GORBY. Мужик и Кремль

Годовщина путча

Господи, кто мы такие чтоб судить президентов?
Да хоть бы и бывших?
Ну так это и не суд, — так, личные впечатления современника.
Весь Горбачев для меня размазался между тремя запомнившимися мне днями.
Первый – это апрель 85-го, когда Михал Сергеич из телевизора смотрел как мы с моим приятелем Толей Иванчиковым пьем водку и закусываем ее плавлеными сырками, временные трудности с продовольствием. Я тогда нечаянно вслушался в речь партаппаратчика и, хотя не отличался никогда политической прозорливостью и сбывшимися прогнозами, в перерыве между третьей и четвертой рюмками спросил:
—А он понимает, что начинает обрушение коммунизма – или это у него нечаянно?

Второй же исторический день – 1 мая 1986 года. Я плыл на резиновой лодке по речке Жиздра и дергал спиннингом щучек. Места удивительной красоты, они уже были «зоной бедствия», правда, я еще об этом не знал. Жарило солнце, я этому радовался и загорал. По небу весело плыли – инкогнито – радиоактивные облачка. Михаил Сергеич к тому моменту уж четыре дня как знал, что там деется в Чернобыле, со всеми вытекающими, но все еще сомневался — говорить мне про это или нет. И вам, кстати, тоже. А вы как раз шли в первомайских колоннах и, размахивая красными флажками, глотали радиоактивную пыль, т. е. подвергались воздействию одного из поражающих факторов ОМП. Горби же только через три недели выступил с речью, в которой сказал все, как бы пародируя кумира своей молодости Сталина, который с некоторым опозданием обратился к народу своему насчет войны.
Третий день — это когда в начале нулевых на редколлегии «Медведя» мы решили поставить в номер эротическую съемку внучки Горбачева Ксении. И поставили. Хороша, хороша…
Ксению (не зная еще, кто она и как ее зовут), кстати, я заприметил в Горби-Фонде на какой-то годовщине Раисы Максимовны. Я увидел девчонку удивительной чувственности и уж было кинулся к ней знакомиться (не могу сейчас определенно сказать с какой целью, это был подсознательный импульс – может, насчет эротической съемки для журнала договариваться?), но меня кто-то одернул:

—Ты что, сдурел? Это же внучка Горбачева!!!

Надо сказать, что я почему-то сразу успокоился и вернулся на место. Внучка президента СССР – это типа святое.
Но съемка-то вышла!
Всего, значит, три дня. Но между ними вместилась целая жизнь! От хмурого худосочного Совка, где Горби был одним из тоскливых бюрократов, бездарно вравших насчет коммунизма – до постсовецкого омосковского блистательного Вавилона, в котором Михал Сергеич себя довольно уютно чувствует, ворочает миллионами и наслаждается любовью Запада, в основном почему-то только Запада, но и это тоже немало…
И, конечно, в этом тексте надо обойтись без «всемирно-исторической роли», без «а могло быть и хуже» и прочей теоретической зауми. Потому что нету такой задачи – показать, что мы умней других. Лично я не думаю, что я умней Горби. Не мне его поучать, особенно задним числом. Как некоторые…

Коротко пройдемся по его жизни.
Витя родился в крестьянской семье. В глубокой провинции. Ему с детства приходилось в каникулы не на курорты, не в пионерлагеря ездить – но пахать в полный рост. С отцом на комбайне, помощником.
—А кто такой Витя? – спросит читатель, — это что, «всралась досадная очепятка»? Нет. Будущий президент СССР был же Витей сперва назван. Но дед Андрей, крестьянин-единоличник, когда решил его крестить, поменял пацану имя. С Виктора, с победителя – вот на Михал-Сергеича, который потерпел сокрушительное поражение. Смена имени – это не шутка… Судьба человека сразу меняется. Что касается деда, то он в свое время был признан саботажником и отбыл срок на лесоповале. Экзотически звучит, громко – «Горбачев под конвоем валит лес в Сибири». Но такое реально было! А второй дед, с опереточным именем Пантелей Гопкало, по контрасту, был активистом-коллективизатором и тоже пострадал, побывал в ссылке – как троцкист.
В общем, Мишу не очень тянуло в крестьяне, при таком-то раскладе, когда ясно, что, как ни крути, окажешься виноват. Да и вообще он был другой. Однажды на три дня пацан пропал, родители обыскались, — а он прятался на сеновале, там никто не мешал ему читать Майн Рида, «Всадник без головы».
Но ему приходилось не столько читать книжки, сколько на комбайне работать! Там было без вариантов. И вот с отцом они как-то на двоих намолотили 9 000 центнеров зерна. За 10 000 обычно давали Героя – комбайнеру. Но – не хватило. И за девять дали вот Ленина, Горбачеву-старшему, Сергею Андреичу. Мише, помощнику — соответственно орден Красного Знамени. И на этой почве его, школьника, приняли кандидатом в члены КПСС, тогда не догадываясь, что парень станет не членом партии, но ее мозгом.
А чё-то рано как-то пошел он по партийной линии, в школе-то, а? Не рано. Ведь он школу кончил в 19 лет. Второгодник. Но это не от тупости, а по причине уважительной: он же был в оккупации, и вот пропустил 2 года. (Мог, казалось бы, по-немецки выучиться, живя так долго на территории Третьего Рейха. А вот еле-еле экзамен на четверку сдал.)
Горбачеву после очень понравилось кино «Свои»:
—Я сам пережил вступление немцев. В 42-м году в Ставропольском крае полицаи стали управлять. Мой дед — председатель колхоза, отец — фронтовик, вот меня и прятали. Кто были «свои»? Люди из нашего села Привольное упросили одного немолодого человека стать старостой, чтобы своих спасать. И после прихода наших все село за него боролось. А ему все равно 10 лет присудили. В лагере умер.

Красивая история? Очень такая наша она. Своя. Советская. Русская. В ней вся наша идеология! То есть – их, коммунистов, идеология.
Вот это пребывание на оккупированной территории он скрывал после в анкетах, ему это ставили в вину, — как же, обман, подделка. (Точно так же он не упоминал про репрессированных дедов, по совету доброжелателей из числа районных партаппаратчиков.)
Ну, не хотел человек анкету портить. Но это все чепуха. Важней то, что это вот пребывание под немцами сломало его на всю оставшуюся жизнь. Это чисто моя версия, но я к ней пришел как человек, родившийся на тоже когда-то оккупированной территории. Я повидал множество людей, которые так же, как Миша, в детстве испытали этот позор. Вот представьте себе: жили люди в полной уверенности, что страна их – великая, армия – непобедимая, Сталин там, Ленин и прочие – титаны, и строй – самый что ни на есть. И вдруг! В один момент вся основа жизни рушится. Армия бежит, бросив стариков, женщин и детей на произвол фашистов.
И это длится два года! Немцы пришли и делают что хотят, и ложили они на строй, на Ленина со Сталиным, на ленинский ЦК. И ничего им за это! Под конец оккупации прошел слух, что перед отходом немцы перебьют семьи коммунистов. Чему только не поверишь в такой обстановке… И Мишу спрятал его беспартийный дед Андрей Горбачев, причем спрятал в свинарнике. А ну найдут? Повесят – и все. Но обошлось как-то. Также не могло не удивлять спокойствие людей: власть переменилась, и хрен бы с ней. Были коммунисты, стали фашисты, — и что теперь? Усраться и не жить? И никаких, заметим, массовых самоубийств, никакого бросания под танки, никаких демонстраций под красными флагами, типа убейте нас за родину, за Сталина…
Ну, потом Красная Армия вернулась со всеми этими вот казенными делами, – я про идеологию и непобедимость. А психотравма что, так сразу вылечилась у ребенка? При том что ее и не лечил никто. Ломаные люди, битые, они видели жуткую изнанку жизни. Вот потому была строчка в анкетах, насчет пребывания на временно оккупированных территориях, и это, я понимаю, не из одной только шпиономании. А просто на всякий случай лучше этим людям не доверять, не пускать их наверх. Могут подвести! Очень не исключено, что в решающий момент они сломаются! Или просто оцепенеют. Начнут врать и изворачиваться. А?! Скажите мне, что это не влияет на человека – когда мальчишка лично видит, как рушится весь его мир, политический строй, режим, вся страна. И приходит враг, и выкидывает на помойку красные флаги и портреты Сталина, и надо два года бояться этого врага каждую минуту! И это нежнейший возраст, с 10 до 12 лет! Конечно, такие вещи проходят бесследно, да!?

А еще есть такая штука, про которую в 1943 году и не слыхали – «Стокгольмский синдром» она называется. Когда жертва-заложник начинает страшно симпатизировать своим мучителям. Тем же немцам, например. И после помогать им изо всех сил, и в ущерб себе и своей стране позволить им сделать то, что никто не позволял – объединить Германию, допустим… Скажите мне, что нету такого синдрома, что я его придумал! Вот только что, заради красоты моих рассуждений!
Ничего личного, — но черную бы метку послать такому парню, волчий билет, пусть на комбайне вкалывает, не давать ему ходу. Казалось бы. По всем понятиям.
Но вышло иначе.
Закончил парень школу объявил отцу, что решил поступить в МГУ.
—Поступишь – буду помогать, нет – возвращайся, будешь со мной на комбайне.
Довольно страшная угроза…
Как медалист (он кончил школу с серебряной медалью – если б не четверка по немецкому, была б и вовсе золотая, тонкая шутка судьбы в адрес человека, который после пребывания на оккупированной немцами территории объединит Германию и станет почетным немцем), он послал почтой документы в МГУ – и без экзаменов, без собеседования даже, был принят, о чем его известили телеграммой. Кстати, было в его жизни и сочинение, ли, тему он которого он выбрал сам — «Сталин – наша слава боевая, Сталин – нашей юности полет».. Получил «пять».

Поехал Миша в Москву, поездом конечно, со скромным багажом, в единственном своем костюме. Поселился в общаге на Стромынке (где и я пожил когда-то), оттуда пять минут на трамвае до Сокольников, далее на метро до проспекта Маркса, а там старый корпус на Моховой, там и мой журфак… На старших курсах он переехал в высотку на Ленгорах, а после я туда въехал, – может, в его комнату.
В МГУ он впервые оказался в чуждой среде. Прежде все вокруг были такие же крестьяне, как он, все говорили с фрикативным «г». А в Москве ж иначе… Он так и не выучился говорить по-московски. И манерам не выучился городским. И, как был, так и остался на всю жизнь, сам не раз признавался, крестьянином. Деревенщиной.
У него до сих пор сохранилась привычка ходить в ношеных вещах, в новой одежде ему неуютно. Жена тайком выкидывала его обноски…
Ну, учеба, усердие, читальные залы. И не без отдыха: однокурсники вспоминали, что Михал Сергеич, вот трудно в это поверить, легко мог за дружеской беседой принять на грудь 0,5 водки. По-человечески же было все! Ну, и подружки у него были, не без этого. Одна ему жестко отказала, то ли сама «додумалась», то ли ее родители решили, что этот провинциальный Горби ей не пара, неперспективный парень… Во дураки. Была еще первая красавица курса, за которой будущий президент приударял. И, небось, уболтал ее, он же был комсомольский активист, – язык хорошо подвешен! Потом он встретил девчонку с философского, на курс старше, но на год моложе, она в оккупации-то не была. Хотя дед ее был расстрелян ни за что, враг народа типа, — тоже психотравма не из последних.
Далее комсомольская свадьба. В общаге же. На ночь соседи по комнате разбрелись кто куда, а дальше Горбачев ходил к законной жене Раисе в гости и мог там оставаться до 23.00, борьба же за моральный облик, идиотизм был нормой официальной жизни, и мы еще чему-то удивляемся.
Кроме своей свадьбы, в том же 1953-м Горбачев побывал на похоронах – Сталинских. Ходил он туда со своим другом Зденеком Млынаржем, будущим деятелем пражской весны-68, и друзья спрашивали друг друга: «Как же мы теперь будем жить, без Иосифа-то Виссарионыча?» Если вдуматься, это (тоже) не что иное как форма психического заболевания. Которое не перестает быть менее ужасным оттого, что оно массовое. Скорей наоборот. Люди сошли с ума. Страна была наполнена психбольными, они учились в МГУ, служили в армии, водили поезда и самолеты, лечили больных. Они много друг другу попортили крови, часто – со смертельным исходом, но страна, как ни странно, уцелела! И еще довольно долго протянула, прежде чем развалиться, рассыпаться. Ну а чего вы хотели?
Ну что, закончили они МГУ. Раису брали в аспирантуру, но она все бросила и — за мужем в Ставрополь. Нитка за иголкой! Его распределили в прокуратуру, в которой приняли неласково (и то сказать, сильно умный, в Москве учился, орден у него и прочее) и легко отпустили в обком комсомола, где он сам приискал себе работенку. Стали жить-поживать.

«Сначала снимали маленькую 11-метровую комнатушку в частном доме. Затем несколько лет обитали в коммуналке, где на семь семей – один туалет и кухня. Отдельную квартиру получили уже после того, как Михаил дослужился до первого секретаря крайкома комсомола. Жили бедно, очень бедно, на грани… (Дочку) Иринку в два с половиной года пришлось отдать в детский сад. Возвращаясь вечерами, я, случалось, заставал мое семейство в слезах. Из-за загруженности на работе Раиса порой опаздывала забрать дочку, и та плакала: «Вы меня бросили»», — это из мемуаров Самого.

Когда настало время отдавать дочку в школу, то ее записали не в английскую спец, куда шли все дети номенклатуры – но в самую простую… Других (детей ее круга) на машине возили, а Ира сама, пешком.
Вот замечательный пример того, чем приходилось тогда заниматься Горби: «Когда в 1956-м пришла эта красная книжица с изложением доклада Хрущева, надо было ездить по райкомам, рассказывать, объяснять жуткие факты, которые для нас самих были за рамками понимания», — хорошая, кстати, школа, объяснять другим людям то, чего не понимаешь сам! Полезно, наверно, для партработы. Сразу вспоминаешь горбачевскую манеру речи – когда он был президентом – говорить много и непонятно. Было, было такое! Не все забыли.
В 57-м его отправили не в дальние районы, но, бери выше, в Москву! На фестиваль молодежи. Он там состоял при итальянской делегации. Опыт был вполне позитивный: дисциплинка у макаронников похуже даже, чем у нас.
А вот еще какая отрасль, вы будете смеяться, поднялась в крае при Горбачеве: производство вина! И столового! И марочного! Да ясякого! Пей не хочу! Жаль, нельзя было напиться впрок, брюхо же старого добра не помнит. Ну, тут баш на баш, синусоида: потом же виноградники извели. Далее опять восстановили. Круговорот веществ а природе… Я, кстати, долгое время был завсегдатаем магазина-распивочной «Вина Ставорополья» на Малой Грузинской. Там кроме вин полно была еще коньяков и кальвадоса. Сиди прям на месте распивай, и закуски там подавали. Замечательные это были напитки, — но как-то я не связывал их с минеральным секретарем! А зря.
Забавно еще, что отец перестройки был делегатом того самого ХХII съезда КПСС (октябрь 1961 года ), на котором приняли программу построения коммунизма! Горбачев голосовал, ну а как вы думали, – конечно, «за».

—Но уже тогда я думал, что это, конечно, наивность все-таки, — признавался он, правда, сильно позже. — По-моему, даже сами создатели этой программы, думали вот о чем: если удастся кодекс коммунизма, он начнет работать — люди раскрепостятся и что-то будут делать не только из-за денег (хотя без этого труд обесценивается) но и по душе, с убеждением. Многие так думали, и я так думал: пусть половина выполнена будет — это огромный шаг. Но в целом это все-таки было примитивно.

Что за маниловщина, да русских и за деньги трудно заставить работать!!!

Вместо коммунизма, как известно, была проведена олимпиада в Москве. Надо же… А вместо перестройки мы что получили?

На том же съезде Горби проголосовал за вынос Мавзолея тела Сталина. Решение было выполнено молниеносно – М.С. еще в дни работы съезда успел увидеть, как выносят одну из двух мумий, только на одну хватило яиц – и закапывают у стены. Кстати, пипл это спокойно схавал, при том что со Сталиным носились больше, чем с Лениным, за Ильича под танки вроде не бросались. А теперь волнуются – ну как же, народ не поймет выноса Ленина! Народ и не заметит. Опять. Ему все Божья роса.

Важное замечание: в какой-то момент у Горбачева в Ставрополе появился покровитель – местный партаппаратчик Кулаков. Он двигал молодого комсомольского начальника наверх даже и после того, как перебрался в Москву. И довольно быстро Михал Сергеич стал первым секретарем крайкома. То есть членом ЦК! По традиции он должен был в компании других первых выпить фужер водки, — но не сделал этого. Он отказался! Страшная ошибка, как мне кажется. Ну, как так можно было? Противопоставлять себя коллективу? Особенно такому, внутри которого обострена конкурентная борьба. Может, это из-за жены? До нас донеслись только обрывочные сведения о том, что Раиса Максимовна таки была недовольна, когда муж выпивал. К примеру, однажды он с другом Зденеком, который его посетил в 1967-м, вернулся домой выпивши, в полночь, так она – ничего себе! – их не хотела в дом пускать. Еле пустила… МС это воспринял как должное. Ну, что тут сказать…
Но Кулаков – это еще не вся поддержка. Не хватило бы только ее. Горби, не надо забывать, был все-таки курортным секретарем! У него ж там и Минводы, и Домбай. Конкурентами были Крым и Краснодарский край, где на пляжах и в саунах оттягивались кремлевские и решали вопросы местных карьеристов, — но то была молодая цековская поросль. К Горби же ездили люди постарше, которым загулы был уже не так интересны, им ближе покой, публика-то солидная, какие имена! Суслов, Косыгин, Устинов, Андропов, — люди первого ряда! И с ними можно было запросто поговорить. Все-таки первый секретарь по протоколу должен был их и встречать в аэропорту, и провожать, и все такое прочее. Ельцин после досадовал, задним числом — отчего он не рос так быстро, будучи первым такой мощной промышленной области; ну так какие ж там курорты?
Общение с «бессмертными» было фантастически интимным. Андропов в компании Горбачева и Раисы читал стихи, свои в том числе, и пел, надо же, казачьи песни, а Косыгин, пуще того, исполнял фокстрот и танго (видимо, с Раисой же), а еще с болью рассказывал: отлучился от больной жены, чтоб ритуально постоять на Мавзолее 7 ноября, а та возьми да умри, чуть он за порог…

Надо сказать про Прагу и 68-й. Это очень интересно, это дает новые богатые оттенки портрету реформатора. Как мы все уже знаем, вольнолюбивый Млынарж заезжал к Горби в Ставрополь за год до «событий». Когда все началось, М.С., как и все его коллеги, не только осудил чехословацкую «весну», но даже и искал, и находил, и давил ее последователей у себя в крае! Будучи вторым секретарем крайкома, «разделал под орех» (его термин) ставропольского «диссидента» доцента Садыкова, который требовал усовершенствовать советский социализм. Ну, совесть его мучила, после признался; так и что? Его от этого не убыло.

Но это еще не все про «весну». В 69-м Горбачев был командирован в Прагу с, вы не поверите, Егором Лигачевым, томским функционером (и другими коллегами). Они там, понимаете ли, наводили порядок! Из «неправильного» социализма пытались сделать «хороший»! То есть, значит, как в СССР. И это все – с серьезными лицами, не чувствуя себя идиотами. В это трудно поверить, но было именно так. Сначала, значит, танки, а далее бонзы. Эффекта той зачистки чехам хватило на 20 лет.
А где же был в это время Млынарж? (Еще тот пассажир, кстати сказать; мало того, что он искренне скорбел по Сталину, так Горби еще должен был ему объяснять, что «Кубанские казаки» не отражают реальной ситуации в колхозах. Объяснять он как бы объяснял, но у самого тоже была каша в голове. Такая, что сегодня просто жалко этих людей из поколения наших отцов). А был друг Зденек в Праге, никуда не делся. Его, с одной стороны и на Запад не выпустили, а с другой – и не расстреляли, и даже не посадили. А просто исключили из партии (да нах бы она и нужна! Чтоб она провалилась! Что за люди, из-за ерунды переживать) и позволили работать смотрителем в музее. Ну и как они упали друг другу на грудь, как обменивались мнениями по животрепещущему вопросу, самому главному тогда – чешские реформы и русские танки?
А никак.
Горбачев не посмел пойти повидаться со старым другом. Вот такие были подлые времена, подлые нравы, людоедские партийные порядки. Приличные поступки относились к категории вещей самоубийственных. Нельзя было их совершать партработникам. А возможно ли, чтоб наступил некий день «Ч» — и все враз переменилось, и аппаратчики стали смелыми, независимыми, решительными, и больше они чтоб не трусили и не подличали? А совершали одни только приличные и благородные поступки, не думая о карьере, о выгоде, об истине? Я придумал: чтоб никого не обижать, давайте ответим на этот вопрос решительным «ДА!» Конечно же, да!
Для удобства мы даже можем считать, что такой прекрасный день наступил, когда М.С. стал генсеком. Тогда он на все плюнул и, не обязанный ни перед кем отчитываться, вызвал в Москву друга Зденека из на тот момент уже эмиграции (Вена) и говорил с ним про что хотел, пока не надоело. Все это М.С. сделал, да, осмелился – но широкой огласке факт встречи предавать не стал. Не хватило на это отваги. А то неверно ж могли понять… Не все ж такие правильные, не все из аппаратчиков. Кстати, тот же Млынарж не обиделся, когда в 1968-м друг разорвал с ним отношения…
Это еще не все. Чтоб понять узость коридора, в котором разрешено было маневрировать партийцам, надо вспомнить про визит Горби в Прагу уже в 87-м, когда он был вроде суверенным начальником всея Руси. Почему «вроде» — а потому что он не мог говорить, что думал, что считал справедливым и верным. Он вспоминал:

«Крайне неловко было воспроизводить позиции, согласованные в политбюро перед визитом… людям, которые тянулись ко мне душой. Никогда, пожалуй, я не испытывал такого внутреннего разлада, как в тот момент».
И еще более жалкая подробность: в том же самом 1987 году в протоколе заседания политбюро было записано: «Громыко защищает решение о вторжении в Чехословакию. Никто в дискуссию с ним не вступил». Никто – то есть и Горби смолчал… В 1987 еще было ему страшно!
Кроме соцстран, Горбачев посещал – по службе – и настоящий Запад: Францию, Италию, Бельгию, ФРГ. С собой брал жену, которая там его спрашивала: «Миша, а отчего ж мы хуже чем они живем?» Но Миша не отвечал, он и сам был в шоке… Раиса, кроме всего прочего, рассматривала культурные достопримечательности, среди которых особо отметила «двойной» памятник Гарибальди, рядом с которым была его жена Анита. Может, именно тогда она решила светиться рядом с генсеком… Роковое решение!

Все помнят, что в 1978 году Горбачева забрали в Москву.
После обязательных смотрин! Молодого М.С. показали самому Брежневу, тот ехал к Алиеву в Баку, поездом, и сделал остановку в Минводах. С ним путешествовал Черненко, которому было интересно посмотреть на молодую поросль. На перрон подъехал и Андропов, который как раз в тех краях отдыхал, — еще раз понимаешь, как это важно – быть курортным секретарем!
Дальше все идет быстро. МС среди прочего слетал в Канаду в 1983 году, где он как сельхозспец изучил опыт фермеров. Как они обходятся без уполномоченных и без вызовов на бюро? И успевают не только своих земляков накормить, но еще и советских передовых колхозников? Судя по тому, как генсек после «реформировал» сельское хозяйство, в Канаде он ничего не понял…
Быстро, очень быстро разворачивались события! Это не то что 23 года в Ставрополе, где можно было не спеша строить в городе канализацию, книжные магазины и даже цирк, и ходить пешком на работу, по пути беседуя с горожанами, и долго обсуждать с женой внешнюю и внутреннюю политику и вечные ценности.
1985: гласность, перестройка. Ему было приятно, что все поют песню: «Мы ждем перемен!» Он узнал к тому времени, что жить стране не на что, ни на еду ни на новое оружие денег нет, экономика с 1982-го в минусе, от Запада мы отстали по электронике на 20 лет, — это все были секретные сведения. Надо было как-то выпутываться из ситуации… Мириться с Западом, сокращать вооружения, уходить из Афгана, что-то делать с сельским хозяйством. Он кинулся делать все сразу, чтоб успеть пока не поздно, пока все не обвалилось само. Если б ему тогда было 80, он бы как другие думал бы: дайте мне помереть спокойно, а потом делайте что хотите! Но такой легкой жизни он в свои тогдашние 54 года никак не мог ожидать. Было понятно, что с него спросят, если что. Надо было действовать! Ну и потом – этот пьянящий воздух свободы! Когда МС говорит о том, что «мы пошли на свободные выборы первый раз за тысячу лет», — понимаешь, что он искренне радуется!
Но сразу же – и «сухой закон». Многие думают, что он на это пошел под нажимом жены. Может, и так… Хотя ей приписывают фразу: «Это несусветная глупость — запрещать человеку выпить бутылку вина». Удивительно!
Сам Горбачев тут путается в показаниях. То он говорит, что это еще Брежнев придумал, а воплощали Лигачев с Соломенцевым, а он тут вообще ни при чем. То забывает об этой версии и хвастает, сколько жизней сберег «сухим законом» (от 1 000 000 до 3 000 000, разные высказывания) и насколько увеличил продолжительность жизни, поднял рождаемость, производительность труда, дисциплину и разное прочее.
В общем, скользкая тема… И Горбачеву, похоже, с нее не спрыгнуть никогда.
Ладно с выпивкой беда – а ведь и закусывать было нечем! Колбасные электрички, очереди, дефицит и все такое прочее, ну, если кто помнит. Горби предлагает такую ясную, простую и логичную вещь как раздача людям земли, чтоб люди сами с нее кормились. (Как в Канаде?) Это стыдливо называлось «поощрением индивидуального хозяйства». Но на Политбюро Горбачеву кинули предъяву: эта мера подорвет колхозы и бросит тень на коллективизацию. Ну, каковы мудаки? Да послал бы он их, и все дела! Но – нет… Все они помнили, как члены ЦК убрали Хрущева, когда он перестал им нравиться. Они устали. «Я же понимал, что такое партия. Это всё. Они могли всё. Они могли Горбачева за двое суток убрать», — это он сам, про себя в третьем лице, по примеру Чапаева. Так что послать мудаков, увы, было нельзя… Скорей наоборот, надо было самому прикидываться идиотом, чтоб удержаться на посту. Такая была жизнь… Хотя она, может, всегда была такая? Там, наверху?

Дальше – такая суровая вещь, как Чернобыль. Генсек молчал об этом 2 недели. (Невнятная заметка в «Правде» не в счет.) Чего только он не говорил – после, спустя годы — в свое оправдание. Что-де ученые спецы там ходили без защиты и беспечно ужинали на свежем воздухе, а уж они-то, они-то! Что надо было взвесить. Что нельзя было допустить паники.
Но уже через день после того, как это случилось, Горби знал, что взорвался реактор и, стало быть, все серьезно. Но он молчал об этом! Впрочем, что это я придираюсь… Чернобыль, кстати, и по деньгам был страшной вещью, что при тогдашней дешевизне нефти было для реформ смертельно опасной вещью.
После – 1988, Карабах. Туда он отправил «наместником» Аркадия Вольского. Тот оставил такой отзыв о нашем фигуранте: «Михаил Сергеевич чудный, порядочный человек, сильный политик, но слабый государственный деятель. Ему не хватало духу стукнуть кулаком. Когда я обращался к нему из Степанакерта за помощью в кризисной ситуации, он мог в ответ сказать: «Решай сам насчет
чрезвычайного положения»».

1990 – волнения в Баку… Он слишком долго тянул со вводом войск. И ввел их только после погромов. Про тогдашние ужасы даже вспоминать не хочется.
Начало 1991 – Прибалтика, пардон за термин, начинает подниматься с колен. В Вильнюсе штурмуют телецентр. Горбачев долго думал, как об этом отозваться… Слишком долго думал. Неделю. То ли удавить прибалтов, то ли – пусть живут… Ну а как еще это понимать? Сам он объясняет, почему часто реагировал с опозданием на драматические события: «Стремился, чтобы остроту ситуации оценило все общество». К этому нужны еще комментарии?
Это ужасно не понравилось демократам не только балтийским, но и московским. «Прорабы перестройки» не стеснялись в выражениях, обличая Горби. «Московские новости» требовали «отправить кровавый режим в отставку». И это – в адрес отца перестройки! Нормально, нет? Дальше ехать некуда.
Его просто достала эта «мелкая, пошлая, провинциальная публика» (красивый термин, это из уст Генсека). До такой степени, что 24 апреля 1991 года на пленуме ЦК Горби сказал что уходит в отставку с поста Генсека. Но его отставка не была принята!
А в марте 1991-го развалился Варшавский договор. Германию к тому времени уже объединили (пообещав не расширять НАТО, ха-ха!), войска из Афгана вывели, — и Горби стал неинтересен западным друзьям. Они кинули его.
—Где же мне взять денег на закупку продовольствия? (Нефть тогда упала до 10 долларов за баррель, есть версия, что это американцы уговорили арабов сбить цены – с целью развалить Союз).
—Твоя проблема, — отвечали западники.
Союз разваливался на глазах. Это мало кого волновало. Один Горби носился с новым проектом союзного договора, он думал, что республиканские лидеры – включая Ельцина – всерьез думают о его подписании! Горби до сих с болью рассказывает про то, что все было готово для подписания, уже и столы расставлены в Георгиевском зале Кремля для торжественной церемонии и даже изготовлены особые сувенирные авторучки.
Его в те недели с разных сторон предупреждали о готовящемся перевороте, и он говорил о весьма возможной диктатуре. И вот в такой предвоенной обстановке, когда офицеров отзывают из отпусков – он сделал что? Всё бросил и уехал в отпуск. В Форос. С семьей. Его вообще не раз обвиняли в самоуверенности, он соглашался…
Дальше вы все знаете, вплоть до версии, что он сам был путчист и инсценировал эту историю со своим арестом, и вы прекрасно помните фразу о том, что «всего я вам про Форос все равно никогда не скажу».
Но как бы то ни было, он понял – не сразу, а сильно погодя – простую вещь:

«После августа позиции мои были крайне слабы. Очень тяжело мне было», — тут Горби сказал чистую правду. И еще осознал: «После августа моя репутация оказалась сильно подпорчена. Люди стали рассуждать: «У Горбачева не ладится, а Ельцин — то, что надо, наш мужик».

Да, так оно и было, если кто помнит. Но тогда он не верил этому до конца, всё еще возлагал огромные надежды на, пардон, союзный договор.
Далее, после того как Горби, мягко говоря, потерял работу, потерпев сокрушительное поражение в политике, — он потерял и жену, которая была для него, кажется, важней карьеры, и если б его спросили, то выбор, бы он сделал не задумываясь.
Но выбора никто не предложил, и он потерял все. Просто всё. У нее обнаружился острый лейкоз, им часто болели «чернобыльцы», это был как бы кошмарный привет из тех двух недель, когда он молчал про взрыв на АЭС, и люди жили так, как будто ничего не случилось, и ловили рентгены, с каждым днем все больше. Не к ночи будь сказано, сюжет для фильма ужасов, достойный Стивена Кинга.
Новая русская власть Горбачевым не помогла, а выручили их немцы, пытались выручить – они спецсамолетом доставили Раису в немецкий госпиталь. Дальше были два месяца ее мучений и бдений Горби у ее постели, он пел ей любимые ими романсы. Она мечтала последние годы про свой домик у моря, это было легко вообще сделать, надо было только все бросить и сделать чуть денег, плевое дело. Но он не бросил, и никакого домика на море не было. Он не успел.

Он вспоминал потом, давал свою версию:
—Все началось с Фороса. Там у нее инсульт случился — рука двигаться перестала, речь потеряна. Благо, там профессора были, вывели ее как-то. Но потом пошли инфаркты, на одном глазу зрение потеряла полностью, по больницам два года. Она человек была очень реагирующий, ценящий добро, и не могла она принять напраслины. Поэтому последние годы была угнетена. И на базе стресса и возникло это раковое заболевание.

Она с досадой и болью говорила в той последней клинике, умирая в 1999 году:
—Чтоб меня полюбили, я должна была умереть!
Она сама тут ни при чем. Просто это был сюжет сериала, классической мыльной оперы, про пронесенное через всю жизнь большое чувство. А женщины любят такие сюжеты, судя по обилию в них рекламы. Это щекочет их чувства и теребит нервы.
А там же еще дочь Ирина участвовала в сюжете, была такая ситуация: «Когда мамы не стало, я три года каждый день была с папой — ему было просто необходимо видеть, слышать, чувствовать человека, который выглядел бы так же, как она, так же говорил и таким же образом жестикулировал».
Это буквально сюжет для кинофильма, западники давно уже начали по этому поводу переговоры с Горби. Сам он уже выбрал актрису для роли Раисы – это, если вам интересно, Чулпан Хаматова.
И это не пустые разговоры, у него есть рычаги и связи. Горби рассказывал:
—У Кевина Костнера мы дома бывали, чудесный человек… С Де Ниро дружу, с Форманом. У него идея возникла снимать обо мне кино. А Майкл Дуглас — он опытный, меня отговаривал — не нужно, говорит, игрового фильма, лучше — телевизионный. Не такой дорогой, зато более точный…
Кино про любовь для домохозяек – это, конечно, хорошо, это развлечет публику.
А в жизни получилось прозаичней и горше. Этот сюжет, как Горби всюду ездит с женой, ходит с ней за ручку и оказывает ей прилюдно, перед телекамерами, почести – мог бы быть его личным делом и делом его семьи. Если бы не порвал отношения президента с мужским большинством страны. Не сделал его навсегда чужим для людей. Я говорю тут не только о радикальных мусульманах с их концепцией женской половины, с их женщинами, которые не садятся за стол с мужчинами. Но и о миллионах пролетариев и крестьян, которые легко могут дать жене в глаз, если что. Ну что же, это был выбор Горби. Из двух зол он выбрал оба. Он потерял и то, и это. И это не его личное дело, потому что и мы потеряли много – на этом. Столько, что даже неохота и перечислять. Это было как бы повторение сюжета с Николаем Вторым и его женой-немкой, которые тоже оказались чужими широкой публике, и тоже было выбрано оба зла – потеря и семьи, и страны. Все шло по готовому сценарию, с той разницей, что во второй версии самодержец выжил, и дочка его выжила.
Личная жизнь перед камерами дорого обошлась Горби. И, конечно, нам.
Ну и тема водки. Как частное лицо он имел право вообще не пить. Но на публику должен был работать, сближаться со своим народом. Его пресс-секретарь обязан был распространять бюллетени о том, что вот-де генсек напился. Что приходится выставлять из номера пустые бутылки. Ушел в запой. Вышел к журналистам пьяный. Но он даже с членами политбюро отказался выпить фужер водки! Он сам подписал себе приговор. Николай Второй – и тот выпивал перед обедом сколько-то там серебряных чарок водки! Хотя, казалось бы, царь – человек страшно далекий от народа.
Потомственный крестьянин, помощник комбайнера, деревенский мужик умудрился выкопать между собой и русским человеком более глубокую пропасть, чем император из 300-летней династии. Уму непостижимо. Финал был виден в самом начале. Горби сперва списали аппаратчики, а потом и разные прочие комбайнеры, трактористы и шахтеры.
Короче, как у многих, карьеру Горбачева сгубили две вещи – женщины и водка. Только со знаком «минус» — это всего у него было преступно мало. Страна этого не простила. Некоторые, конечно, простили, но при этом они понимали, что было за что прощать, и делали над собой усилие для этого. Понимая, что так в России нельзя. Что это преступно…
Да и не только в России дело. В политике семьянинам-однолюбам делать нечего. Отнимите у Кеннеди его подружку Мерилин Монро, у Джефферсона – его чернокожих любовниц-рабынь, у Миттерана – одну из двух жен, у Клинтона – стажерку с ее знаменитым минетом, у Путина – клеветнические газетные публикации про его личную жизнь… И куда делись бы тогда рейтинги?
Ужасающий факт еще про водку. Не хочется говорить про эту самоубийственную ошибку, но без этого никак. В самое трудное время, в начале 91-го, когда стали «еще длиннее очереди, еще острее дефицит», и упали цены на нефть, и бюджет на этом потерял 13 млрд. рублей из 20 возможных, Горбачев мечтал о 15 миллиардах (это все его цифры), — они бы спасли ситуацию. Николай Шмелев говорил, что эти деньги надо добыть любой ценой, вытащить из военного бюджета или занять, и все будет хорошо… А «на сокращении продажи водки потеряли 35 млрд. В общем, мы сами себе петлю надели», — это цитата из Горбачева же. Он все сказал сам. Страну – я про СССР — уничтожила алкогольная афера Горби. Вот он под чем подписался.
—Он же экономист, как он мог на такое пойти?! – восклицают его коллеги, чуть не биясь головой об стенку. Спасая репутацию Горби, сообщу вам, что дипломированным экономистом он стал в Ставрополе, в каком-то местном вузе, будучи видным номенклатурным персонажем краевого масштаба. Невероятно серьезно с него спрашивали на экзаменах, как вы понимаете…
Да и просто еще не повезло человеку. Бывает такое что не идет карта, и все тут. (Когда про Путина говорят что в начале правления ему повезло с ценами на нефть, люди забывают, что везучесть – необходимое для успеха в политике качество, а невезучесть – это уже просто профнепригодность.) Я снова про Чернобыль. Там и жизни людей, и здоровье, деньги, и репутация, и все что угодно… Его тогда так этим придавило, он в такой ступор вошел, что до сих пор, столько уж лет прошло, не может прийти в себя. Вот, послушайте, что он говорит в наши дни:
«Первая информация появилась в газете «Правда» 28 апреля, но для содержательного, осмысленного обращения к народу мне нужна была более точная и обстоятельная информация. Поэтому я и прождал почти три недели, прежде чем обратиться к народу. Возьмите недавнее землетрясение в Пакистане — сколько недель потребовалось, чтобы оценить его последствия? А ведь чернобыльская ситуация была гораздо сложнее».
Все правильно, с небольшой только поправкой: землетрясения не дают радиоактивных осадков, и пакистанское начальство могло сколько угодно размышлять и подводить итоги, прежде чем их обнародовать. В отличие от некоторых.

Горби отставке сделал много признаний. Весьма трогательных. Про себя он вот что заметил, вот какую перемену по сравнению со временами президентства: «Почувствовал, что поумнел». Ну тут я с ним не буду спорить, я бы сам это сказал просто постеснялся. Но на самом деле это и правда заметно! Даю цитаты:
«Сколько я наслушался в свой адрес: и то сдал, и продался, и отдался, и слабак, и кисель. Люди обвиняли нас, что мы проявляем слюнтяйство и нерешительность… Зюгановские плакатчики меня преследуют везде лозунгами и выкриками: «иуда», «предатель», «изменник», «козел»… Приходится терпеть эти проплаченные плакаты…»
Кажется, все ругательства в свой адрес он перечислил. Самокритично.
Насчет любви к нему запада, который удивляется, а отчего ж Горби не очень популярен дома (к примеру, в 1996-м он пошел на президентские выборы и получил на них 0,51 процента голосов…)
Однажды меня про это спросили американцы, они еще удивились, что их студенты специально летят в Москву, чтоб посмотреть на своего кумира, а наши к нему не очень стремятся. Я, подумав, ответил так, чтоб им было понятно:
—Вот когда у вас появится президент, при котором развалится американская армия, и промышленность тоже, Штаты уйдут из Европы и Азии, отдав все нам – тогда русские студенты будут с удовольствием летать через океан и восхищаться таким парнем…

Еще по поводу «поумнения». Прежде МС довольно резко критиковал Путина. Пожалуйста:
«Ну, может, кадровый потенциал Питера уже исчерпан? Может, стоит еще где-то людей посмотреть?» «Что же дальше после выборов? Власть вы получили. «Единая Россия» и силы, которые ее поддерживали. Но что дальше будет, как вы распорядитесь этой властью? Для того, чтобы на себя поработать? Для того, чтобы дальше заниматься только дележом собственности? Или вы будете все-таки приступать решительно к модернизации — к модернизации, к инновациям, к тому, чтобы поддержать образование, медицину, чтобы двинуть все то, что связано с вложением в человека?» «Не надо забирать у людей право выбирать – раз. Второе – почему повысили процент для партий? Почему сняли пункт «Против всех»? Ведь это самый сильный сигнал. Если люди не хотят голосовать за того, кого выдвигают в партиях и в списках, и голосуют против всех, это кризис. я думаю, главное – надо восстановить голосование по округам, смешанную систему».
«Я недолюбливаю «Единую Россию», уж слишком там заметно засилье бюрократов».
А где-то так летом 2006-го он Путина ругать перестал и принялся хвалить и поддерживать. Как-то сообразил вдруг, что надо взять себя в руки… Поумнел?
Очень важно и вот что. Горби безжалостно клеймит себя за то, что дал себя обмануть, он то и дело вспоминает как западники обещали не расширять НАТО. Но вот вам записка, которую ему сочинил помощник, Анатолий Черняев, в мае 1990 года: «Михаил Сергеевич!<…> Совершенно очевидно, что Германия окажется в НАТО. И никаких реальных рычагов воспрепятствовать этому у нас нет. И зачем нам опять догонять уходящий поезд, явно уже не имея возможности вскочить в паровоз?»
А Горби до сих пор относится к тем ритуальным обещаниям серьезно и обижается, что его обманули… Да и мы ему это часто ставим в вину, по простоте душевной. Да какие ж обещания могут быть на войне! Эхе-хе…
Тут он, значит, наговаривает на себя. И забывает, что денег на военное противостояние у нас тогда не было никаких. Похоже, тут все чисто!
Но есть у него выводы задним числом и более горькие, безутешные. «В России надо быть жестким», — сказал он уже в наше время. Он не раз говорил, что жалеет – почему тогда, во время восхождения Ельцина, повел себя слишком мягко. Он теперь говорит, что «Ельцина надо было отправить на дипломатическую работу». А «по сепаратистам надо было ударить… привлечь к уголовной ответственности». Ему тогда еще подсказывали, что солдатики из почетного караула легко могли бы арестовать всех на кого он укажет. Тех же лидеров республик. Подписантов Беловежского соглашения. Те реально боялись, что их в Москве арестуют! Он говорил, что не сделал этого потому, что не хотел крови. Но зачем кровь – посидев немного в Лефортово, они остыли б…

«Я не был наивен», — пытается убедить нас он. Ну, пусть пытается, а мы тут промолчим из уважения.
Но больше всего тема жесткости взволновала его в октябре 93-го, когда обстреляли Белый Дом. Он стрельбу, конечно, осудил, а куда деваться шестидесятнику-интеллигенту из сельских отличников. Но, я уверен, его это потрясло – что можно ввести в Москву танки и шарахать из пушек по ветви власти. И за это ничего не будет! Наверно его это потрясло, он не мог не примерять это к себе, не мог не думать что-то вроде «и я бы мог…», цитируя Пушкина. Ведь и он бы мог точно так же их тех же танковых пушек бить по тому же Белому Дому! И все бы повернулось иначе, как всегда, мы знаем, поворачивается в таких случаях… Победителя же не судят, и он забирает все.
Но было поздно. Поздно! Это намного страшней, чем никогда.
Приблизительно в то же время, когда Ельцин стрелял по Белому Дому, Горби рекламировал пиццу. Мне казалось тогда, что нельзя за такое браться бывшему верховному главкому армии бывшей сверхдержавы. Я думал в те дни, что лучше в такой ситуации застрелиться по примеру маршала Ахрамеева… Но после я остыл; МС ведь жил тогда на пенсию в 4 доллара. Имущества он не нажил за годы президентства и генсекства. В это почти невозможно поверить – разве такое бывает? Но про это нет даже разговоров… Значит, денег не было, а семью, кто остался в живых, надо было содержать. После какого-то из интервью про размер содержания бывшего президента СССР начался скандал, и Ельцин велел поднять пенсию своему бывшему сопернику до 1 400 у.е.
После 1991 этот сюжет – как поссорились Михал Сергеич с Борисом Николаичем – достигал такого накала, что как-то хотелось отойти в сторону и сделать вид, что ничего не замечаешь. Ну а что, таков уровень нашей элиты. Чего ж тогда удивляться суровости отношений в более низких слоях общества. Про культурку – нельзя сказать, чтоб было у нас сильно много. Сколько Михал Сергеичем повторял: зря он Ельцина не отправил послом в какую-то из банановых республик!
Или вот еще одна из любимых его тем:
—Что меня всегда удивляет, так это то, что через запятую склоняют Горбачева и Ельцина, обещают рядом повесить. Да не хочу я с ним рядом висеть! Хоть бы на разных столбах, что ли. (Смеется.)

Он тут думает, что смеется последний, но это не так. Ельцин и тут его «сделал»: он умер в своей постели и похоронен с почестями…
Но, с другой стороны, Михал Сергеич может быть спокоен, есть гарантия: теперь точно его не повесят на одном столбе с его противником.

Этот цинизм, без которого, наверно, не бывает подлинной мудрости, – слишком поздно пришел к Горбачеву. Не хватило ему цинизма тогда, когда он мог горы сворачивать. И любви к власти не хватило, этакой вот звериной жажды к власти над себе подобными, не капали у него слюни от нестерпимого желания стать доминирующим самцом в стае. Он, к несчастью, начитался книжек и обнаружил в себе тягу не к тому, чтоб опускать самцов-конкурентов, но к тому, что его партия клеймила как «абстрактный гуманизм», к цивилизации и цивилизованности, он так носился со своими «общечеловеческими ценностями», что было видно – он точно в это дело верит…

Это – отвлечемся уже от его политических поражений, от его вины перед страной, — по-человечески симпатично и трогательно. Похоже, он таки хотел как лучше.
Получилось же то, что получилось. Получилось как всегда.
Хоть здесь, хоть в этом он совпал со страной.