К 100-летию Би-Би-Си. В пользу халтуры
30 ноября, 2022 8:55 пп
Seva Novgorodsev
Seva Novgorodsev:
Продолжение, часть 33 (часть 32 здесь)
Малый экран, большой экран
Большая часть фильма «Гулаг» происходила в лагере где-то в районе Воркуты. В Англии с ее мягким климатом и вечнозеленой травой воссоздать воркутинское Заполярье было нелегко.
Неподалеку от Лондона, в городке Рикмансуорт, есть старый, давно выработанный меловой карьер. Там и стали ставить бараки, ограждения из колючей проволоки, сторожевые вышки и прочие лагерные прелести, включая открытую выгребную яму для зэков.
Для режиссера Роджера Янга Gulag был седьмым фильмом в карьере. Он готовился к съемкам очень добросовестно, скрупулезно, без компромиссов, при этом был всегда спокоен, доброжелателен, тактичен. Команду «мотор» давал только после того, как получал подтверждение от всех помощников, включая русского консультанта, то есть меня. Особенно меня, я бы даже сказал.
И вот представьте: в меловом карьере выстроен большой концлагерь, толпами бродят сотни статистов, одетые в дорогие лохмотья от прокатной фирмы костюмеров.
Софиты, большие грузовики с генераторными установками, вагончики гримеров, передвижные кухни-рестораны с обильным меню, лимузины с шоферами для главных героев, электрики, плотники, собаководы. Съемочный день обходится в какую-то баснословную сумму.
Я должен быть рядом с режиссером, а у меня на Би-би-си кончаются выходные дни, пора к станку. Я улучил пару часов, приехал в Буш-хаус, пришел к главе Русской службы Барри Холланду. Объяснил масштаб происходящего, попросил еще десять дней.
— Ничего не знаю, — ответил Барри, — завтра выходите на работу.
— Вы ставите меня в невозможное положение! — сказал я. — Мне придется уволиться.
— Увольняйтесь, — невозмутимо сказал Барри, — подавайте заявление, через три месяца, как записано в вашем контракте, можете быть свободны.
У меня внутри все похолодело. Я представил переживания благороднейшего Роджера Янга. Подводить его я никак не мог.
— Барри, — сказал я с холодной решительностью, глядя ему в глаза, — завтра я заболею.
Тут надо бы отметить, что английские трудящиеся имеют право болеть три дня вообще без медицинской справки. После этого надо идти к врачу, который по долгу профессии всегда стоит на стороне пациента. Получить от доктора справку на неделю — почти гарантированное дело.
Барри посмотрел на меня внимательно, даже с каким-то интересом, и поднял трубку телефона. Вскоре в его кабинете появился человек из HR(Human resource), отдела кадров. Это был высокий англичанин без всяких признаков эмоций на лице, напоминавший высушенного богомола. Он появился с моей личной папкой, с которой уже успел ознакомиться.
«У вас в этом году есть еще 19 неиспользованных дней отпуска, — сказал он, — почему бы вам их сейчас не использовать? А когда вы вернетесь, мы оформим ваш уход. Так что не стоит волноваться». На лице его появился намек на улыбку, хотя, может быть, это мне только показалось.
24 мая 1984 года у меня — день Свободы. Чуть было не сказал Независимости, но это было бы неверно: небольшая зависимость осталась. В этот день я покинул штат Русской службы и стал «свободным копьем» (freelance), продолжая делать свои еженедельные передачи.
Я вернулся в меловые карьеры Рикмансуорта. Теперь я приезжал на площадку со спокойной душой, поскольку конфликт между работой и халтурой наконец разрешился — в пользу халтуры. Надо мной уже не довлела рабочая рота, летучки, необходимость отпрашиваться.
Мы договорились с Русской службой, что я, теперь уже как внештатник, оставляю за собой свою рок-программу. Из отдела исполнителей и авторских прав сообщили, что работают над составлением контракта, и спросили, кто мой менеджер, импресарио или агент.
Действительно — не может же артист, каковым я теперь автоматически становился, сам вести переговоры о своем гонораре! Так делать не принято, в Англии это неприлично.
Знакомое агентство согласилось на единовременную выплату их комиссии. Помню, взяли немного.
Тем временем в нашем концлагере творились настоящие зверства. Был побег, как прописано в сценарии, беглецов застрелили и с воспитательной целью повесили их вверх ногами на плацу.
Перед собравшимся зеками под проливным дождем комендант лагеря произнес прочувствованную речь, полную любви к социалистической Родине и ее справедливым законам. Речь на русском была импровизированная, исполнял ее мой приятель и коллега Гена Покрасс.
Актерские способности Гены я приметил давно. Мы познакомились на Би-би-си. Я был из Ленинграда, Гена из Москвы, но в Буш-хаусе нас сразу объединило общее прошлое. Море и флот.
Русских, а точнее, русскоговорящих в Лондоне тогда было немного. Где взять человека с подходящий внешностью и фактурой для роли, пусть даже эпизодической? Я мысленно коллекционировал всех, даже случайных знакомых. В русской компании меня познакомили с Володей, он сказал, что работает поваром.
Мы тогда шли вечером по Камдену небольшой толпой, в легком подпитии. Володя, выпивший больше других, объявил, что пойдет сейчас в заведение под вывеской «Сауна Массаж».
Я много лет проезжал мимо этих заведений на велосипеде, но ни разу не видел, чтобы туда кто-нибудь входил или оттуда выходил. Говорили полушепотом, что там не только сауна и что само слово «массаж» тоже следует принимать расширительно.
Душа Володина распалилась, пламя страсти затмило ему рассудок — видно было, что на расходы ему плевать. Так и ушел в ночь, нетвердо ступая.
Потом рассказали, что Володя на следующий день был очень недоволен. «Сделала всё без чувств, — сказал он, — без души, как автомат, да еще взяла 70 фунтов».
Полагаю, что за эти деньги Володе надо было торчать у горячей плиты дня полтора, а то и два.
Производительность труда разная.
Seva Novgorodsev
Seva Novgorodsev:
Продолжение, часть 33 (часть 32 здесь)
Малый экран, большой экран
Большая часть фильма «Гулаг» происходила в лагере где-то в районе Воркуты. В Англии с ее мягким климатом и вечнозеленой травой воссоздать воркутинское Заполярье было нелегко.
Неподалеку от Лондона, в городке Рикмансуорт, есть старый, давно выработанный меловой карьер. Там и стали ставить бараки, ограждения из колючей проволоки, сторожевые вышки и прочие лагерные прелести, включая открытую выгребную яму для зэков.
Для режиссера Роджера Янга Gulag был седьмым фильмом в карьере. Он готовился к съемкам очень добросовестно, скрупулезно, без компромиссов, при этом был всегда спокоен, доброжелателен, тактичен. Команду «мотор» давал только после того, как получал подтверждение от всех помощников, включая русского консультанта, то есть меня. Особенно меня, я бы даже сказал.
И вот представьте: в меловом карьере выстроен большой концлагерь, толпами бродят сотни статистов, одетые в дорогие лохмотья от прокатной фирмы костюмеров.
Софиты, большие грузовики с генераторными установками, вагончики гримеров, передвижные кухни-рестораны с обильным меню, лимузины с шоферами для главных героев, электрики, плотники, собаководы. Съемочный день обходится в какую-то баснословную сумму.
Я должен быть рядом с режиссером, а у меня на Би-би-си кончаются выходные дни, пора к станку. Я улучил пару часов, приехал в Буш-хаус, пришел к главе Русской службы Барри Холланду. Объяснил масштаб происходящего, попросил еще десять дней.
— Ничего не знаю, — ответил Барри, — завтра выходите на работу.
— Вы ставите меня в невозможное положение! — сказал я. — Мне придется уволиться.
— Увольняйтесь, — невозмутимо сказал Барри, — подавайте заявление, через три месяца, как записано в вашем контракте, можете быть свободны.
У меня внутри все похолодело. Я представил переживания благороднейшего Роджера Янга. Подводить его я никак не мог.
— Барри, — сказал я с холодной решительностью, глядя ему в глаза, — завтра я заболею.
Тут надо бы отметить, что английские трудящиеся имеют право болеть три дня вообще без медицинской справки. После этого надо идти к врачу, который по долгу профессии всегда стоит на стороне пациента. Получить от доктора справку на неделю — почти гарантированное дело.
Барри посмотрел на меня внимательно, даже с каким-то интересом, и поднял трубку телефона. Вскоре в его кабинете появился человек из HR(Human resource), отдела кадров. Это был высокий англичанин без всяких признаков эмоций на лице, напоминавший высушенного богомола. Он появился с моей личной папкой, с которой уже успел ознакомиться.
«У вас в этом году есть еще 19 неиспользованных дней отпуска, — сказал он, — почему бы вам их сейчас не использовать? А когда вы вернетесь, мы оформим ваш уход. Так что не стоит волноваться». На лице его появился намек на улыбку, хотя, может быть, это мне только показалось.
24 мая 1984 года у меня — день Свободы. Чуть было не сказал Независимости, но это было бы неверно: небольшая зависимость осталась. В этот день я покинул штат Русской службы и стал «свободным копьем» (freelance), продолжая делать свои еженедельные передачи.
Я вернулся в меловые карьеры Рикмансуорта. Теперь я приезжал на площадку со спокойной душой, поскольку конфликт между работой и халтурой наконец разрешился — в пользу халтуры. Надо мной уже не довлела рабочая рота, летучки, необходимость отпрашиваться.
Мы договорились с Русской службой, что я, теперь уже как внештатник, оставляю за собой свою рок-программу. Из отдела исполнителей и авторских прав сообщили, что работают над составлением контракта, и спросили, кто мой менеджер, импресарио или агент.
Действительно — не может же артист, каковым я теперь автоматически становился, сам вести переговоры о своем гонораре! Так делать не принято, в Англии это неприлично.
Знакомое агентство согласилось на единовременную выплату их комиссии. Помню, взяли немного.
Тем временем в нашем концлагере творились настоящие зверства. Был побег, как прописано в сценарии, беглецов застрелили и с воспитательной целью повесили их вверх ногами на плацу.
Перед собравшимся зеками под проливным дождем комендант лагеря произнес прочувствованную речь, полную любви к социалистической Родине и ее справедливым законам. Речь на русском была импровизированная, исполнял ее мой приятель и коллега Гена Покрасс.
Актерские способности Гены я приметил давно. Мы познакомились на Би-би-си. Я был из Ленинграда, Гена из Москвы, но в Буш-хаусе нас сразу объединило общее прошлое. Море и флот.
Русских, а точнее, русскоговорящих в Лондоне тогда было немного. Где взять человека с подходящий внешностью и фактурой для роли, пусть даже эпизодической? Я мысленно коллекционировал всех, даже случайных знакомых. В русской компании меня познакомили с Володей, он сказал, что работает поваром.
Мы тогда шли вечером по Камдену небольшой толпой, в легком подпитии. Володя, выпивший больше других, объявил, что пойдет сейчас в заведение под вывеской «Сауна Массаж».
Я много лет проезжал мимо этих заведений на велосипеде, но ни разу не видел, чтобы туда кто-нибудь входил или оттуда выходил. Говорили полушепотом, что там не только сауна и что само слово «массаж» тоже следует принимать расширительно.
Душа Володина распалилась, пламя страсти затмило ему рассудок — видно было, что на расходы ему плевать. Так и ушел в ночь, нетвердо ступая.
Потом рассказали, что Володя на следующий день был очень недоволен. «Сделала всё без чувств, — сказал он, — без души, как автомат, да еще взяла 70 фунтов».
Полагаю, что за эти деньги Володе надо было торчать у горячей плиты дня полтора, а то и два.
Производительность труда разная.