«Горький ненавидел своих читателей…»
3 сентября, 2019 11:58 дп
Лена Пчёлкина
Представьте, что вам 16. И вы стоите на танцполе на рок концерте, организованном тогда, когда мне было 16. То есть ни звука, ни света, ни охраны, а только дух вольтерианства, жажда перемен и ощущение, что впереди целая жизнь. И все это прямо пропорционально подростковым комплексам. И вдруг смазливый солист, обращаясь прямо к тебе, произносит:
— Снежанна, это для тебя! И исполняет, скажем «Я хочу быть с тобой». И на этот момент ты становишься значительней, чем сам солист и все действие на сцене вместе взятое. Так вот, для моей Снежанны, для Михаил Симонов (Mikhail Simonov) из Москвы печатается это эссе. Пользуясь случаем, напоминаю о нашем концерте. Большая его часть будет посвящена рубрике ЛитераДура. Снежанна тоже собирается.
Кто дочитал эту книгу до конца — тот я.
С тех пор я окончательно укрепилась в мысли, что мужчина с усами (да еще и такими унылыми) – это всегда что-то гадостное. Я прямо видела как они топорщились, когда он накручивал неаппетитные определения на описания своих героев.
Горький ненавидел своих читателей и всякий раз, обращаясь к ним из Америки, солнечного Капри, из постели актрисы Андреевой и еще из каких-то милых, приятных сердцу и телу мест, он мучил их страшными образами потомственных чернорабочих, обитателей ночлежки, каких-то фантастических умельцев, которые из собственного сердца изготавливают осветительный прибор или страшными биографическими описаниями, начиная с младенчества.
Он мне напоминал героев Мастрояни и Анук Эме из фильма «Сладкая жизнь», которые красивые и праздные снимают комнату у проститутки, чтобы изваляться в грязи и познать радости дна.
Но это был их личный выбор за их собственные деньги.
Горький же в свои потаенные желания зачем-то впутывал читателей, погружая их в какую-то помойку. И как это не называй — русский критический реализм («На дне») или социалистический реализм («Мать») помойка остается помойкой.
Особенного обидно когда ее трубадур воспевает ее с пляжного лежака французской ривьеры.
Роман «Мать» это очень отдельное произведение, поставившее в тупик составителей школьной программы. С одной стороны — братья Власовы , их мама Ниловна и сотоварищи — это идейно выверенные граждане.
С другой, владелец унылых усов зачем то вплёл в роман евангелистские образы. Маёвка — это у него крестный ход, а всё это отребье – то апостолы, то пророки, а главарь — чуть ли не Иисус Христос.
Вот с этим сомнительным житием святых надо было что-то делать. Немного спасало то, что автор , окончательно раззадорившись, переосмыслил их умами все заповеди. И в глобальном смысле получилась такая околесица, что её можно было пускать в учебник сразу без купюр.
В принципе, если кратко пересказать все это, опустив философско-библейские мотивы, то роман этот о честном приказчике, правильно отсчитанной сдаче и недосмотре мамаши.
Как мы помним, роман начинается с того, что Павел Власов получил первую зарплату. Как же он ей распорядился, кроме как напился и отпиз@ил маму (предварительно дав ей денег на хозяйство)?
Он «сделал все, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстук, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет».
Вот тут и наступает драматический момент романа. Приказчик, который его обслуживал, оказался богобоязненным, обстоятельным человеком, и отсчитал ему сдачу. Вместо того, чтобы его обсчитать и сдачу прикарманить. На сдачу наш герой купил вредных книжек и все, собственно говоря, завертелось. Мама забеспокоилась только тогда, когда Павел перестал пить и ее пиз@ить. И все это восприняла неправильно. Лучше бы она ходила в синяках, а Паша — пьяным. Тогда бы не случилось, то, что случилось потом, когда пахали за трудодни, а не за гармоники с тростями.
К Пашиному брательнику — Мише она не очень приглядывалась. От его описания, данного самим Горьким, вздрогнул бы даже видавший виды Ломброзо. Поэтому он получился таким, что в школе о нем не очень охотно рассказывали учителя.
Дальше все чудовищно неинтересно. Обидно, что за 70 лет этой господства этой Мессии положили столько народу из-за добросовестности приказчика и дуры-мамаши.
Вот они – благие намерения, которыми выложена дорога в социальную справедливость.
Из интересных фактов: Ниловна — единственная героиня русской литературы, которая не бл@дь. И это редкий случай, когда лучше бы она ей была.
Лена Пчёлкина
Представьте, что вам 16. И вы стоите на танцполе на рок концерте, организованном тогда, когда мне было 16. То есть ни звука, ни света, ни охраны, а только дух вольтерианства, жажда перемен и ощущение, что впереди целая жизнь. И все это прямо пропорционально подростковым комплексам. И вдруг смазливый солист, обращаясь прямо к тебе, произносит:
— Снежанна, это для тебя! И исполняет, скажем «Я хочу быть с тобой». И на этот момент ты становишься значительней, чем сам солист и все действие на сцене вместе взятое. Так вот, для моей Снежанны, для Михаил Симонов (Mikhail Simonov) из Москвы печатается это эссе. Пользуясь случаем, напоминаю о нашем концерте. Большая его часть будет посвящена рубрике ЛитераДура. Снежанна тоже собирается.
Кто дочитал эту книгу до конца — тот я.
С тех пор я окончательно укрепилась в мысли, что мужчина с усами (да еще и такими унылыми) – это всегда что-то гадостное. Я прямо видела как они топорщились, когда он накручивал неаппетитные определения на описания своих героев.
Горький ненавидел своих читателей и всякий раз, обращаясь к ним из Америки, солнечного Капри, из постели актрисы Андреевой и еще из каких-то милых, приятных сердцу и телу мест, он мучил их страшными образами потомственных чернорабочих, обитателей ночлежки, каких-то фантастических умельцев, которые из собственного сердца изготавливают осветительный прибор или страшными биографическими описаниями, начиная с младенчества.
Он мне напоминал героев Мастрояни и Анук Эме из фильма «Сладкая жизнь», которые красивые и праздные снимают комнату у проститутки, чтобы изваляться в грязи и познать радости дна.
Но это был их личный выбор за их собственные деньги.
Горький же в свои потаенные желания зачем-то впутывал читателей, погружая их в какую-то помойку. И как это не называй — русский критический реализм («На дне») или социалистический реализм («Мать») помойка остается помойкой.
Особенного обидно когда ее трубадур воспевает ее с пляжного лежака французской ривьеры.
Роман «Мать» это очень отдельное произведение, поставившее в тупик составителей школьной программы. С одной стороны — братья Власовы , их мама Ниловна и сотоварищи — это идейно выверенные граждане.
С другой, владелец унылых усов зачем то вплёл в роман евангелистские образы. Маёвка — это у него крестный ход, а всё это отребье – то апостолы, то пророки, а главарь — чуть ли не Иисус Христос.
Вот с этим сомнительным житием святых надо было что-то делать. Немного спасало то, что автор , окончательно раззадорившись, переосмыслил их умами все заповеди. И в глобальном смысле получилась такая околесица, что её можно было пускать в учебник сразу без купюр.
В принципе, если кратко пересказать все это, опустив философско-библейские мотивы, то роман этот о честном приказчике, правильно отсчитанной сдаче и недосмотре мамаши.
Как мы помним, роман начинается с того, что Павел Власов получил первую зарплату. Как же он ей распорядился, кроме как напился и отпиз@ил маму (предварительно дав ей денег на хозяйство)?
Он «сделал все, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстук, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет».
Вот тут и наступает драматический момент романа. Приказчик, который его обслуживал, оказался богобоязненным, обстоятельным человеком, и отсчитал ему сдачу. Вместо того, чтобы его обсчитать и сдачу прикарманить. На сдачу наш герой купил вредных книжек и все, собственно говоря, завертелось. Мама забеспокоилась только тогда, когда Павел перестал пить и ее пиз@ить. И все это восприняла неправильно. Лучше бы она ходила в синяках, а Паша — пьяным. Тогда бы не случилось, то, что случилось потом, когда пахали за трудодни, а не за гармоники с тростями.
К Пашиному брательнику — Мише она не очень приглядывалась. От его описания, данного самим Горьким, вздрогнул бы даже видавший виды Ломброзо. Поэтому он получился таким, что в школе о нем не очень охотно рассказывали учителя.
Дальше все чудовищно неинтересно. Обидно, что за 70 лет этой господства этой Мессии положили столько народу из-за добросовестности приказчика и дуры-мамаши.
Вот они – благие намерения, которыми выложена дорога в социальную справедливость.
Из интересных фактов: Ниловна — единственная героиня русской литературы, которая не бл@дь. И это редкий случай, когда лучше бы она ей была.