и, ворвашись в цех, пропитанный жарким и спёртым воздухом, пролетарий Василий воскликнул — «Кончай работу, революция!»
8 июля, 2018 5:57 дп
Олег Утицин
Олег Утицин:
При советской власти каждый корреспондент каждой редакции (штатный тем более) был обязан отвечать на потоки читательских писем.
При каждой редакции существовал отдел «писек», сформированный из начальника и его заместителя — пожилого или полупожилого разнополых или однополых людей с опытом работы в СМИ и партбилетом хоть у одного.
А также группы девочек, письма сортирующих и разносящих по отделам, раздающих корреспондентам, получавших, в зависимости от своей привлекательности или сговорчивости, комплименты и эротические похлопывания.
Девочки вели также контроль — сколько кому писем они отнесли, и на сколько писем кто ответил. Ответы должны были быть распечатаны на редакционных бланках и подписаны не менее, чем зам. начальника отдела.
Это ответы на письма рядовых граждан. Официальные ответы должно было рассматривать на редколлегиях, закрытых слушаниях, где решалось, надо публиковать, не надо, и что за это будет, и с кем?
Когда, после дембеля я попал в «Ленинское знамя» (орган Московского обкома партии), большую часть коллектива редакции, которого я люблю и посмертно и пожизненно, мне в наследство от журналиста, ушедшего в писатели и сценаристы, достались груды писем Ветеранов Великой Отечественной войны с их мемуарами.
Я сейчас и сам такой, похоже, как их авторы.
Беда было в том, что большинство на сотне или пяти сотнях страниц убористым почерком писали, как они помогли генералам выиграть войну.
Когда читал досье авторов (потому что уже тогда было ясно, что почти все, кто был на передовой, ушли, а те, кто остались — или поют из последних сил, или на гитаре наигрывают — Окуджава, Тодоровский).
Но среди авторов писем даже не бойцы дальнобойной артиллерии были, а героические труженики тыла.
Один в огромном пухлом пакете прислал текст, как защищал Москву. Как фашисты наступали и было холодно. И что генералитет надо было спасать, и в самый ответственный момент наступления он взял автомашину без спроса, и погнал в Москву, и там сумел достать коньяку и шоколаду целый грузовик, и как привез в штаб, после начала нашего наступления, и как сказал маршалу Жукову, выпимшему коньяку и не знавшему, чего делать дальше, что лучше дивизии под NN такими-то туда поставить, а эти направить во фланг, а остальные — на прорыв отправить…»
Выбросил я, конечно, это всё в мусорный бумажный бак около стола.
Кстати, когда пришел в первую компьютеризированную в СССР газету Ъ, удивился дико, что рядом с журналистскими столами нет даже мусорных пластиковых вёдер для бумаг…
Потом нашёл одно — на улице у входа…
Автор выброшенного письма, конечно же, был членом партии, конечно же, заслуженным ветераном ВОВ (вот для него пусть так будет) пожаловался в ЦК КПСС, что его стополосные мемуары не были опубликованы в четырёхполосной газете.
Вздрючили меня и заставили написать текст на сорок строк с извинениями…
Выговор приказом…(я не партийный, нет, про это — отдельная история будет)
А письма сыпались и сыпались. И каждое, начиналось со слов, «я не понимаю, дорогая редакция, почему…» Почему это, почему то. В результате, все редакции уже стали не понимать и делать то, что, как говорят, придумал Андрей Васильев…
Однажды мне прислали письмо, подписанное товарищем по фамилии Тарарака, тоже ветераном войны,тоже членом КПСС, о нарушениях правил движения поездов на таком-то участке железной дороги, и виноват в этом во всем товарища Бумбарака, начальник участка.
Я урезал текст до десяти строк и предал гласности. Официальный ответ, на десяти страницах из райкома КПСС, потряс до глубины души. Там, по памяти воспроизвожу, в частности, было сказано: что райком разобрался с острым сигналом товарища Тарарака, проведены собрания общественности и райкома, в результате, товарищу Бумбарака поставлено на вид, собрание коллектива участка, в лице товарищей Попа, Соплифец и ещё 48 фамилий, рекомендовали уволить за всё за это товарища ХОРОШУН…
…У меня в отделе, на двери, прикнопленная, висела белая полоса незавёрстанной газеты с шапкой и большим вопросительным знаком на груди.
И к этой полосе я приклеивал по две-три строчки из советской прессы, робко отдававшейся тогда гласности. Там был перл Коли Модестова про юбилей советской тогда еще власти — «и, ворвашись в цех, пропитанный жарким и спёртым воздухом, пролетарий Василий воскликнул — «Кончай работу, революция!»
Вот и кончили…
Там много чего ещё было, приезжали водку выпивать в гости ребята из «Московских новостей» триста долларов предлагали за эту полосу — сумасшедшие деньги по тем временам. Не согласился. Тогда полосу просто спёрли…
Но вот эта вот битва Тарараков с Бумбараками, она же вечна, на моём веку, по крайней мере, они воюют, партии принимают решения…
Но уволен-то ХОРОШУН всё время!!!
Олег Утицин
При советской власти каждый корреспондент каждой редакции (штатный тем более) был обязан отвечать на потоки читательских писем.
При каждой редакции существовал отдел «писек», сформированный из начальника и его заместителя — пожилого или полупожилого разнополых или однополых людей с опытом работы в СМИ и партбилетом хоть у одного.
А также группы девочек, письма сортирующих и разносящих по отделам, раздающих корреспондентам, получавших, в зависимости от своей привлекательности или сговорчивости, комплименты и эротические похлопывания.
Девочки вели также контроль — сколько кому писем они отнесли, и на сколько писем кто ответил. Ответы должны были быть распечатаны на редакционных бланках и подписаны не менее, чем зам. начальника отдела.
Это ответы на письма рядовых граждан. Официальные ответы должно было рассматривать на редколлегиях, закрытых слушаниях, где решалось, надо публиковать, не надо, и что за это будет, и с кем?
Когда, после дембеля я попал в «Ленинское знамя» (орган Московского обкома партии), большую часть коллектива редакции, которого я люблю и посмертно и пожизненно, мне в наследство от журналиста, ушедшего в писатели и сценаристы, достались груды писем Ветеранов Великой Отечественной войны с их мемуарами.
Я сейчас и сам такой, похоже, как их авторы.
Беда было в том, что большинство на сотне или пяти сотнях страниц убористым почерком писали, как они помогли генералам выиграть войну.
Когда читал досье авторов (потому что уже тогда было ясно, что почти все, кто был на передовой, ушли, а те, кто остались — или поют из последних сил, или на гитаре наигрывают — Окуджава, Тодоровский).
Но среди авторов писем даже не бойцы дальнобойной артиллерии были, а героические труженики тыла.
Один в огромном пухлом пакете прислал текст, как защищал Москву. Как фашисты наступали и было холодно. И что генералитет надо было спасать, и в самый ответственный момент наступления он взял автомашину без спроса, и погнал в Москву, и там сумел достать коньяку и шоколаду целый грузовик, и как привез в штаб, после начала нашего наступления, и как сказал маршалу Жукову, выпимшему коньяку и не знавшему, чего делать дальше, что лучше дивизии под NN такими-то туда поставить, а эти направить во фланг, а остальные — на прорыв отправить…»
Выбросил я, конечно, это всё в мусорный бумажный бак около стола.
Кстати, когда пришел в первую компьютеризированную в СССР газету Ъ, удивился дико, что рядом с журналистскими столами нет даже мусорных пластиковых вёдер для бумаг…
Потом нашёл одно — на улице у входа…
Автор выброшенного письма, конечно же, был членом партии, конечно же, заслуженным ветераном ВОВ (вот для него пусть так будет) пожаловался в ЦК КПСС, что его стополосные мемуары не были опубликованы в четырёхполосной газете.
Вздрючили меня и заставили написать текст на сорок строк с извинениями…
Выговор приказом…(я не партийный, нет, про это — отдельная история будет)
А письма сыпались и сыпались. И каждое, начиналось со слов, «я не понимаю, дорогая редакция, почему…» Почему это, почему то. В результате, все редакции уже стали не понимать и делать то, что, как говорят, придумал Андрей Васильев…
Однажды мне прислали письмо, подписанное товарищем по фамилии Тарарака, тоже ветераном войны,тоже членом КПСС, о нарушениях правил движения поездов на таком-то участке железной дороги, и виноват в этом во всем товарища Бумбарака, начальник участка.
Я урезал текст до десяти строк и предал гласности. Официальный ответ, на десяти страницах из райкома КПСС, потряс до глубины души. Там, по памяти воспроизвожу, в частности, было сказано: что райком разобрался с острым сигналом товарища Тарарака, проведены собрания общественности и райкома, в результате, товарищу Бумбарака поставлено на вид, собрание коллектива участка, в лице товарищей Попа, Соплифец и ещё 48 фамилий, рекомендовали уволить за всё за это товарища ХОРОШУН…
…У меня в отделе, на двери, прикнопленная, висела белая полоса незавёрстанной газеты с шапкой и большим вопросительным знаком на груди.
И к этой полосе я приклеивал по две-три строчки из советской прессы, робко отдававшейся тогда гласности. Там был перл Коли Модестова про юбилей советской тогда еще власти — «и, ворвашись в цех, пропитанный жарким и спёртым воздухом, пролетарий Василий воскликнул — «Кончай работу, революция!»
Вот и кончили…
Там много чего ещё было, приезжали водку выпивать в гости ребята из «Московских новостей» триста долларов предлагали за эту полосу — сумасшедшие деньги по тем временам. Не согласился. Тогда полосу просто спёрли…
Но вот эта вот битва Тарараков с Бумбараками, она же вечна, на моём веку, по крайней мере, они воюют, партии принимают решения…
Но уволен-то ХОРОШУН всё время!!!