«И ложиться ему скоро на сохранение…»
9 января, 2024 5:00 пп
Мэйдэй
Игорь Поночевный:
Вообще, мужик он был, конечно, неплохой. Дело свое знал хорошо. Слесарем работал на четвертом участке. Не пил. Ну, понятно, выпивал. Таких, чтобы совсем — таких не бывает. Но в запои, как некоторые, не уходил. После работы, как положено, грамм двести накатит в цеху сотоварищи.
Это обязательно. Потом, в бытовке, если какой повод — еще двести примет. Затем брел домой, через магазин, и покупал четыре пивные банки. Две выпивал дорогой, чтобы заполировать это дело. А две оставлял на завтра, на утро. Опохмелиться. И пока до завода доходил неспешным шагом — ими и лечился. Такой у него был неукоснительный распорядок. Как в армии. И этот режим никогда им не нарушался. И через такой ритуал Сергеич всегда имел отменное здоровье и твердую руку у станка.
И, вот, как-то раз, после новогодних праздников, угораздило его рассказать заводским собутыльникам про свой сон. Упомянул вскользь, как совершенную нелепицу, дикую до такой степени, что поспешил со всеми поделиться.
Про то, как приснился ему Путин. Беременный. И будто идет он с Сергеичем по парку, держась за его руку, и сетует, что скоро ложиться ему на сохранение, и что геморрой замучил, и голос у него грустный-грустный, и кругом падает снег, и так тихо, только слышен скрип шагов, и вороны каркают.
Ну, все, понятно, со стульев и попадали. И после того еще попросили рассказать, и ещё раз, и в бытовке, и в столовой, и в заводоуправлении. Ну, что с Сергеича взять? Просят – он и рассказывает, как на самом-то деле было. Уже и сам не рад, что заикнулся. На другой день кто-то и настучал. Приехали уже после смены, когда он свои обязательные двести и еще раз двести принял. Надели наручники, и повезли в пятьдесят шестое отделение.
Обращались с Сергеичем в полиции очень культурно. В какой-то специальный отдел привели, где все в форме. Там его особо и не били. А только пару раз дали щелбаны в ухо. И линейкой металлической по пальцам ударили, чтобы правильно на вопросы отвечал. Он всё, как на духу и выложил.
Дескать, приснился ему Путин. Беременный. И будто идет он с Сергеичем по парку, держась за руку, и сетует, что скоро ложиться ему на сохранение, и что геморрой замучил, и голос у него грустный-грустный, и кругом падает снег, и так тихо, только слышен скрип шагов, и вороны каркают.
Не успели они посмеяться, как вдруг открываются двери, и входят люди в гражданском и показывают корочки. И говорят, что забирают. Полиция особо возражать не стала, так, пару раз матом ругнулась, дала Сергеичу щелбан напоследок и отпустила.
Привезли его на Литейный. И там некоторое время допрашивали, так, что он даже совсем протрезвел. Обращение – по самому высокому разряду, только на «вы», все интеллигентно и доброжелательно. Не били совсем, а только зубные клещи показали, и разок по почкам бутылкой пластиковой с водой вмазали наотмашь. Дабы синяков не оставалось. Чтобы он всё без утайки, как есть, им поведал. Как на духу.
Ну, Сергеич, и выложил всё, как было, на самом-то деле. Что приснился ему сон. Во сне – Путин. Беременный. И будто идет он с Сергеичем по парку, держась за руку, и сетует, что скоро ложиться ему на сохранение, и что геморрой замучил, и голос у него грустный-грустный, и кругом падает снег, и так тихо, только слышен скрип шагов, и вороны каркают.
И только они его хотели спросить, зачем ему такой сон приснился, и кто надоумил, как опять двери отворились, и другие уже люди вошли. Что-то показали, какие-то документы. Чекисты им говорят, плевали мы на ваше фсо. А эти их за грудки взяли, дескать, что ты сказал, падло? Чуть не подрались. Ну, кгб с Сергеича наручники сняло, дало ему поджопник от злости, и отпустило с богом.
Поволочили Сергеича неизвестно куда. Надели на голову черный мешок, и в машину сунули. Тут он немного от страха обоссался. Потом некоторое время везли с мигалками, и куда-то по трапу вели, и понял он, что в самолете. Затем летели, приземлялись, опять мигалки, снова обоссался, от чего получил ногой по яйцам, наконец, доставили в какой-то подвал, и мешок сняли.
Прямо под нос лампу сунули, что ничего не видно стало – кто кругом стоит, и по новой: выкладывай, гад, как есть. И приказ свой газеткой усилили, по глазам совсем легонько дали. А так, не били, нет. Всё культурно и вежливо, как в гостинице.
А Сергеич – что? Он всегда родной власти помочь готов. Всё как писанному оттарабанил, в двадцать пятый раз. Четко, по-армейски, с выражением. Что сон ему был. В котором – Путин. Беременный. И будто идет он с Сергеичем по парку, держась за руку, и сетует, что скоро ложиться ему на сохранение, и что геморрой замучил, и голос у него грустный-грустный, и кругом падает снег, и так тихо, только слышен скрип шагов, и вороны каркают.
Стали все подробности выяснять: какой парк? в какое время дня шли? откуда? куда? какая температура воздуха была? не было ли кругом людей? а если были – опиши. Как каркали вороны? покаркай. Каркал им Сергеич до утра, покуда из сил не выбился. Отволокли его в одиночную камеру, и там бросили.
Не успел глаза сомкнуть – опять новые люди, крики, вопли, ругань из-за арестанта, снова на голову мешок надели, только теперь уже оранжевый, руки и ноги сковали, и повезли черт знает куда. И больше на работе он не появлялся, на своем заводе, на четвертом участке. Ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц или год, никогда вовсе. Пропал в неизвестном направлении, и навсегда. А потому, что нечего ему было чего не положено сниться. Такая история.
Мэйдэй
Игорь Поночевный:
Вообще, мужик он был, конечно, неплохой. Дело свое знал хорошо. Слесарем работал на четвертом участке. Не пил. Ну, понятно, выпивал. Таких, чтобы совсем — таких не бывает. Но в запои, как некоторые, не уходил. После работы, как положено, грамм двести накатит в цеху сотоварищи.
Это обязательно. Потом, в бытовке, если какой повод — еще двести примет. Затем брел домой, через магазин, и покупал четыре пивные банки. Две выпивал дорогой, чтобы заполировать это дело. А две оставлял на завтра, на утро. Опохмелиться. И пока до завода доходил неспешным шагом — ими и лечился. Такой у него был неукоснительный распорядок. Как в армии. И этот режим никогда им не нарушался. И через такой ритуал Сергеич всегда имел отменное здоровье и твердую руку у станка.
И, вот, как-то раз, после новогодних праздников, угораздило его рассказать заводским собутыльникам про свой сон. Упомянул вскользь, как совершенную нелепицу, дикую до такой степени, что поспешил со всеми поделиться.
Про то, как приснился ему Путин. Беременный. И будто идет он с Сергеичем по парку, держась за его руку, и сетует, что скоро ложиться ему на сохранение, и что геморрой замучил, и голос у него грустный-грустный, и кругом падает снег, и так тихо, только слышен скрип шагов, и вороны каркают.
Ну, все, понятно, со стульев и попадали. И после того еще попросили рассказать, и ещё раз, и в бытовке, и в столовой, и в заводоуправлении. Ну, что с Сергеича взять? Просят – он и рассказывает, как на самом-то деле было. Уже и сам не рад, что заикнулся. На другой день кто-то и настучал. Приехали уже после смены, когда он свои обязательные двести и еще раз двести принял. Надели наручники, и повезли в пятьдесят шестое отделение.
Обращались с Сергеичем в полиции очень культурно. В какой-то специальный отдел привели, где все в форме. Там его особо и не били. А только пару раз дали щелбаны в ухо. И линейкой металлической по пальцам ударили, чтобы правильно на вопросы отвечал. Он всё, как на духу и выложил.
Дескать, приснился ему Путин. Беременный. И будто идет он с Сергеичем по парку, держась за руку, и сетует, что скоро ложиться ему на сохранение, и что геморрой замучил, и голос у него грустный-грустный, и кругом падает снег, и так тихо, только слышен скрип шагов, и вороны каркают.
Не успели они посмеяться, как вдруг открываются двери, и входят люди в гражданском и показывают корочки. И говорят, что забирают. Полиция особо возражать не стала, так, пару раз матом ругнулась, дала Сергеичу щелбан напоследок и отпустила.
Привезли его на Литейный. И там некоторое время допрашивали, так, что он даже совсем протрезвел. Обращение – по самому высокому разряду, только на «вы», все интеллигентно и доброжелательно. Не били совсем, а только зубные клещи показали, и разок по почкам бутылкой пластиковой с водой вмазали наотмашь. Дабы синяков не оставалось. Чтобы он всё без утайки, как есть, им поведал. Как на духу.
Ну, Сергеич, и выложил всё, как было, на самом-то деле. Что приснился ему сон. Во сне – Путин. Беременный. И будто идет он с Сергеичем по парку, держась за руку, и сетует, что скоро ложиться ему на сохранение, и что геморрой замучил, и голос у него грустный-грустный, и кругом падает снег, и так тихо, только слышен скрип шагов, и вороны каркают.
И только они его хотели спросить, зачем ему такой сон приснился, и кто надоумил, как опять двери отворились, и другие уже люди вошли. Что-то показали, какие-то документы. Чекисты им говорят, плевали мы на ваше фсо. А эти их за грудки взяли, дескать, что ты сказал, падло? Чуть не подрались. Ну, кгб с Сергеича наручники сняло, дало ему поджопник от злости, и отпустило с богом.
Поволочили Сергеича неизвестно куда. Надели на голову черный мешок, и в машину сунули. Тут он немного от страха обоссался. Потом некоторое время везли с мигалками, и куда-то по трапу вели, и понял он, что в самолете. Затем летели, приземлялись, опять мигалки, снова обоссался, от чего получил ногой по яйцам, наконец, доставили в какой-то подвал, и мешок сняли.
Прямо под нос лампу сунули, что ничего не видно стало – кто кругом стоит, и по новой: выкладывай, гад, как есть. И приказ свой газеткой усилили, по глазам совсем легонько дали. А так, не били, нет. Всё культурно и вежливо, как в гостинице.
А Сергеич – что? Он всегда родной власти помочь готов. Всё как писанному оттарабанил, в двадцать пятый раз. Четко, по-армейски, с выражением. Что сон ему был. В котором – Путин. Беременный. И будто идет он с Сергеичем по парку, держась за руку, и сетует, что скоро ложиться ему на сохранение, и что геморрой замучил, и голос у него грустный-грустный, и кругом падает снег, и так тихо, только слышен скрип шагов, и вороны каркают.
Стали все подробности выяснять: какой парк? в какое время дня шли? откуда? куда? какая температура воздуха была? не было ли кругом людей? а если были – опиши. Как каркали вороны? покаркай. Каркал им Сергеич до утра, покуда из сил не выбился. Отволокли его в одиночную камеру, и там бросили.
Не успел глаза сомкнуть – опять новые люди, крики, вопли, ругань из-за арестанта, снова на голову мешок надели, только теперь уже оранжевый, руки и ноги сковали, и повезли черт знает куда. И больше на работе он не появлялся, на своем заводе, на четвертом участке. Ни завтра, ни послезавтра, ни через месяц или год, никогда вовсе. Пропал в неизвестном направлении, и навсегда. А потому, что нечего ему было чего не положено сниться. Такая история.