Капитал Сталина
5 сентября, 2025 2:54 пп
Яков Миркин
Яков Миркин:
«Финансовая модель» Сталина
Капитал Сталина – это власть. Личные деньги, собственность – нет интереса.
«…Он не знал ни счета современным деньгам, ни вообще сколько что стоит, — он жил своим дореволюционным представлением, что сто рублей — это колоссальная сумма. И когда он давал мне две-три тысячи рублей, — неведомо, на месяц, на полгода, или на две недели, — то считал, что дает миллион… Вся его зарплата ежемесячно складывалась в пакетах у него на столе…
Я не знаю, была ли у него сберегательная книжка, —- наверное нет…» (здесь и ниже — из книг С.И. Аллилуевой).
Сберегательная книжка все-таки была.
«Спустя двенадцать лет кассирша в той сберкассе, где я получала свою пенсию, под строжайшим секретом сказала мне, что в другой кассе (она сообщила ее номер) есть вклад на имя моего отца, очевидно, сделанный его секретарем, и что теперь «наследники», то есть внуки и я, могли бы востребовать эти деньги.
Мы написали соответствующие заявления через нотариальную контору и нам всем выдали по 200-300 рублей. Деньги были положены в банк в 1947 году, во время первой денежной реформы, и с тех пор их количество сократилось более чем в 10 раз, в результате нескольких обменов денег».
Зарплата?
Свои, ежемесячно присылаемые, пакеты с зарплатой… он складывал, не глядя на них, в стол… Ящики его были заполнены запечатанными пакетами с деньгами, которые по мере заполнения стола куда-то убирали. Когда отец умер – все эти деньги немедленно исчезли.
Валечка, экономка отца, спросила меня вскоре после его смерти, отдали ли мне или кому-либо из родственников хранившиеся в столе деньги. Но я понятия не имела о том, где они.
Тогда Валечка, выругавшись «по-простому», сделала свое резюме: «Украли, сволочи!». Не знаю, кого она имела в виду: охранников, распоряжавшихся в доме в последние дни и часы, или великое социалистическое государство».
Какие-то платежи из своего кармана?
«Отец не знал, сколько стоили его обеды, дачи, «анализы на яды», потому что никогда ни за что не платил денег. Его жизнь целиком обеспечивалась государством…
Денег он сам не тратил, их некуда и не на что было ему тратить. Весь его быт, дачи, дома, прислуга, питание, одежда, — все это оплачивалось государством, для чего существовало специальное управление где-то в системе МГБ (Министерство государственной безопасности), а там — своя бухгалтерия, и неизвестно сколько они тратили… Он и сам этого не знал».
Вещи?
«Вещи не выражают отца, потому что он не придавал им никакого значения.
Дома, земля?
Казенные.
Была квартира в Кремле.
Для него строили (и всё время перестраивали) дома, дачи за казенный счет в районе Москвы и на юге.
«Сейчас стоит недалеко от Кунцева мрачный пустой дом, где отец жил последние двадцать лет… Отец жил всегда внизу, и по существу, в одной комнате. Она служила ему всем. На диване он спал (ему стелили там постель), на столике возле стояли телефоны, необходимые для работы; большой обеденный стол был завален бумагами, газетами, книгами. Здесь же, на краешке, ему накрывали поесть, если никого не было больше. Тут же стоял буфет с посудой и с медикаментами в одном из отделений…».
Чужие дома? Чужие вещи?
«Но у нас был когда-то и другой дом. Да, представь себе, милый мой друг, что у нас был некогда совсем иной дом, — веселый, солнечный, полный детских голосов, веселых радушных людей, полный жизни».
«А. И. Микоян с семьей и детьми, а также К. Е. Ворошилов, Шапошников, и несколько семей старых большевиков, разместились в Зубалове-2, а отец с мамой —в Зубалове-4 неподалеку, где дом был меньше.
На даче у А. И. Микояна до сегодня сохранилось все в том виде, в каком бросили дом эмигрировавшие хозяева. На веранде мраморная собака, —любимица хозяина; в доме —мраморные статуи, вывезенные в свое время из Италии; на стенах —старинные французские гобелены; в окнах нижних комнат —разноцветные витражи. Парк, сад, теннисная площадка, оранжерея, парники, конюшня —все осталось, как было. И так приятно мне всегда было, когда я попадала в этот милый дом добрых старых друзей, войти в старую столовую, где все тот же резной буфет и та же старомодная люстра, и те же часы на камине».
Всё это – чужие дома, чужие вещи.
Никого это не беспокоит – «милый дом добрых старых друзей».
Не нужно умиляться тому, что у них не было денег. Тому, что им после 1917 г. ни за что не нужно было платить. Что всё их имущество – было на них самих.
Их капитал – гигантская, непреодолимая власть, стоившая России опустынивания, человеческого и имущественного.
Это опустынивание – продолжается.
Из моей новой книги «Деньги и знаменитости».
Легко находится в сетях по имени автора и названию.
Яков Миркин
Яков Миркин:
«Финансовая модель» Сталина
Капитал Сталина – это власть. Личные деньги, собственность – нет интереса.
«…Он не знал ни счета современным деньгам, ни вообще сколько что стоит, — он жил своим дореволюционным представлением, что сто рублей — это колоссальная сумма. И когда он давал мне две-три тысячи рублей, — неведомо, на месяц, на полгода, или на две недели, — то считал, что дает миллион… Вся его зарплата ежемесячно складывалась в пакетах у него на столе…
Я не знаю, была ли у него сберегательная книжка, —- наверное нет…» (здесь и ниже — из книг С.И. Аллилуевой).
Сберегательная книжка все-таки была.
«Спустя двенадцать лет кассирша в той сберкассе, где я получала свою пенсию, под строжайшим секретом сказала мне, что в другой кассе (она сообщила ее номер) есть вклад на имя моего отца, очевидно, сделанный его секретарем, и что теперь «наследники», то есть внуки и я, могли бы востребовать эти деньги.
Мы написали соответствующие заявления через нотариальную контору и нам всем выдали по 200-300 рублей. Деньги были положены в банк в 1947 году, во время первой денежной реформы, и с тех пор их количество сократилось более чем в 10 раз, в результате нескольких обменов денег».
Зарплата?
Свои, ежемесячно присылаемые, пакеты с зарплатой… он складывал, не глядя на них, в стол… Ящики его были заполнены запечатанными пакетами с деньгами, которые по мере заполнения стола куда-то убирали. Когда отец умер – все эти деньги немедленно исчезли.
Валечка, экономка отца, спросила меня вскоре после его смерти, отдали ли мне или кому-либо из родственников хранившиеся в столе деньги. Но я понятия не имела о том, где они.
Тогда Валечка, выругавшись «по-простому», сделала свое резюме: «Украли, сволочи!». Не знаю, кого она имела в виду: охранников, распоряжавшихся в доме в последние дни и часы, или великое социалистическое государство».
Какие-то платежи из своего кармана?
«Отец не знал, сколько стоили его обеды, дачи, «анализы на яды», потому что никогда ни за что не платил денег. Его жизнь целиком обеспечивалась государством…
Денег он сам не тратил, их некуда и не на что было ему тратить. Весь его быт, дачи, дома, прислуга, питание, одежда, — все это оплачивалось государством, для чего существовало специальное управление где-то в системе МГБ (Министерство государственной безопасности), а там — своя бухгалтерия, и неизвестно сколько они тратили… Он и сам этого не знал».
Вещи?
«Вещи не выражают отца, потому что он не придавал им никакого значения.
Дома, земля?
Казенные.
Была квартира в Кремле.
Для него строили (и всё время перестраивали) дома, дачи за казенный счет в районе Москвы и на юге.
«Сейчас стоит недалеко от Кунцева мрачный пустой дом, где отец жил последние двадцать лет… Отец жил всегда внизу, и по существу, в одной комнате. Она служила ему всем. На диване он спал (ему стелили там постель), на столике возле стояли телефоны, необходимые для работы; большой обеденный стол был завален бумагами, газетами, книгами. Здесь же, на краешке, ему накрывали поесть, если никого не было больше. Тут же стоял буфет с посудой и с медикаментами в одном из отделений…».
Чужие дома? Чужие вещи?
«Но у нас был когда-то и другой дом. Да, представь себе, милый мой друг, что у нас был некогда совсем иной дом, — веселый, солнечный, полный детских голосов, веселых радушных людей, полный жизни».
«А. И. Микоян с семьей и детьми, а также К. Е. Ворошилов, Шапошников, и несколько семей старых большевиков, разместились в Зубалове-2, а отец с мамой —в Зубалове-4 неподалеку, где дом был меньше.
На даче у А. И. Микояна до сегодня сохранилось все в том виде, в каком бросили дом эмигрировавшие хозяева. На веранде мраморная собака, —любимица хозяина; в доме —мраморные статуи, вывезенные в свое время из Италии; на стенах —старинные французские гобелены; в окнах нижних комнат —разноцветные витражи. Парк, сад, теннисная площадка, оранжерея, парники, конюшня —все осталось, как было. И так приятно мне всегда было, когда я попадала в этот милый дом добрых старых друзей, войти в старую столовую, где все тот же резной буфет и та же старомодная люстра, и те же часы на камине».
Всё это – чужие дома, чужие вещи.
Никого это не беспокоит – «милый дом добрых старых друзей».
Не нужно умиляться тому, что у них не было денег. Тому, что им после 1917 г. ни за что не нужно было платить. Что всё их имущество – было на них самих.
Их капитал – гигантская, непреодолимая власть, стоившая России опустынивания, человеческого и имущественного.
Это опустынивание – продолжается.
Из моей новой книги «Деньги и знаменитости».
Легко находится в сетях по имени автора и названию.