к либеральному прогрессу, «оккупанты» превратили не только Думу, но и всю страну в «не место для дискуссий». Это настоящая авария эволюции. Аборт будущего на восемнадцатом году беременности переменами.
Иными словами, система госбезопасности не предотвращает, а воспитывает бомбистов, и новый этап заключается в том, что все дороги сливаются в одну. Ведь, кроме бомбы, у протестантов не остается ничего. И, поверьте, это не молитва на бомбу. Я тоже не хочу подорваться при выяснении отношений анархистов и путинистов. Но когда слушаешь губернатора Архангельской области или В. Соловьева с их мантрами ненависти к обществу, то понимаешь, какая пропасть разделяет власть и поколение. С одной стороны, на нас идут политические репрессии, с другой – нарождаются бомбисты.
Поколение ненавидит власть, потому что та его элементарно обкрадывает и каждодневно портит жизнь, фактически выталкивая в эмиграцию. Мне, например, рассказывали, что сорокалетние разведенные мужчины среднего достатка, с квартирой и машиной, уже не в состоянии найти себе пару, потому что современные образованные тридцатилетние женщины хотят зацепиться, скорее, за границей. Отмена пенсий (а пенсия в 70 лет – это ее фактически отмена в условиях кризисной России) выдернула последнюю и, может быть, главную скрепу лояльности. Но и власть тоже искренне ненавидит поколение, потому что видит, что их силуановские уловки прозрачны. Бюрократия и олигархия чувствуют, что от поколения исходит постоянная опасность ее благополучию (никто же не собирается добровольно отказаться от преференций), и когда-нибудь в их дверь постучат. Молодые люди становятся «врагами» уже потому, что они молодые, голодные и ждущие. Иначе не объяснить, каким образом родилась идея шантажировать взрослых политиков криминальностью вовлечения несовершеннолетних в почти всегда запрещенный протест.
На самом деле это неразрешимая проблема вялотекущей гражданской войны. Которую, впрочем, не разрешишь и взрывом одиночной бомбы.
Сергей Митрофанов
Неявно, но все же прозвучало, что кейс архангельского бомбиста, взорвавшего вместе с собой приемную ФСБ, – это начало некоего нового этапа взаимоотношений путинского государства и приходящего поколения. Нет, все – от официоза, системной оппозиции до Навального – пока согласны, что террор – это не выход и не диалог. Неприемлемость террора – часть нашей официальной политической культуры, обусловленной, в том числе, и тем, что «оправдание террора» вполне себе уголовное преступление. Однако консенсус этот не вечен, если уже не начинает рассыпаться от растущего внутреннего напряжения.
Если говорить о том, что приемлемо, так это политика, политические переговоры, выборы-шмыборы.
Как заметила оратор «Эхо Москвы» Юлия Латынина: «У меня есть тут вопросы про анархиста, который 17-ти лет отроду, который взорвался в Архангельске. Чего я могу сказать? Дурак. Смертью, господа, вы никогда ничего не накажете. Если вы думаете, что ваша собственная смерть кого-то вдохновит, кроме того, что повертят пальцем у виска ровно те, кого хотите впечатлить, вне зависимости от того, это вы вешаетесь из-за несчастной любви, из-за двоек в школе или из-за протестов на тему того, что вот кровавая ФСБ пытает (хотя она действительно пытает) и фабрикует дела (хотя она действительно фабрикует дела). Кровавая ФСБ только потрет руки, что вы сами себя изъяли из генофонда».
Но бомбист, про которого мы знаем, что вся его жизнь от рождения до смерти прошла при Путине, этих доводов уже не услышит, да и вряд ли они бы его убедили. Его ситуация много трагичней, чем даже наша прошлая жизнь при Брежневе. Мы-то дождались своей Перестройки. Или жизнь наших родителей при Сталине. Они дождались оттепели и развенчания культа личности. Жизнь архангельского бомбиста закончилась, когда он ничего не дождался и дождаться в принципе не собирался, поскольку система при нем демонстрировала просто звериную устойчивость и усугубление.
По сути, он даже не мог рассчитывать снискать себе злую славу. Его имя как несовершеннолетнего по закону не подлежит разглашению. Оно, конечно, всем известно, его можно найти в поисковиках, его неоднократно называли – Михаил Жлобицкий, но официально теперь он никто, человек без имени и лица, неизвестный солдат, погибший в необъявленной гражданской войне. Не Палех, хотя тоже убил только себя. И не Штауффенберг, взорвавший «своих». Но так ли уж с его точки зрения отличается этическая мотивация?
Строй мысли и внутренний мир героя отнюдь не секрет. Как и Юлия Латынина, да и вообще весь остальной публицистический цех, он считал (и тут у нас великий консенсус), что ФСБ (наследница КГБ-НКВД, от которых вяло открещивается) в конце второго десятилетия третьего тысячелетия (то есть через четверть века после августа 1991-го и через 60 лет после разоблачений культа личности) «действительно пытает и фабрикует дела». Да и, говоря по правде, отвечает за всю ту удушливую обстановку беззакония и коррупции в стране, которая сложилась на настоящий момент. По той простой причине, что это в ее непосредственной «рабочей» функции – все слышать, все знать, подсматривать, контролировать и предупреждать. Для этого ей выделили колоссальные ресурсы. Но очевидно, что ничего не контролируется, как надо, и не подсматривается адекватно. Впоследствии был озвучен даже и такой упрек, что террорист ведь объявил о своем намерении через Телеграм-канал, но не был услышан. Тем более, не предупреждается. Политический класс прожирает народный бюджет, а никакой чекист с горячим сердцем и холодными руками даже не задумывается о необходимости отразить атаку на государство. И когда Конституция переписывается в пользу авторитаризма, и когда диктатор умудряется оставаться несменяемым дольше Брежнева. Вот и спрашивается, что нашему герою делать, если он патриот и пепел Истории стучит в его сердце?
«Не зная, где сердце спрута и есть ли у спрута сердце…»
На этот невысказанный, но буквально горящий в небе вопрос политическая культура в лице публицистов, политиков, оппозиционеров, лидеров общественного движения и нотаблей культуры дает политкорректный ответ. Идите на выборы, голосуйте за правильных кандидатов и не голосуйте за неправильных. Не получилось? Так у вас еще есть вариант: протест, мирный – без оружия и радикализма, просвещение, пропаганда своих идей…
Но годится ли это для «жлобицких»?
Ведь перемены «жлобицким» нужны именно сегодня, а не через энное количество лет. Как развеивание мрака, как отползание от пропасти и преодоление катастрофы. Как жизнь и судьба. А протест – как альтернативный канал девальвированным выборам, вроде стоп-крана в поезде, чтобы остановить идиотов и милитаристов во власти. Однако ныне жиреющий политический класс – и это не секрет – придумал массу всякой всячины, чтобы не допустить развеивание мрака. Чтобы все осталось, как было. Что б, узаконив фильтры, не пустить реформаторов-перестройщиков к рулю. С помощью зомбоящика и телевизионных звезд пропаганды, воспитывающих ненависть к либеральному прогрессу, «оккупанты» превратили не только Думу, но и всю страну в «не место для дискуссий». Это настоящая авария эволюции. Аборт будущего на восемнадцатом году беременности переменами.
Иными словами, система госбезопасности не предотвращает, а воспитывает бомбистов, и новый этап заключается в том, что все дороги сливаются в одну. Ведь, кроме бомбы, у протестантов не остается ничего. И, поверьте, это не молитва на бомбу. Я тоже не хочу подорваться при выяснении отношений анархистов и путинистов. Но когда слушаешь губернатора Архангельской области или В. Соловьева с их мантрами ненависти к обществу, то понимаешь, какая пропасть разделяет власть и поколение. С одной стороны, на нас идут политические репрессии, с другой – нарождаются бомбисты.
Поколение ненавидит власть, потому что та его элементарно обкрадывает и каждодневно портит жизнь, фактически выталкивая в эмиграцию. Мне, например, рассказывали, что сорокалетние разведенные мужчины среднего достатка, с квартирой и машиной, уже не в состоянии найти себе пару, потому что современные образованные тридцатилетние женщины хотят зацепиться, скорее, за границей. Отмена пенсий (а пенсия в 70 лет – это ее фактически отмена в условиях кризисной России) выдернула последнюю и, может быть, главную скрепу лояльности. Но и власть тоже искренне ненавидит поколение, потому что видит, что их силуановские уловки прозрачны. Бюрократия и олигархия чувствуют, что от поколения исходит постоянная опасность ее благополучию (никто же не собирается добровольно отказаться от преференций), и когда-нибудь в их дверь постучат. Молодые люди становятся «врагами» уже потому, что они молодые, голодные и ждущие. Иначе не объяснить, каким образом родилась идея шантажировать взрослых политиков криминальностью вовлечения несовершеннолетних в почти всегда запрещенный протест.
На самом деле это неразрешимая проблема вялотекущей гражданской войны. Которую, впрочем, не разрешишь и взрывом одиночной бомбы.
