Игорь Малашенко: “Важно понять, что мы Азия”

26 февраля, 2019 6:16 дп

Игорь Свинаренко

Старое интервью. 1996? После я не раз порывался взять еще, но он отказывался. Так что у меня ничего свежее нет. Одна из попыток имела место в НЙ, 10 лет назад. Я хотел его спросить, почему он там скрывается, от кого — вроде уголовки же не было. Последний — вот уж точно не крайний раз — говорили по телефону, он звал меня поработать у него в штабе, на Собчак. Волонтером причем. Угадайте с трех раз, что я ему ответил. Мой ответ его потряс, а меня потрясло это его потрясение. Он был как бы оскорблен в лучших чувствах. Чистый был человек.


Малашенко помнит, что в молодости считал должность посла невыносимо и недостижимо высокой. Самый со стороны яркий звездный час Малашенко — это когда в 1996 году он давал советы Ельцину насчет выборов. Ельцин, если вы помните, тогда победил.

Сын фронтовика, профессионального военного, он детство провел в скитаниях по СССР, в среднем раз в год меняя школу. Он бывший ученый — исследовал политику в поэме Данте и в стране США. Служил в ЦК. Оттуда послал статью в «Тайм», — о скором распаде Советского Союза.

Он не приемлет русского православия, предпочитая ему восточную мудрость, к примеру даосизм. Если мерить по знаменитости и по стажу, то Малашенко — второй после Винни-Пуха даосист России.

Ведя скрытную, частную, малопубличную жизнь, он все равно себя корит за слишком активное участие в тусовке и жалеет, что редко бывает наедине с собой.
У него – рассказывает он — нет друзей. Но это не жалоба, поскольку он, говорит, про это не жалеет.

Женат по второму разу, отец двух дочек. Одна — старшеклассница в Англии, вторая совсем маленькая (рожать пришлось за границей, русские врачи боятся рожениц за 30).
Он живет в серьезном дорогом Подмосковье. Жена руководила галереей, а после бросила.

Для Малашенко очень важно зарабатывать много денег. Потому что он любит успех, который меряется теперь деньгами, и привык к вкусу его плодов.

Начало

— Говорят, у вас нет друзей. Неужели это правда?

— Это чистая правда. Я действительно не привязан ни к местам, ни к людям. Я в душе перекати-поле, и за исключением своей семьи я ни с кем… Никаких прочных человеческих связей у меня нет. Но во всем есть и позитивная сторона! За счет этого я очень адаптивен. Попадал в новую школу — а это всегда агрессивная среда — а новичков не любят нигде — и как-то выживал. Становился первым, вторым в классе, и все с этим фактом мирились. Бывали, конечно, очень тяжелые школы… Нет, без драк обходилось, драться я не умел абсолютно.

— Ну что, все по науке. Есть статистика — ваши любимые американцы это исследовали — что дети из кочевых семей вырастают одинокими, замкнутыми (название той работы было — «Shyness», застенчивость)…
Зачем вы пошли на философский?

-Это было с моей стороны… э-э… длительное помешательство. На первом курсе я всерьез стал изучать предмет — «Научная сущность марксизма». Прочитал всю литературу вокруг этого, и пришел к ужасному выводу — ниоткуда не следует научная сущность марксизма! Это было для меня тяжелым потрясением… Тогда я стал заниматься историей средневековой философии. Потому что всем было наплевать, что там происходило! Тема диссертации — «Политическая философия Данте».

— Дальше — институт США и Канады. Что вы там делали?

— Сочинял бумаги — например о том, как в Америке относятся к исламу. Ездил в Америку. Три месяца был в Вашингтоне на стажировке. Написал 2 книжки. Про ядерное сдерживание и про общественное мнение. И мне за них сейчас не стыдно: там все правда.

— Когда и при каких обстоятельствах вы вступили в ряды КПСС?

— Как подоспела разнарядка в институт, так и вступил. Это была данность, часть неизбежности. Родители мои были консерваторы, сам я был далек от диссидентства.

— Про вас говорят, что вы чуть ли не образцовый русский интеллигент!

— Нет, я ни в коем случае не интеллигент. Не люблю интеллигентов. Гершензон писал: «Сонмище больных, изолированных в своей стране — вот что такое русская интеллигенция.» Я с колоссальным удовольствием это цитирую.
К тому же я не русский. По крови я украинец, а по самоощущению космополит. Я мог бы к себе применить хорошее американское слово intellectual.

— Вот видите, какая пропасть между вами и русской интеллигенцией! Это все у вас потому, что вы, как известно, не любите выпивать… А мы, русские интеллигенты — пьем. Что же вы забыли Веню Ерофеева? Что дескать русский интеллигент не может не пить, видя страдания народа.

— Да, по-хорошему, я должен был полжизни провести на кухне, пить чай, водку, курить и говорить о смысле жизни… Тогда б я был интеллигентом…

— Да, очень может быть. Но вместо этого вы пошли служить в ЦК КПСС.

— Я сделал все, чтоб своей старшей дочери (про младшую рано еще говорить) привить антиинтеллигентность. Я позаботился о том, чтоб на не читала книг. Я, может, даже перестарался.
Книги… У меня ушло 15 лет на то, чтоб избавиться от того шлака, который я из них почерпнул! Без всякой бравады и эпатажа хочу сказать — не надо читать книг. Массой всякой дряни и абсурда в себе я обязан книгам. Более извращенного представления о действительности, чем в книгах, невозможно найти.

— А откуда ж его брать — из телевидения?

— Нет, 99 процентов ТВ — дрянь. ТВ — это addiction, такая же навязчивая привычка, как курение или алкоголь.

— Так откуда представление о жизни? Скажите как отец.

— Его формирует семья, а после сам человек.

Россия

— Для вас как для крупного менеджера ведь реально — заработать, скопить денег, или просто подготовить базу — и поехать жить на Запад.

— Нет, мне страшно интересно именно здесь! Передо мной этот искус был, как перед многими людьми моей профессии — уехать по контракту в американский университете. Но для меня статус и роль, которую я могу сыграть в своей стране, это для меня неизмеримо важнее. При том что я тогда не знал, что заработаю здесь и деньги! И потом, я человек с кризисным, военным сознанием, мне нужна атмосфера боевых действий.
А если я буду приживалкой и человеком второго сорта, то утрачу самоуважение, у меня произойдет чахотка, рак, инсульт, и я умру.
На Западе скучно! Я это говорю без всякой рисовки. Мне интересней путешествовать по своей стране, чем по чужой. Но — у меня от этих путешествий остается иногда жуткое впечатление, приходят тяжелые мысли о природе режима, который все довел до такого состояния.
Взять Сибирь. Люди живут в бараках, в хибарах, без зарплаты. А рядом стоит Томск-7, или Красноярск-26. Там построены такие города в скале, против которых Московское метро, по объему работ — просто шутка, скромная поделка. В подземных городах чудеса, там заводы, склады ядерного топлива, хранилища отходов, великолепная техника…
Меня раздражают разговоры, что вот пришли нехорошие коммунисты и устроили революцию и тот режим. Как будто большевики были марсиане, прилетели на космических кораблях и изнасиловали бедную хорошую страну! На самом деле половина наших сограждан была готова посадить и содержать в лагерях другую половину — или вовсе расстрелять! Сколько было истрачено и промотано за десятилетия! А из ямы выбраться до сих пор невозможно.
Люди были готовы жертвовать всем ради сверхценностной идеи. Чтоб быть впереди планеты всей… Люди были готовы также жить в бараках и строить подземные города для войны, содержать невероятную империю — от Анголы до Кубы… Люди были готовы играть по тем правилам!
Система рухнула потому, что возникла вера — если откажемся от всего этого, то будет изобилие. Призрак благосостояния поманил! Колбасы будет завались.
Поражаюсь, как люди столько терпели…

Дао

— Скажите, Игорь, вот вы известны своим увлечением даосизмом, востоком. Я понимаю, бывают духовные искания и т.д. Можно вам задать вопрос, чтоб вы только не обижались?

— Да конечно.

— Так вот. Эта склонность состоятельных людей к восточным учениям — оттого что люди не хотят ходить в ту же церковь, куда ходит их кухарка и шофер? И оттого, что миллионеры отстранены от христианской сверхзадачи, потому что легче верблюду пройти через игольное ушко чем богатому в царство небесное?..

— Да, женщина, которая для нас стряпает, действительно ходит в церковь, а я не хожу. Моя жена и дочь туда ходят — а я не хожу. Но не думаю, что это претензия на избранность, на элитизм…
Что касается отношения к православной церкви… Я не доверяю ей. Она подчинилась государству и утратила моральный авторитет в обществе. И это одна из причин, которая привели Россию к катастрофе. И мне это отношение преодолеть трудно.
Точно так же как мне трудно преодолеть крайне негативное отношение к династии Романовых. То что произошло в 18-м году, абсолютно чудовищно, за гранью человеческой морали — я имею в виду расстрел царской семьи — но то что династия совершенно бездарно, извините, просрала страну — для меня вещь совершенно очевидная. И для меня эта тема важная.
Да, это может казаться вещью умозрительной, но тем не менее это так.
Я отношусь к этому вопросу слишком серьезно, чтобы просто креститься и встать на стезю всеобщего фидеизма. Знаете, ходить по праздникам на номенклатурное стояние в храм Христа Спасителя и так далее… Я в такие игры не играю, чтоб «как все». Хватит мне былого членства в КПСС.

— Ну хорошо, а есть ли, по-вашему, Бог?

— Я не знаю…

— Понятно… Но все-таки — почему именно Восток для вас так важен?

— Это совершенно случайно получилось. Пару лет назад я отвратительно себя чувствовал, и врач меня пользовала китайской акупунктурой. Насколько я понимаю, философские темы ее никогда не волновали. Но тем не менее после сеанса, после этих китайских иголок, я пришел домой, снял том антологии китайской же философии, открыл в произвольно месте и начал читать. Это чтение меня увлекло, а это для меня показатель: я давно ничего не могу читать, у меня развилась видимо алексия (в детстве и юности я прочитал такие горы книг, что к чтению испытываю некоторое отвращение). И если я открываю книгу и начинаю ее читать…
Но! Поймите, в даосизме меня увлекает чисто философская сторона. Меня не интересуют никакие практики дао, которые смыкаются с буддизмом — упражнения дыхательные и физические, медитации, поездки к святым местам.
Вообще экзотизм восточных учений в России сильно преувеличивают — мы все-таки живем в Азии! Или в Евразии, скажем так, но уж точно не в Европе. Для нас восток, Азия — это очень близко!
Нет, в России это не такая безумная экзотика…

— Игорь, вы, говорят, любите притчи и ими комментируете действительность. Расскажите свою самую любимую!

— Только одна очень длинная… (Рассказывает).

Любимая притча Игоря Малашенко о жизни

«Жил-был каменотес. Который зарабатывал себе на жизнь тем, что целый день откалывал огромные гранитные глыбы и придавал им какую-то форму. Однажды он шел мимо богатого дома. Где как раз собирались гости, звучала музыка, пахло богатыми яствами. И он возмечтал — хорошо было бы стать богатым купцом! На следующее утро он проснулся богатым купцом. Дом у него был полная чаша. Он был богат, у него всегда был гости, прихлебатели и так далее. В один прекрасный день на улице раздался крик — «Пади»! И все независимо от своего состояния, возраста, звания должны были пасть ниц, потому что по улице ехал важный государственный чиновник. Лежа ниц в пыли, наш купец возмечтал стать государственным сановником — и стал им. Он ездил в своем собственном экипаже, перед ним все падали ниц, провинции содрогались и трепетали. При этом он сидел на неудобном деревянном сиденье — и что самое главное, сверху его сжигало неумолимое солнце, которому было безразличны его объем власти, регалии и так далее. И он захотел стать солнцем. И он им, стал солнцем, которое сжигает все живое, власть которого необъятна, которому молятся, проклинают и так далее.

В один прекрасный день он обнаружил, что его сила исчезла. Полнеба закрыла гигантская туча, сквозь которую даже самые мощные его лучи не могли проникнуть. Гигантская черная туча, рычащая громом, плюющаяся молниями и поливающая землю дождем. Он захотел стать тучей — и стал ей. Власть его стала огромна, разрушительная сила невероятна. Его приход воспринимали как стихийное бедствие.

— И что туча — растаяла?

— Нет, не растаяла. Внезапно, когда он упивался своим могуществом, он понял, что есть какая-то неодолимая сила, которая движет его по небу. Он понял, что это ветер. И он захотел стал ветром. И стал ветром, который носится свободно туда-сюда, никто над ним не властен, он приобретал силу урагана, сносил с лица земли целые деревни и даже города — и вдруг он натолкнулся на неодолимое препятствие. Какую бы мощь он ни вкладывал в свой порыв, это препятствие оставалось недвижимым. Он увидел, что на его пути стоит огромная гора. Он захотел стать горой. И стал. И впервые наконец заснул спокойно, потому что он был недвижим, необъятен, непоколебим. Наутро он проснулся, обнаружив, что его облик неуловимо меняется, что какая-то сила с ним что-то делает. Тогда он осмотрелся и обнаружил на своем склоне каменотеса, который откалывал от горы огромные глыбы.»

Самосозерцание

— Ваша жизнь видится со стороны ровной, лишенной событий, излишеств, броских сюжетов, охоты на экзотических зверей, романов со звездами. Она даже кажется скучной, получается как бы несправедливость — что вы при ваших возможностях вот так себя обкрадываете.

— Если я в чем-то грешен, так в том, что слишком часто поддаюсь правилам жизни тусовки. Я чаще сижу по вечерам в ресторанах — по делу, но все равно — я мало времени провожу в своей хижине. Просто сидя и глядя в стену перед собой, что является одним из моих излюбленных занятий.
Чтобы думать о серьезных вещах, надо больше времени проводить наедине с собой. Сделать над собой небольшое волевое усилие и смотреть в окно, ничего не думать — что-то умное может в голову прийти.
Все сформулировано в одном из трактатов — «совершенно мудрый познает мир, не выходя со двора своего дома, ибо поднебесная повсюду одинакова». Это чистая правда.
У меня в голове есть практически все. Задача не в том, чтоб узнать что-то новое, а — использовать то что там лежит.

Деньги

— Вы уважаете те удовольствия, которые можно получить с куда меньшими затратами энергии и денег. Так, может, логичней было бы работать 1 день в неделю, а потом сидеть дома и смотреть в стену…

— Я себе этого позволить не могу, я работаю, естественно, 6 дней в неделю. Я работаю потому, что мне нужен какой-то допинг. Кто-то пьет, кто-то употребляет наркотики, кто-то ходит по канату над пропастью. А я решаю какие-то задачи на работе — это моя порция допинга.
А что для меня деньги? Я ж не могу все время ориентироваться на свое внутреннее ощущение, мне нужен и успех. А сегодня мерилом успеха являются в первую очередь деньги. Вот они мне и нужны. Кроме того, я не могу уже жить в городской квартире, а дом стоит дороже.

В борьбе за дело оппортунизма и конформизма

— Мне приходилось слышать, как интеллигенты вас попрекают — вот, мол, при всех режимах эти хохлы умеют устроиться и хорошо жить.

— Да… Жил я, не скрою, хорошо. У меня был исключительно высокий социальный статус. Зарплата рублей 280. Двухкомнатная квартира в цековском доме в так называемом Царском Селе — я ее получил от академии наук. Должность ученого секретаря. Командировки и стажировки в Америке.
Ну что ж, такие тогда были правила! Окей, я принял их и играл по ним. В этом отношении я конформист. Меня можно называть оппортунистом, а можно в позитиве назвать меня человеком мобильным.
Для меня важно понимать правила игры! Я начинал — как боец идеологического фронта. Я участвовал в холодной войне на стороне Советского Союза. Всю изобретательность ума тратил на то, чтоб переиграть американцев. В дискуссиях, смысл которых сегодня уже невозможно объяснить — за что ломали копья?

— Вы американцев на своей холодной войне — ненавидели?

— Нет! Это, повторяю, проблема правил игры. Так мы играем в шахматы, я люблю этот образ, это и про ядерную стратегию тоже. Вы же не ненавидите своих партнеров по шахматах? Безусловно, мы потерпели поражение в холодной войне, и я очень сожалею, что это факт никогда не был признан открыто. Я считал, что из холодной войны надо выходить, абсурдность происходившего была очевидна… Но я, как в детском рассказе у Пантелеева, дал честное слово и стоял на часах.
А теперь правила игры изменились… Теперь деньги стали мерилом успеха? Окей. Я играю. И я считаю, что действую достаточно успешно.

Дом

— У вашей жены ведь раньше была галерея.

— Совершенно верно. Это было очень смешно. В свое время, когда я работал в ЦК, она работала в музее им. Пушкина. И я ее подбивал уйти из музея и открыть галерею. Тем более что у нее был интерес. В итоге она первая ушла с госслужбы. И создала частный бизнес — галерею «Манеж». Она там сидела на втором этаже, на антресолях — в одном из тех помещений, где Никита Сергеевич громил «проклятых авангардистов».
Она даже зарабатывала какие-то деньги. Это был 90-й год. В конце 1991 года, успешно играя уже по новым правилам, занялся бизнесом на несколько ином порядке цифр, и она в итоге закрыла галерею.

— Кроме трезвого образа жизни, вы также отличаетесь закрытостью своей частной жизни.

— Мне искренне трудно о себе, о своей жизни говорить, потому что я исповедую принцип «по делам их узнаете их». Я — человек домашний, мой дом — моя крепость.

— Невинный вопрос, не хочу покушаться на вашу privacy: какую вы любите еду?

— Чего-нибудь попроще… Без наворотов, без соусов… У нас появилась женщина, которая замечательно готовит… Мясо с овощами, картошка с рыбой. Но не более того… Дома я стараюсь меньше есть, потому что я переедаю на работе, сижу по ресторанам — вот как сейчас с вами…

— Пить вы не любите, но если пить, то что?

— В последнее время совсем мало, ну максимум- пиво. Пить — это меня выбивает из колеи, что мне совершенно не нравится.

Авто

— Вы только на шоферах или иногда сами водите?

— Сам за рулем? Нет, я хотя машину водить люблю, но в нашей стране не сажусь за руль. Эту публику, которая стоит вдоль шоссе с полосатыми жезлами, видеть не могу и разговаривать с ней. Не для меня это, очень грустно.

Фото

— Вы — фотограф. Фото. Вы себя в фото чувствуете художником?

— Нет, художником я себя безусловно не чувствую, я себя чувствую тем, кем являюсь — продвинутым любителем. Не более того. Я не слишком креативен. То, что я делаю в фотографии, это достаточно тривиально. Большая часть моих фотографий — это семейный альбом, это огромное количество фотографий.

— Это — основное хобби?

— Где ж я еще найду время на неосновные? Ведь времени нет.

Кино

— Вы смотрите кино?

— Смотрю. Люблю пойти в хороший западный кинотеатр и посмотреть премьеру какого-нибудь Джеймса Бонда… У меня есть несколько любимых фильмов. Я например обожаю «Звездные войны». Как, вы не видели «Звездные войны»?

— Это где зверьки?

— Ну, знаете… Зверьки… Да это великий фильм! Это одна из великих мифологем 20 века! Там использованы все архетипы. История борьбы добра и зла…
Еще у меня есть коллекция кассет дома — крутые качественно сделанные, с бюджетом под 100 млн. долларов, боевики…
Русские фильмы не могу смотреть — они претендуют на отражение реальности, это, как правило, смесь чернухи с порнухой, эта претензия на реализм меня страшно коробит.

Отпуск

— Отпуск. Что происходит в отпуске?

— Это юг. Португалия, Испания. Беру напрокат машину, и еду в сторону противоположную от моря. У меня есть замечательный попутчик — это моя старшая дочь. Мы придумываем себе маршруты, чтоб доехать до каких-нибудь псевдодостопримечательностей, и по пути слушаем какую-нибудь попсу. Когда дочери надоедает, я сам езжу — с фотоаппаратом.

Что будет

— Каким вы будете через 5, 10 лет — вы думали об этом?

— Я знаю одно: человек обязан меняться. Жизнь хороша именно своей непредсказуемостью. Мужчина должен даже профессию менять — время от времени.

— Вы не видите возможности личного краха?

— Это ведь внутреннее состояние — крах! Крах можно потерпеть, находясь на вершине пирамиды, имея все аксессуары внешнего успеха… Внешние неприятности не так важны… Что бы ни произошло! Отрицательный результат меня не подорвет. Но если внутри пружинка сломается — это проблема…

«Лучший момент жизни»

— С этой теперешней высокой ступеньки — вы видите, куда вам еще подниматься?

— Я хочу реализовывать свои задачи… Карьера есть последовательность решаемых головоломок. И в этом смысле если три раза подряд я задам себе какие-то головоломки и не решу их — это будет для меня большим разочарованием.

— Выходит, вы сейчас играете по максимуму, и не может для вас быть лучшего, чем есть сейчас? То есть если бы оно было, это лучшее, вы бы его взяли?

— Я живу в лучший момент своей жизни, это правда… Я с этим сознанием живу довольно давно, это сознание приятно. Уже несколько лет. А большую часть жизни я прожил с другим сознанием, я вечно был чем-то недоволен, мне казалось, что где-то там есть другой горизонт… А потом я сказал себе — здесь и теперь. Ну что, на это оптимистической ноте и закончим?

— Ура!

Средняя оценка 0 / 5. Количество голосов: 0