Глава шашнадцатая, стих первый…
29 марта, 2017 5:15 пп
Олег Утицин
Олег Утицин:
… как-то раз моряк, красивый сам собою, хотя и подводник, жарко полюбил юную балерину. И увлёк её своей страстью за собой, под воду её там не пустили, конечно, оставили в офицерских городках ждать мужа, детей от него колыбелить и преподавать танцы в Домах офицеров…
Всякими правдами-неправдами и вёдрами дефицитной рыбьей икры дослужился он до перевода в Москву. Тут и свела нас судьба лицом к лицу, я на Бреда Пита совсем не похож, а он совсем похож был. Даже уголки губ также поджимал при разговоре.
А какой разговор — у капквторанга со старым сержантом тупорылой горной пехоты может быть? Командный, конечно, и снисходительный слегка. Он типа из-под воды не вылезал, пока я загорал на южных горных склонах. Попозже выяснилось, что он продовольствие на подлодки поставлял, что-то вроде зампотылу, и под воду его пустили пару раз на пару дней.
Не это важно. Важно чувство собственной важности. В Москве раздулось оно у него так, что бухать начал сильно, балерину свою бить и крутить мутные дела с бандитами-коррупционерами.
За балерину я вступился, что его приобидело. А потом, бухой, пьяный, зимним вечером по заснеженной трассе впердонился он на своей тачке во впереди стоящий автобус и отрезал две ноги человеку, который автобус обходил.
Срок конкретный и по делу.
Примчался ко мне, сдутый, как воздушный шарик — помоги, мол, отмазаться. «Не помогу, » — говорю. — «Тут отвечать надо».
Не знаю, сколько он ещё икры привёз, но в тюрьму не попал….
Не говорю, что я правильно понимаю справедливость, наверное, иногда абсолютно неправильно понимаю, но суть в другом — для того, чтобы люди могли её понять, Господь под такие ситуации подставляет, когда, кроме как молиться, ничего не остаётся…
Думаю я, что и морячок этот тогда в молитвы загрузился. А уж когда срок светить перестал, понял он, что Бог говорит только с ним, как со старшим по званию.
И вот звонит дверной звонок у меня как-то в Москве. Открываю дверь — там этот подводник героический стоит весь внутренне переодетый в адепта Божьего. Из-за плеча балерина с измученным от любви к супругу лицом, у него подмышкой — томик Библии, лохматый от закладок.
И с порога понеслось из рта его благословенного — что я живу неправильно, дверь я ему открыл — неправильно, реагирую на его слова ещё более не правильно, и под каждое словоблудие своё, он закладку вытаскивает из книжки и давай меня цитатами оттуда осыпать — глава, типа осьмнадцатая, стих сорок четвёртый, пятая строка сверху, восьмая буква… — Вот как жить надо, а не то, что ты…
— Дай книжку посмотреть, — говорю. — А чего это у тебя одни выражения Господа маркером отмечены, а остальные — хуйня, что ли? Твой естественный отбор?…
Бить его не стал тогда.
Опять.
Потому что Библию читал раньше, чем он первый раз Устав караульной службы открыл. Выгнал мягко…
В праведники не зовите меня, мне не место среди них…
Олег Утицин
Олег Утицин:
… как-то раз моряк, красивый сам собою, хотя и подводник, жарко полюбил юную балерину. И увлёк её своей страстью за собой, под воду её там не пустили, конечно, оставили в офицерских городках ждать мужа, детей от него колыбелить и преподавать танцы в Домах офицеров…
Всякими правдами-неправдами и вёдрами дефицитной рыбьей икры дослужился он до перевода в Москву. Тут и свела нас судьба лицом к лицу, я на Бреда Пита совсем не похож, а он совсем похож был. Даже уголки губ также поджимал при разговоре.
А какой разговор — у капквторанга со старым сержантом тупорылой горной пехоты может быть? Командный, конечно, и снисходительный слегка. Он типа из-под воды не вылезал, пока я загорал на южных горных склонах. Попозже выяснилось, что он продовольствие на подлодки поставлял, что-то вроде зампотылу, и под воду его пустили пару раз на пару дней.
Не это важно. Важно чувство собственной важности. В Москве раздулось оно у него так, что бухать начал сильно, балерину свою бить и крутить мутные дела с бандитами-коррупционерами.
За балерину я вступился, что его приобидело. А потом, бухой, пьяный, зимним вечером по заснеженной трассе впердонился он на своей тачке во впереди стоящий автобус и отрезал две ноги человеку, который автобус обходил.
Срок конкретный и по делу.
Примчался ко мне, сдутый, как воздушный шарик — помоги, мол, отмазаться. «Не помогу, » — говорю. — «Тут отвечать надо».
Не знаю, сколько он ещё икры привёз, но в тюрьму не попал….
Не говорю, что я правильно понимаю справедливость, наверное, иногда абсолютно неправильно понимаю, но суть в другом — для того, чтобы люди могли её понять, Господь под такие ситуации подставляет, когда, кроме как молиться, ничего не остаётся…
Думаю я, что и морячок этот тогда в молитвы загрузился. А уж когда срок светить перестал, понял он, что Бог говорит только с ним, как со старшим по званию.
И вот звонит дверной звонок у меня как-то в Москве. Открываю дверь — там этот подводник героический стоит весь внутренне переодетый в адепта Божьего. Из-за плеча балерина с измученным от любви к супругу лицом, у него подмышкой — томик Библии, лохматый от закладок.
И с порога понеслось из рта его благословенного — что я живу неправильно, дверь я ему открыл — неправильно, реагирую на его слова ещё более не правильно, и под каждое словоблудие своё, он закладку вытаскивает из книжки и давай меня цитатами оттуда осыпать — глава, типа осьмнадцатая, стих сорок четвёртый, пятая строка сверху, восьмая буква… — Вот как жить надо, а не то, что ты…
— Дай книжку посмотреть, — говорю. — А чего это у тебя одни выражения Господа маркером отмечены, а остальные — хуйня, что ли? Твой естественный отбор?…
Бить его не стал тогда.
Опять.
Потому что Библию читал раньше, чем он первый раз Устав караульной службы открыл. Выгнал мягко…
В праведники не зовите меня, мне не место среди них…