Изловить Ленина
19 февраля, 2021 3:07 пп
Мэйдэй
Igor Brodsky поделился
Владимир Рабинович:
Памятник Ленину.
Беседу со мной старший мастер участка начал издалека:
— Мне доложили, что ты на работе слушаешь Голос Америки.
— Да, послушаешь тут, — отвечал я, — глушат все нахрен так, что собственного голоса не слышно.
— Ты, наладчик четвертого разряда, не можешь растянуть диапазон? — с укоризной сказал мастер.
— Пробовал, но раньше у них дырка в диапазоне была, а сейчас закрыли.
— А как же они сами слушают? – спросил мастер.
— Вот и я удивляюсь. Зачем вызвали?
— В колхоз поедешь, на картошку, с сохранением заработной платы.
— Почему я?
— Не только ты, я еще Изю Фиша с тобой отправляю.
— Это Ленина, что ли?
Изя Фиш — маленький, лысый, картавый — был примечателен не только простым сходством с Лениным; зимой и летом он носил ленинскую кепку и умел говорить под Ленина, цитируя Владимира Ильича наизусть. У Изи была феноменальная память и характерная еврейская внешность. К причудам старой сумасшедшей Советской власти Изя относился снисходительно, но никогда не оставлял возможность позабавиться. Однажды из избирательного пункта, в котором Изя просидел несколько часов в качестве представителя общественности, он притащил стопку политических брошюр издательства Госполитпросвeщение.
— Обязали распространить.
Назавтра, в ленинского покроя костюмчике и с ленинской кепкой на голове, через дверь выдачи он прошел на кухню нашей заводской столовой и стал раздавать работникам столовой коллекцию. Он заносил в специально разлинеенную таблицу ФИО и должность работника столовой, название брошюры и просил расписаться.
— Зачем это? — недоуменно спрашивали у него работники столовой.
— Каждая кухарка должна научиться управлять государством, – объяснял Изя.
— А у тебя какая кличка? – спросил мастер смены.
— Зачем мне кличка?
— У каждого из ваших должна быть кличка.
— Мне кличка не нужна. У меня фамилия — Рабинович. Taк почему все же нас в колхоз на картошку?
— Борьба с сионизмом, — загадочно ответил старший мастер.
Председатель оглядел нас с головы до ног и воскликнул: «Ты смотри кого нам прислали!»
— А что такое, товарищ председатель? — спросил Фиш.
— Да нет, ничего такого. Вы у нас, как иностранцы будете. Поселим вас в клубе, в ленинской комнате.
Он посмотрел на Изю внимательно и сказал: “У нас светлый праздник — открытие памятника Ленину на площади Ленина. А то нехорошо получается — носим его имя, а памятника ему не имеем. “
— Нельзя жить в клубе и быть свободным от клуба, — сказал Изя неопределенно.
— A чем плохо вам в клубе?- сказал председатель, — лучше, чем у какой-нибудь бабки в избе. Там и водопровод есть и туалет с унитазом. Там телевизор и полное собрание сочинений в 55–и томах.
Я стоял в раздумье в коридоре, когда появился Изя Фиш и завопил:
— Нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича?
— Изя, — взмолился я, — только не сейчас.
— Ладно, — сказал Фиш, — заноси, там как раз на две раскладушки.
Окна ленинской комнаты выходили на площадь Ленина, где возвышался только сегодня установленный в полный рост бронзовый памятник Ленину на постаменте.
Телевизор нам посмотреть не удалось, потому что клуб уже месяц был отключен от электричества, и мы легли спать необычно рано для городских жителей. Ночью Изя разбудил меня.
— Что делать? — сказал он.
— А что случилось? — спросил я
— Я хочу писять, — сказал Изя, — я всегда хочу, когда дождь идет.
— Ну, так сходи в туалет.
— Не найду, — сказал Изя. — Я в темноте плохо ориентируюсь.
— Там на книжном шкафу кубок стоит, возьми и отлей в него.
— Ax, какое кощунство, — сказал Изя и полез за кубком. — Отвернись к окну, ты меня смущаешь. У меня так ничего не получится.
Я подчинился и сразу, как только к шуму дождя прибавилось журчание струи, раздался ужасный треск и в свете молнии я увидел фантастическую картину: под проливным дождем, совершенно мокрый председатель колхоза бежал куда–то в обнимку со скульптурой В.И. Ленина. Я вскрикнул от неожиданности. Журчание прервалось и Изя испуганно спросил:
—Что случилось?
— Да так, ничего, привиделось, — сказал я и отошел от окна.
Что это было? — подумал я. Бронзовая скульптура такого размера будет весить 300 кг, а он так легко бегом под дождем …..
Я встал, подошел к окну и при очередной вспышке молнии увидел ленинские ноги на постаменте до колена.
— Изя, — спросил я, — у тебя место в кубке осталось.
— Осталось, — ответил Фиш, — но если дождь будет идти всю ночь, оно мне самому понадобится.
Дождь к утру кончился, небо очистилось. Первая половина сентября — лучшее время года в Беларуси. Утро в первой половине сентября в Беларуси — лучшее время дня. Я вышел на улицу, чтобы совершить несколько гимнастических упражнений, и первое, на что упал взгляд, — чистый постамент, на котором не было ни самого В.И. Ленина, ни его ног.
Нас направили работать в телятник. Телятник в замордованном советской властью маленьком беларуском колхозе был чем-то вроде коровьего Аушвица. Я ужаснулся, когда увидел стадо молодых коров и бычков, измученных голодом и дурным содержанием, которые печально и обреченно смотрели на меня, как на Гиммлера, который приехал инспектировать еврейское гетто в Минске. Сердце мое затрепетало и возмутился разум городского жителя и я уже чуть было не крикнул в сторону бытовки, откуда с любопытством выглядывали телятницы: «Господа, вы звери!», но в тот момент появился довольно внушительного вида, такой же грязный, как и все вокруг, огромный дядька–бригадир и объявил, что наша работа будет состоять в том, чтобы сортировать стадо. Для этого бычка или корову следует тащить и ставить на медицинские весы, чтобы взвесить и, если животное достигло контрольного веса, тащить на грузовик, потому что нужно 20 голов сегодня отправить на мясокомбинат. Предупреждая наш вопрос, как поставить упирающееся животное на эти белые, и от того особенно безобразно грязные медицинские весы, бригадир сказал:
— Взвешивать приблизительно. Поставите передними ногами и умножайте на два. И еще, — сказал бригадир. — Ходить по коровнику нужно осторожно, потому что слева находится сток для вывода продуктов жизнедеятельности, из которого и получился бассейн. Минимальная глубина 70 см, максимальная вот ему с головой. — Он указал на побледневшего от ужаса Изю.
— В прошлом году упал один из городских, так никто из ваших не хотел ему руку подать, чтобы вытащить.
— И что, утонул? — спросил Изя.
— Нет, — сказал бригадир, — наши небрезгливые, они вытащили.
— Товарищ бригадир, а знаете ли вы, что ваши действия должны квалифицироваться как преступления перед человечностью, – вдруг сказал Изя.
— В смысле, что? — спросил бригадир.
— Вот это, — Изя, сделал указующий жест в сторону коровников. Девушки-скотницы, увидев своего начальника, осмелели, выбрались из бытовки и с тем выражением, которое бывает на лице в первый раз попавшего в цирк сельского жителя, разглядывали нас.
— А, старая песня, — сказал бригадир. — Вечно как ваши городские приедут, так с этого начинают.
Бригадир оказался хорошо риторически подготовлен к разговорам такого рода.
— Котлетку любишь, колбаску, мясной супчик с картошечкой? А ты видел в несколько километров очередь, которая с шести часов стоит у вас в Минске вдоль Казинца? А в очереди котлетки и колбаски в кузовах. Бывает, сутки может не принимать мясокомбинат, если у них что не так. А этих уже никто не кормит и не поит, потому что это уже никому не нужно. Они теряют в весе и на последнем взвешивании бывает колхозу недостает до 100 кг с общего количества. Я извиняюсь, как тебя зовут, товарищ?
— Изя, — сказал Изя.
— А полное имя как?
— Исаак Юдович.
— Давно в нашем краю таких имен не слыхали. Меня Адам Казимирович зовут.
Он понял, что Изя не спешит совершить положенное в таком случае рукопожатие и только помахал издалека огромной грязной рукой.
— А вот вы, Исаак Юдович, когда-нибудь в убойном цеху были? Ну, не на скотобойне, тут не всякий из наших выдержит, а на птицефабрике? Вы же курочку, как я понимаю, любите. Крылышко там, бульончик — еврейский пенициллин. А вы когда-нибудь видели, как этих курочек везут в убойный цех? Они тогда в первый раз видят солнце, потому что всю свою небольшую жизнь, от яйца до последнего момента, сидели в помещении с электрическими лампами. В первый раз oни видят настоящий мир и им страшно, потому, что как вы любите говорить, это совершенно не соответствует их картине мира…
— Изя, — потянул я своего приятеля за рукав, — не лезь к нему, он бухой или сумасшедший.
— Материя — это объективная реальность, данная нам в ощущении, — сказал Изя.
— Это нам, — сказал бригадир, — а им? -Oн указал на телятник. — A им? — он указал на телятниц. — Ладно они, а вы можете себе представить, что чувствую я? Неужели то же самое, что и вы?
— Только я в этот ваш бассейн не полезу, я не умею плавать, — сказал Фиш.
— В нем не утонешь, в нем выталкивающая сила выше, чем в вашем этом Мертвом море за счет плотности, я извиняюся, жидкостного вещества. Могу доказать в расчете, я техникум закончил. — сказал бригадир.
— Нас прислали на картошку, — истерически закричал Изя. — Я хочу собирать картофельные клубни. Я хочу видеть председателя колхоза и говорить с ним по этому вопросу, лично.
— Председателя сегодня не будет. Он дома лежит. Простудился, – сказал бригадир.
— Что случилось? — вспомнив ночное видение, спросил я.
— Да особенного ничего, -сказал бригадир. — Тут xудожники одни из Минска взялись поставить памятник Ленину из бронзы. Деньги из колхоза выбрали и обманули — вместо бронзового, вырезали Ленина из пенопласта, затонировали и приклеили на постамент. Никому и в голову не пришло проверить. А вечером была гроза, сильным ветром Ленина отломало по самые колени и он катался ночью по площади Ленина пока не позвонили под утро председателю из районного КГБ, они уже, конечно, знали. Тогда приехали председатель с парторгом и ловили Ленина. Председатель промок и простудился.
Мэйдэй
Igor Brodsky поделился
Владимир Рабинович:
Памятник Ленину.
Беседу со мной старший мастер участка начал издалека:
— Мне доложили, что ты на работе слушаешь Голос Америки.
— Да, послушаешь тут, — отвечал я, — глушат все нахрен так, что собственного голоса не слышно.
— Ты, наладчик четвертого разряда, не можешь растянуть диапазон? — с укоризной сказал мастер.
— Пробовал, но раньше у них дырка в диапазоне была, а сейчас закрыли.
— А как же они сами слушают? – спросил мастер.
— Вот и я удивляюсь. Зачем вызвали?
— В колхоз поедешь, на картошку, с сохранением заработной платы.
— Почему я?
— Не только ты, я еще Изю Фиша с тобой отправляю.
— Это Ленина, что ли?
Изя Фиш — маленький, лысый, картавый — был примечателен не только простым сходством с Лениным; зимой и летом он носил ленинскую кепку и умел говорить под Ленина, цитируя Владимира Ильича наизусть. У Изи была феноменальная память и характерная еврейская внешность. К причудам старой сумасшедшей Советской власти Изя относился снисходительно, но никогда не оставлял возможность позабавиться. Однажды из избирательного пункта, в котором Изя просидел несколько часов в качестве представителя общественности, он притащил стопку политических брошюр издательства Госполитпросвeщение.
— Обязали распространить.
Назавтра, в ленинского покроя костюмчике и с ленинской кепкой на голове, через дверь выдачи он прошел на кухню нашей заводской столовой и стал раздавать работникам столовой коллекцию. Он заносил в специально разлинеенную таблицу ФИО и должность работника столовой, название брошюры и просил расписаться.
— Зачем это? — недоуменно спрашивали у него работники столовой.
— Каждая кухарка должна научиться управлять государством, – объяснял Изя.
— А у тебя какая кличка? – спросил мастер смены.
— Зачем мне кличка?
— У каждого из ваших должна быть кличка.
— Мне кличка не нужна. У меня фамилия — Рабинович. Taк почему все же нас в колхоз на картошку?
— Борьба с сионизмом, — загадочно ответил старший мастер.
Председатель оглядел нас с головы до ног и воскликнул: «Ты смотри кого нам прислали!»
— А что такое, товарищ председатель? — спросил Фиш.
— Да нет, ничего такого. Вы у нас, как иностранцы будете. Поселим вас в клубе, в ленинской комнате.
Он посмотрел на Изю внимательно и сказал: “У нас светлый праздник — открытие памятника Ленину на площади Ленина. А то нехорошо получается — носим его имя, а памятника ему не имеем. “
— Нельзя жить в клубе и быть свободным от клуба, — сказал Изя неопределенно.
— A чем плохо вам в клубе?- сказал председатель, — лучше, чем у какой-нибудь бабки в избе. Там и водопровод есть и туалет с унитазом. Там телевизор и полное собрание сочинений в 55–и томах.
Я стоял в раздумье в коридоре, когда появился Изя Фиш и завопил:
— Нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича?
— Изя, — взмолился я, — только не сейчас.
— Ладно, — сказал Фиш, — заноси, там как раз на две раскладушки.
Окна ленинской комнаты выходили на площадь Ленина, где возвышался только сегодня установленный в полный рост бронзовый памятник Ленину на постаменте.
Телевизор нам посмотреть не удалось, потому что клуб уже месяц был отключен от электричества, и мы легли спать необычно рано для городских жителей. Ночью Изя разбудил меня.
— Что делать? — сказал он.
— А что случилось? — спросил я
— Я хочу писять, — сказал Изя, — я всегда хочу, когда дождь идет.
— Ну, так сходи в туалет.
— Не найду, — сказал Изя. — Я в темноте плохо ориентируюсь.
— Там на книжном шкафу кубок стоит, возьми и отлей в него.
— Ax, какое кощунство, — сказал Изя и полез за кубком. — Отвернись к окну, ты меня смущаешь. У меня так ничего не получится.
Я подчинился и сразу, как только к шуму дождя прибавилось журчание струи, раздался ужасный треск и в свете молнии я увидел фантастическую картину: под проливным дождем, совершенно мокрый председатель колхоза бежал куда–то в обнимку со скульптурой В.И. Ленина. Я вскрикнул от неожиданности. Журчание прервалось и Изя испуганно спросил:
—Что случилось?
— Да так, ничего, привиделось, — сказал я и отошел от окна.
Что это было? — подумал я. Бронзовая скульптура такого размера будет весить 300 кг, а он так легко бегом под дождем …..
Я встал, подошел к окну и при очередной вспышке молнии увидел ленинские ноги на постаменте до колена.
— Изя, — спросил я, — у тебя место в кубке осталось.
— Осталось, — ответил Фиш, — но если дождь будет идти всю ночь, оно мне самому понадобится.
Дождь к утру кончился, небо очистилось. Первая половина сентября — лучшее время года в Беларуси. Утро в первой половине сентября в Беларуси — лучшее время дня. Я вышел на улицу, чтобы совершить несколько гимнастических упражнений, и первое, на что упал взгляд, — чистый постамент, на котором не было ни самого В.И. Ленина, ни его ног.
Нас направили работать в телятник. Телятник в замордованном советской властью маленьком беларуском колхозе был чем-то вроде коровьего Аушвица. Я ужаснулся, когда увидел стадо молодых коров и бычков, измученных голодом и дурным содержанием, которые печально и обреченно смотрели на меня, как на Гиммлера, который приехал инспектировать еврейское гетто в Минске. Сердце мое затрепетало и возмутился разум городского жителя и я уже чуть было не крикнул в сторону бытовки, откуда с любопытством выглядывали телятницы: «Господа, вы звери!», но в тот момент появился довольно внушительного вида, такой же грязный, как и все вокруг, огромный дядька–бригадир и объявил, что наша работа будет состоять в том, чтобы сортировать стадо. Для этого бычка или корову следует тащить и ставить на медицинские весы, чтобы взвесить и, если животное достигло контрольного веса, тащить на грузовик, потому что нужно 20 голов сегодня отправить на мясокомбинат. Предупреждая наш вопрос, как поставить упирающееся животное на эти белые, и от того особенно безобразно грязные медицинские весы, бригадир сказал:
— Взвешивать приблизительно. Поставите передними ногами и умножайте на два. И еще, — сказал бригадир. — Ходить по коровнику нужно осторожно, потому что слева находится сток для вывода продуктов жизнедеятельности, из которого и получился бассейн. Минимальная глубина 70 см, максимальная вот ему с головой. — Он указал на побледневшего от ужаса Изю.
— В прошлом году упал один из городских, так никто из ваших не хотел ему руку подать, чтобы вытащить.
— И что, утонул? — спросил Изя.
— Нет, — сказал бригадир, — наши небрезгливые, они вытащили.
— Товарищ бригадир, а знаете ли вы, что ваши действия должны квалифицироваться как преступления перед человечностью, – вдруг сказал Изя.
— В смысле, что? — спросил бригадир.
— Вот это, — Изя, сделал указующий жест в сторону коровников. Девушки-скотницы, увидев своего начальника, осмелели, выбрались из бытовки и с тем выражением, которое бывает на лице в первый раз попавшего в цирк сельского жителя, разглядывали нас.
— А, старая песня, — сказал бригадир. — Вечно как ваши городские приедут, так с этого начинают.
Бригадир оказался хорошо риторически подготовлен к разговорам такого рода.
— Котлетку любишь, колбаску, мясной супчик с картошечкой? А ты видел в несколько километров очередь, которая с шести часов стоит у вас в Минске вдоль Казинца? А в очереди котлетки и колбаски в кузовах. Бывает, сутки может не принимать мясокомбинат, если у них что не так. А этих уже никто не кормит и не поит, потому что это уже никому не нужно. Они теряют в весе и на последнем взвешивании бывает колхозу недостает до 100 кг с общего количества. Я извиняюсь, как тебя зовут, товарищ?
— Изя, — сказал Изя.
— А полное имя как?
— Исаак Юдович.
— Давно в нашем краю таких имен не слыхали. Меня Адам Казимирович зовут.
Он понял, что Изя не спешит совершить положенное в таком случае рукопожатие и только помахал издалека огромной грязной рукой.
— А вот вы, Исаак Юдович, когда-нибудь в убойном цеху были? Ну, не на скотобойне, тут не всякий из наших выдержит, а на птицефабрике? Вы же курочку, как я понимаю, любите. Крылышко там, бульончик — еврейский пенициллин. А вы когда-нибудь видели, как этих курочек везут в убойный цех? Они тогда в первый раз видят солнце, потому что всю свою небольшую жизнь, от яйца до последнего момента, сидели в помещении с электрическими лампами. В первый раз oни видят настоящий мир и им страшно, потому, что как вы любите говорить, это совершенно не соответствует их картине мира…
— Изя, — потянул я своего приятеля за рукав, — не лезь к нему, он бухой или сумасшедший.
— Материя — это объективная реальность, данная нам в ощущении, — сказал Изя.
— Это нам, — сказал бригадир, — а им? -Oн указал на телятник. — A им? — он указал на телятниц. — Ладно они, а вы можете себе представить, что чувствую я? Неужели то же самое, что и вы?
— Только я в этот ваш бассейн не полезу, я не умею плавать, — сказал Фиш.
— В нем не утонешь, в нем выталкивающая сила выше, чем в вашем этом Мертвом море за счет плотности, я извиняюся, жидкостного вещества. Могу доказать в расчете, я техникум закончил. — сказал бригадир.
— Нас прислали на картошку, — истерически закричал Изя. — Я хочу собирать картофельные клубни. Я хочу видеть председателя колхоза и говорить с ним по этому вопросу, лично.
— Председателя сегодня не будет. Он дома лежит. Простудился, – сказал бригадир.
— Что случилось? — вспомнив ночное видение, спросил я.
— Да особенного ничего, -сказал бригадир. — Тут xудожники одни из Минска взялись поставить памятник Ленину из бронзы. Деньги из колхоза выбрали и обманули — вместо бронзового, вырезали Ленина из пенопласта, затонировали и приклеили на постамент. Никому и в голову не пришло проверить. А вечером была гроза, сильным ветром Ленина отломало по самые колени и он катался ночью по площади Ленина пока не позвонили под утро председателю из районного КГБ, они уже, конечно, знали. Тогда приехали председатель с парторгом и ловили Ленина. Председатель промок и простудился.