Игорь Свинаренко: Послание РБК от сбитого лётчика
14 мая, 2016 8:36 пп
Игорь Свинаренко
Игорь Свинаренко:
Номинант премии «Большая книга», постоянный автор ТУТиТАМ Игорь Свинаренко, вспоминает, сколько раз на его веку уже хоронили журналистику и рассказывает, есть ли жизнь после неё.
(оригинал)
Как ветеран перестройки и инвалид гласности, тоже хочу пару слов о наболевшем и прозвучавшем. Уж я-то немного в теме, — после того как меня с разной степенью деликатности повыгоняли из многих, многих СМИ! Кажется, первой была «старая»«Комсомолка», это 1989 год, ещё при царе, нет? Ну и дальше целый список, не буду его тут приводить полностью, зачем же нам хвастовство. Тем более, многие участники событий еще живы!
Прекрасное и бескорыстно любимое мной РБК, о котором в эти дни уже много сказано по существу, напомнило мне молодость. Я снова, как бы, зашёл в ту же воду – на этот раз не в качестве автора, но уже как читатель и зритель.
Это я про 1990 год, когда – заметьте, ещё при совецкой власти – уже выходил «старый» Ъ. Вот как раз туда я и поступил работать. (Надо уточнить, что в состав отцов-основателей я не входил, они собрались еще раньше, вообще в 89-м). Это я рассказываю для нового поколения. Точнее, полупоколения (мой термин. Полупоколение — это когда разница не в 25 лет, а так, в 12-17, когда не отцы и дети, которые никогда друг друга не поймут, а дяди и племянники, которые не найдут взаимопонимания не никогда, а всего лишь – почти никогда). Новое полупоколение, как это часто бывает, думает, что оно всё изобрело само и самое первое, а до него не было ничего.
— А кто вам разрешил про это писать в таком тоне? – то и дело спрашивали меня в том 90-м посторонние, в том числе и коллеги из других изданий.
— Никто. Сами что хотим, то и делаем.
Этому никто не верил. Конечно! У нас же Византия, какая ж может быть политическая самодеятельность? Пипл так смекал, что некто в ЦК секретно поручил Володе Яковлеву (он сейчас живет безмятежно на земле обетованной и учит нас, что старость – это лучшее время жизни, что мудро, надо всё же в любой позиции радоваться жизни), изображать свободу слова, печати и всякого разного. Я люблю конспирологию и не прочь покидаться мыслями о том, что вот-де Яковлев-старший, великий Егор, служил в АПН-овской, т.е. гэбешной конторе, в Праге сидел на международном марксизме, а потом вдруг ррраз – и превратил тусклый листок Moscow News, этакий бедный недо-RT, в рупор новой вольной политической мысли. Скорей всего, это чисто случайно так получилось, я согласен. Но, мало того, Ъ печатался в типографии не то что казённой, а и вовсе военной газеты «Красная звезда». Ааа! Цензор не читал полосы. И уж тем более не подписывал их в печать. Как решился вопрос? Поди знай. Только мы писали, что хотели.
А вот еще одна черта сходства с РБК: в Ъ было много про бизнес. Тогда это слово было не очень уместным, но куда теперь без него, пусть уж будет. Кто-то помнит про это. А кто нет – тем не объяснишь. Так что нет смысла углубляться в подробности.
Пожалуй, то были золотые годы русской журналистики. (И мои – которые были в журналистике. Когда она была. И принадлежности к ней не надо было стесняться). Вот те 10 лет – с 89-го по 99-й. На солнце, конечно, были тёмные пятна, довольно ужасные, я знал про них больше, чем хотел, и грустил, но здесь не место и сейчас не время про них, так что промолчим.
Потому что наступил неловкий момент, когда олигарх Борис Абрамыч купил самую свободную газету и, включавший её, самый свободный издательский дом. Дал денег – и купил. А хуле, рынок он и есть рынок, за что боролись на то и напоролись! (Сходство ситуации с сегодняшним днём считаю совершенно случайным и думаю, что говорить об этом неуместно). Меня многие укоряли: хозяин захотел — купил, захотел – продал. Газета же не твоя! А я тогда шутил шутки черного юмора типа:
— Борис Абрамыч потратил сколько-то там миллионов личных долларов для того, чтоб газета стала ещё более свободной и независимой! И ещё более беспристрастной! Увы, без олигархической заботы газета никак не могла стать идеальной! А Березовскому новая свободная Россия поставит памятник за укрепление всех и всяческих свобод! Кто подумал, что это для влияния на политику, тому пусть будет стыдно ай-ай-ай!
Меня тогда часто спрашивали, ну правда же, интересно:
— Ну что, вас продают?
— Нас?! В смысле, меня? Ну нет уж. Идите нах!
— Что нет, когда точно продают ваш ИД!
Я решил, что пусть, конечно, продают, хоть газету, хоть ИД, хоть душу, — но уж без меня. И я уволился из Ъ, вы будете смеяться, по собственному. Что дало мне повод хвастать своей ну, там, не знаю — девственностью и непорочностью, я был тогда чистым и пафосным. Я и сейчас люблю таких людей, и ребятами из РБК восхищаюсь, о чём сообщил им в сетях, хотя вряд ли им нужна моя похвала.
Уволившись, я бухал в одинаре у себя на кухне – с горя. Я страдал, ах, типа, вы не понимаете мою тонкую душу! Это была, сцуко, трагедия. Кончилась, я был уверен, журналистика. По крайней мере в своих лучших проявлениях. Ну и моя в ней карьера тоже, заодно. Завершилась эпоха, когда чистые люди продвигали идеалы куда надо, и теперь олигархи будут рулить и портить все своими грязными руками! (Заметьте, мы тогда не знали, какие забавные проекты поднимет Борис Абрамыч, какие открытия он сделает в области кадровой политики и судеб России!). И вот я сидел весь такой пьяный и, начиная с трёх часов ночи, обзванивал каких-то своих дружков, которые остались в Ъ. Свою речь я начинал каждый раз одними и теми же словами:
— Здравствуй, тварь продажная!
Ну, это я так, с пафосом, перекидывал им мяч, типа не все участвовали в сделке, не все… Некоторые резонно отвечали:
— Я-то причем тут? Мне же с продажи денег не досталось!
Но такие аргументы не могли меня впечатлить. Пепел Клааса стучал мне в сердце. Я сформулировал для себя ситуацию так:
— Я с газетой занимался любовью, а она со мной – сексом!
В таких случаях иногда просто убивают, как мы знаем из мировой классики. И я был на таком градусе переживаний, что, если б мне сказали: «Пойди и умри за газету!» — то я б всё бросил, пошел бы и умер с улыбкой на лице, как учил нас Паша Грачёв, вот в натуре.
Говорю же вам, это были золотые счастливые годы! Кто не любил, тот не поймет. А кто любил, тот уже утирает слезу. Лиза Осетинская вот сказала всем в сетях, чтоб ей не звонили сейчас, не до того, и это всё я адресую ей, может, это немного её утешит. То, что после всех страданий я все ещё жив, и жизнь продолжается, и я ею в целом доволен, — это мой Лизе message. Всё было не зря! И что-то ещё непременно будет. Есть ли жизнь после большой журналистики? Да её полно. Берите сколько унесёте!
Кстати, когда-то, я уж не помню где, задумал вести рубрику «Сбитый лётчик». Про бывших. Кто был всем, а потом съехал на обочину столбовой дороги. Первым персонажем в моем плане значился Александр Руцкой, который был сбитым лётчиком в том числе и в буквальном смысле. Ну и там ещё были персонажи. Однако как-то не сложилось. Прошли годы, и теперь я себя с некоторой даже гордостью называю как раз сбитым лётчиком. Поэт Орлуша прокомментировал этот статус довольно тонко:
— Сбитым лётчиком нельзя стать если ты не летал!
Но уж по-любому быть старым репортером – это практически то же самое, что быть старой проституткой, возраст тут matters, как ни крути, с какой стороны ни глянь. Есть ремесла, которыми надо заниматься сугубо в молодости.
Но позвольте! Ведь ещё остались, пока остаются – «Новая газета», телеканал «Дождь», радио «Свобода», журнал «Нью временаs», которым командует моя однокурсница Женя Альбац. (Ein Volk, ein Reich, ein Fuehrer, ну и плюс одно радио, одна газета, один журнал и одно ТВ, и два вида сыра, как учил Сорокин в «Дне опричника»). Почему на них не смотрят сейчас, скорбя по РБК? Ну, наверно, потому, что они как бы такие армейские СМИ, на войне как на войне. Так бывает, это нормально. А РБК делал вид, что кругом мир, и не надо переодеваться в камуфляж, надо выкинуть каску и беспечно ходить в гражданке.
Но вот самоволки кончились, штатские костюмчики изъяты и заперты в каптерке, все заняли свои позиции и, как мечтал кто-то из малахольных леваков, к штыку приравняли перо. Холодная гражданская накаляется!
Что будет дальше? Со свободой – слова и вообще свободой? С нами? Поди знай. Никто нас не приковывал цепями к этой стране. Мы сами остались в ней, в здравом уме и трезвой памяти, и будем досматривать это кино прямо на съёмочной площадке, участвуя в массовке. Другого народа у меня для вас нет, только этот. Я про тех, кто остался и не сменил свою привычную старую компанию на чужих людей, иностранцев, возможно, вполне прекрасных, но всяко не таких, как мы…
Грубо говоря, весь мир – редакция, все люди – репортёры, мы все тут на событии, в самой его гуще, и ведём свои репортажи. Короче, люди, будьте бдительны!
Игорь Свинаренко
Игорь Свинаренко:
Номинант премии «Большая книга», постоянный автор ТУТиТАМ Игорь Свинаренко, вспоминает, сколько раз на его веку уже хоронили журналистику и рассказывает, есть ли жизнь после неё.
(оригинал)
Как ветеран перестройки и инвалид гласности, тоже хочу пару слов о наболевшем и прозвучавшем. Уж я-то немного в теме, — после того как меня с разной степенью деликатности повыгоняли из многих, многих СМИ! Кажется, первой была «старая»«Комсомолка», это 1989 год, ещё при царе, нет? Ну и дальше целый список, не буду его тут приводить полностью, зачем же нам хвастовство. Тем более, многие участники событий еще живы!
Прекрасное и бескорыстно любимое мной РБК, о котором в эти дни уже много сказано по существу, напомнило мне молодость. Я снова, как бы, зашёл в ту же воду – на этот раз не в качестве автора, но уже как читатель и зритель.
Это я про 1990 год, когда – заметьте, ещё при совецкой власти – уже выходил «старый» Ъ. Вот как раз туда я и поступил работать. (Надо уточнить, что в состав отцов-основателей я не входил, они собрались еще раньше, вообще в 89-м). Это я рассказываю для нового поколения. Точнее, полупоколения (мой термин. Полупоколение — это когда разница не в 25 лет, а так, в 12-17, когда не отцы и дети, которые никогда друг друга не поймут, а дяди и племянники, которые не найдут взаимопонимания не никогда, а всего лишь – почти никогда). Новое полупоколение, как это часто бывает, думает, что оно всё изобрело само и самое первое, а до него не было ничего.
— А кто вам разрешил про это писать в таком тоне? – то и дело спрашивали меня в том 90-м посторонние, в том числе и коллеги из других изданий.
— Никто. Сами что хотим, то и делаем.
Этому никто не верил. Конечно! У нас же Византия, какая ж может быть политическая самодеятельность? Пипл так смекал, что некто в ЦК секретно поручил Володе Яковлеву (он сейчас живет безмятежно на земле обетованной и учит нас, что старость – это лучшее время жизни, что мудро, надо всё же в любой позиции радоваться жизни), изображать свободу слова, печати и всякого разного. Я люблю конспирологию и не прочь покидаться мыслями о том, что вот-де Яковлев-старший, великий Егор, служил в АПН-овской, т.е. гэбешной конторе, в Праге сидел на международном марксизме, а потом вдруг ррраз – и превратил тусклый листок Moscow News, этакий бедный недо-RT, в рупор новой вольной политической мысли. Скорей всего, это чисто случайно так получилось, я согласен. Но, мало того, Ъ печатался в типографии не то что казённой, а и вовсе военной газеты «Красная звезда». Ааа! Цензор не читал полосы. И уж тем более не подписывал их в печать. Как решился вопрос? Поди знай. Только мы писали, что хотели.
А вот еще одна черта сходства с РБК: в Ъ было много про бизнес. Тогда это слово было не очень уместным, но куда теперь без него, пусть уж будет. Кто-то помнит про это. А кто нет – тем не объяснишь. Так что нет смысла углубляться в подробности.
Пожалуй, то были золотые годы русской журналистики. (И мои – которые были в журналистике. Когда она была. И принадлежности к ней не надо было стесняться). Вот те 10 лет – с 89-го по 99-й. На солнце, конечно, были тёмные пятна, довольно ужасные, я знал про них больше, чем хотел, и грустил, но здесь не место и сейчас не время про них, так что промолчим.
Потому что наступил неловкий момент, когда олигарх Борис Абрамыч купил самую свободную газету и, включавший её, самый свободный издательский дом. Дал денег – и купил. А хуле, рынок он и есть рынок, за что боролись на то и напоролись! (Сходство ситуации с сегодняшним днём считаю совершенно случайным и думаю, что говорить об этом неуместно). Меня многие укоряли: хозяин захотел — купил, захотел – продал. Газета же не твоя! А я тогда шутил шутки черного юмора типа:
— Борис Абрамыч потратил сколько-то там миллионов личных долларов для того, чтоб газета стала ещё более свободной и независимой! И ещё более беспристрастной! Увы, без олигархической заботы газета никак не могла стать идеальной! А Березовскому новая свободная Россия поставит памятник за укрепление всех и всяческих свобод! Кто подумал, что это для влияния на политику, тому пусть будет стыдно ай-ай-ай!
Меня тогда часто спрашивали, ну правда же, интересно:
— Ну что, вас продают?
— Нас?! В смысле, меня? Ну нет уж. Идите нах!
— Что нет, когда точно продают ваш ИД!
Я решил, что пусть, конечно, продают, хоть газету, хоть ИД, хоть душу, — но уж без меня. И я уволился из Ъ, вы будете смеяться, по собственному. Что дало мне повод хвастать своей ну, там, не знаю — девственностью и непорочностью, я был тогда чистым и пафосным. Я и сейчас люблю таких людей, и ребятами из РБК восхищаюсь, о чём сообщил им в сетях, хотя вряд ли им нужна моя похвала.
Уволившись, я бухал в одинаре у себя на кухне – с горя. Я страдал, ах, типа, вы не понимаете мою тонкую душу! Это была, сцуко, трагедия. Кончилась, я был уверен, журналистика. По крайней мере в своих лучших проявлениях. Ну и моя в ней карьера тоже, заодно. Завершилась эпоха, когда чистые люди продвигали идеалы куда надо, и теперь олигархи будут рулить и портить все своими грязными руками! (Заметьте, мы тогда не знали, какие забавные проекты поднимет Борис Абрамыч, какие открытия он сделает в области кадровой политики и судеб России!). И вот я сидел весь такой пьяный и, начиная с трёх часов ночи, обзванивал каких-то своих дружков, которые остались в Ъ. Свою речь я начинал каждый раз одними и теми же словами:
— Здравствуй, тварь продажная!
Ну, это я так, с пафосом, перекидывал им мяч, типа не все участвовали в сделке, не все… Некоторые резонно отвечали:
— Я-то причем тут? Мне же с продажи денег не досталось!
Но такие аргументы не могли меня впечатлить. Пепел Клааса стучал мне в сердце. Я сформулировал для себя ситуацию так:
— Я с газетой занимался любовью, а она со мной – сексом!
В таких случаях иногда просто убивают, как мы знаем из мировой классики. И я был на таком градусе переживаний, что, если б мне сказали: «Пойди и умри за газету!» — то я б всё бросил, пошел бы и умер с улыбкой на лице, как учил нас Паша Грачёв, вот в натуре.
Говорю же вам, это были золотые счастливые годы! Кто не любил, тот не поймет. А кто любил, тот уже утирает слезу. Лиза Осетинская вот сказала всем в сетях, чтоб ей не звонили сейчас, не до того, и это всё я адресую ей, может, это немного её утешит. То, что после всех страданий я все ещё жив, и жизнь продолжается, и я ею в целом доволен, — это мой Лизе message. Всё было не зря! И что-то ещё непременно будет. Есть ли жизнь после большой журналистики? Да её полно. Берите сколько унесёте!
Кстати, когда-то, я уж не помню где, задумал вести рубрику «Сбитый лётчик». Про бывших. Кто был всем, а потом съехал на обочину столбовой дороги. Первым персонажем в моем плане значился Александр Руцкой, который был сбитым лётчиком в том числе и в буквальном смысле. Ну и там ещё были персонажи. Однако как-то не сложилось. Прошли годы, и теперь я себя с некоторой даже гордостью называю как раз сбитым лётчиком. Поэт Орлуша прокомментировал этот статус довольно тонко:
— Сбитым лётчиком нельзя стать если ты не летал!
Но уж по-любому быть старым репортером – это практически то же самое, что быть старой проституткой, возраст тут matters, как ни крути, с какой стороны ни глянь. Есть ремесла, которыми надо заниматься сугубо в молодости.
Но позвольте! Ведь ещё остались, пока остаются – «Новая газета», телеканал «Дождь», радио «Свобода», журнал «Нью временаs», которым командует моя однокурсница Женя Альбац. (Ein Volk, ein Reich, ein Fuehrer, ну и плюс одно радио, одна газета, один журнал и одно ТВ, и два вида сыра, как учил Сорокин в «Дне опричника»). Почему на них не смотрят сейчас, скорбя по РБК? Ну, наверно, потому, что они как бы такие армейские СМИ, на войне как на войне. Так бывает, это нормально. А РБК делал вид, что кругом мир, и не надо переодеваться в камуфляж, надо выкинуть каску и беспечно ходить в гражданке.
Но вот самоволки кончились, штатские костюмчики изъяты и заперты в каптерке, все заняли свои позиции и, как мечтал кто-то из малахольных леваков, к штыку приравняли перо. Холодная гражданская накаляется!
Что будет дальше? Со свободой – слова и вообще свободой? С нами? Поди знай. Никто нас не приковывал цепями к этой стране. Мы сами остались в ней, в здравом уме и трезвой памяти, и будем досматривать это кино прямо на съёмочной площадке, участвуя в массовке. Другого народа у меня для вас нет, только этот. Я про тех, кто остался и не сменил свою привычную старую компанию на чужих людей, иностранцев, возможно, вполне прекрасных, но всяко не таких, как мы…
Грубо говоря, весь мир – редакция, все люди – репортёры, мы все тут на событии, в самой его гуще, и ведём свои репортажи. Короче, люди, будьте бдительны!