«Худой и ещё худее…»
21 января, 2019 8:58 дп
Евгений Шестаков
И ещё, насчёт гугла.
Чуть что, вы все теребите гугл.
Он вам такая родная мама, что выброси вас голодных на пустой остров, вы погибнете все, потому что не сможете друг друга готовить.
Потому что вам нужен совет из облака. Потому что у ваших рук такая мелкая моторика, что вы можете поздороваться с тараканом, но не можете потрошить курицу, уже не говорю про убить.
Не спи.
Я тебе расскажу, что такое выживание в грустном мире. Как-то раз меня забрали в армию и не вернули, два года сухих степей и боевой командир, который пил разведённую зубную пасту и шатался как метроном, когда ему вручали пять суток.
Господи, с кем я говорю, ты живой портянки не видела.
Короче. Когда тебе восемнадцать и тебя только что отняли от груди, не дав толком в ней разобраться, первые шаги пальцами в мире женщин, погрузили в общий вагон и дали размачивать слезами сухой паёк…
Не спи. Короче. Да спи. Зачем тебе это. Как же мы хотели жрать, оба два. Я и Макс Батурин, мой друг, мой брат, по учебному оружию и перу. По ночным лестницам общаги и по плацу разбитыми сапогами. Учебная дивизия — это бег и голод.
И никаких прав. Даже покурить даже в специально отведённом месте, потому что так решил командир.
Была последняя сигарета «Феникс», и торопливые руки, и внимательные глаза, и она спалила нас на излёте.
Спи. Я скажу тихо и в сторону. Пиз@юли. Самые большие на тот момент жизни. Представить не могли, что они такие бывают. А потом мы шли за строем гуськом.
А потом нам дали лопаты, и ты бы видела этот гравий, каменное море стоячих волн, и всё наше. С перерывом на обед с перерывом обеда и пустым желудком у всех, потому что за полминуты можно только несколько раз обжечься, а за полгреха каждого из нас обязан ответить весь взвод.
Спи. Сейчас будет момент позора.
Зачем тебе это, зачем мне это, затем, что я полтора часа был герой и теперь могу поскулить. Мы носили гравий лопатами от левой бесконечности к правой, между позвоночником и пупком вакуум толщиной в миллиметр, между впуском и выпуском с лычками на плечах много дней, и все намного черней, чем ночь.
Она была без обёртки, как ты сейчас. Но не в одеяле, а в куче гравия.
Пачка слипшихся вафель. Большая. Огромная. Двести грамм. Не знаю, откуда, понятия не имею. Но знаю, что Господь добряк и шутник. Помнишь, я рассказывал, как в Лондоне неправильно запрограммировал официантку, и она принесла поллитра майонеза, который в аэропорту пришлось выбросить. Вот то же самое, только наоборот. Там невосполнимая потеря, тут незабываемая находка. Разрубили лопатой, съели. Два защитника Родины. Худой и ещё худее. Проснись. Тут печально, тут надо меня погладить. Нет, просто по голове. Хотя..
Евгений Шестаков
И ещё, насчёт гугла.
Чуть что, вы все теребите гугл.
Он вам такая родная мама, что выброси вас голодных на пустой остров, вы погибнете все, потому что не сможете друг друга готовить.
Потому что вам нужен совет из облака. Потому что у ваших рук такая мелкая моторика, что вы можете поздороваться с тараканом, но не можете потрошить курицу, уже не говорю про убить.
Не спи.
Я тебе расскажу, что такое выживание в грустном мире. Как-то раз меня забрали в армию и не вернули, два года сухих степей и боевой командир, который пил разведённую зубную пасту и шатался как метроном, когда ему вручали пять суток.
Господи, с кем я говорю, ты живой портянки не видела.
Короче. Когда тебе восемнадцать и тебя только что отняли от груди, не дав толком в ней разобраться, первые шаги пальцами в мире женщин, погрузили в общий вагон и дали размачивать слезами сухой паёк…
Не спи. Короче. Да спи. Зачем тебе это. Как же мы хотели жрать, оба два. Я и Макс Батурин, мой друг, мой брат, по учебному оружию и перу. По ночным лестницам общаги и по плацу разбитыми сапогами. Учебная дивизия — это бег и голод.
И никаких прав. Даже покурить даже в специально отведённом месте, потому что так решил командир.
Была последняя сигарета «Феникс», и торопливые руки, и внимательные глаза, и она спалила нас на излёте.
Спи. Я скажу тихо и в сторону. Пиз@юли. Самые большие на тот момент жизни. Представить не могли, что они такие бывают. А потом мы шли за строем гуськом.
А потом нам дали лопаты, и ты бы видела этот гравий, каменное море стоячих волн, и всё наше. С перерывом на обед с перерывом обеда и пустым желудком у всех, потому что за полминуты можно только несколько раз обжечься, а за полгреха каждого из нас обязан ответить весь взвод.
Спи. Сейчас будет момент позора.
Зачем тебе это, зачем мне это, затем, что я полтора часа был герой и теперь могу поскулить. Мы носили гравий лопатами от левой бесконечности к правой, между позвоночником и пупком вакуум толщиной в миллиметр, между впуском и выпуском с лычками на плечах много дней, и все намного черней, чем ночь.
Она была без обёртки, как ты сейчас. Но не в одеяле, а в куче гравия.
Пачка слипшихся вафель. Большая. Огромная. Двести грамм. Не знаю, откуда, понятия не имею. Но знаю, что Господь добряк и шутник. Помнишь, я рассказывал, как в Лондоне неправильно запрограммировал официантку, и она принесла поллитра майонеза, который в аэропорту пришлось выбросить. Вот то же самое, только наоборот. Там невосполнимая потеря, тут незабываемая находка. Разрубили лопатой, съели. Два защитника Родины. Худой и ещё худее. Проснись. Тут печально, тут надо меня погладить. Нет, просто по голове. Хотя..