Генис (Русская Америка), которого Трамп сделал одиноким
15 января, 2021 8:13 дп
Мэйдэй
Vladimir Genin поделился
Александр Генис:
«Прожив две трети своей жизни в Русской Америке, я привык считать себя ее естественной частью со всеми ее достоинствами и комплексами. Мне довелось участвовать в создании ее газет и журналов, встречаться с их читателями, описывать ее жизнь в сотнях статей и десятке книг. Собственно, я сам и был Русской Америкой.
Вернее, я так думал, но за последние годы мне довелось многое узнать о природе наших с ней отношений. Наш долгий союз разорвал Дональд Трамп. День за днем он уводил за собой моих соотечественников — взрослых, здравомыслящих, опытных, разумных. И каждый раз я чувствовал себя все более одиноким.
Сперва отвалились те, кого я не знал и не жалел. Но вскоре выяснилось, что они всюду: дантист и соседка, хозяин русской бакалеи и налоговый эксперт, маляр и автомеханик. Они составляли русскую среду, которую мы воссоздаем вокруг себя, где бы ни жили.
Однако по-настоящему страшно мне стало, когда дело дошло до умных друзей, к тому же старожилов. Узнать в тонких, одаренных, интеллигентных и разносторонне образованных людях трампистов было так же страшно, как увидеть любимого поэта или художника в списке стукачей, что случилось, когда в Латвии открыли мешки КГБ.
Я долго пытался выяснить, почему мы оказались по разные стороны, но так и не смог. У нас больше не было общего языка, а лишившись его, мы утратили надежду на нормальное общение, подразумевающее витиеватую вязь взаимных уступок, учтивых уточнений, вежливых возражений и полноценных аргументов.
На место политеса политики пришла не проясненная логикой ненависть. Как только выяснилось, что я не разделяю любви к Трампу с 90 процентами Русской Америки, меня назначили изгоем. Так я узнал про себя много нового: совок, чекист, деляга, большевик и просто гадина.
Я не жалуюсь, пожалуй, даже горжусь тем, что меня подвергла импичменту Русская Америка. Мучаюсь я от того, что не могу понять, как она на этом месте оказалась.
Сразу после январского путча крупнейший исследователь фашизма Тимоти Снайдер напечатал пространную статью, объяснившую, не что произошло в Америке, а почему. Изучая европейский опыт тоталитарных режимов, историк выделил центральный фактор, обеспечивший их победу. Им была эскалация лжи.
— Чтобы уничтожить правду, — пишет Снайдер, — достаточно ликвидировать веру в то, что она есть. Как только факты теряют статус достоверности, рушится рациональная картина мира. Раз правды нет, то ее заменяет то, что скажет власть. В отсутствии арбитра, проверяющего истинность любого утверждения, мы становимся легкой добычей лжи.
К этому привыкают, постепенно увеличивая дозу. Я помню, как газеты не решались прямо называть утверждения Трампа враньем. Даже тогда, когда он говорил, что Обама родился в Кении, а его собственный отец — в Европе, а не в Куинсе. Никто не понимал, зачем президенту утверждать то, что так легко проверяется. Снайдер объясняет: именно затем, чтобы не проверяли. Объявив журналистов «врагами народа» и прессу fake news, Трамп убрал из дискурса критерий. Если ложь не с чем сравнить, она ею перестает быть.
О том, как эта тактика работает на практике, я узнал, пытаясь переубедить друзей. Трамп, говорил я, лжет в среднем пять раз в день, это установлено, задокументировано и проверено, в чем можно убедиться с помощью одного клика на компьютере. Но никто — никто! — не щелкнул по клавише, чтобы меня проверить.
— Маленькая ложь, — продолжает Снайдер, — переходит в среднюю, становится ежедневной и привычной, чтобы наконец вырасти в Ложь с большой буквы, которая меняет историю.
В Германии такой Ложью, возвысившей Гитлера, была легенда «удара в спину», который якобы нанесли евреи героически воевавшей стране. Большая ложь Трампа — миф об украденных выборах. Ужас ситуации в том, что его сторонники, привыкнув обходиться без сверки фактов, лишились единственного лекарства от слепой веры — верификации президентского утверждения.
Я пробовал переубедить старинного приятеля, заразившегося этой болезнью.
— Больше шестидесяти судов, — говорил я, — отвергли обвинения в нарушениях на выборах.
— И ты веришь судам?! — отвечал он.
— Включая Верховный, — добавлял я.
— И ты ему веришь?! — спрашивал он. — Трамп не мог проиграть, потому что все за него.
— Но я-то против — вместе с 81 миллионом избирателей.
— Fake news, — отбрил он и перестал здороваться.
Я сдался, утешая себя тем, что большая Ложь о похищенных выборах не изменит их исхода. Однако она убедит сторонников старого президента в нелегитимности нового. Их голоса — то наследство, за которое уже началась борьба в лагере радикальных республиканцев. Каждый из них постарается стать новым Трампом. Надежда на то — что все они слишком политики, чтобы добиться успеха.
Продолжая историческую параллель Тимоти Снайдера, можно сказать, что если бы в 1930-е годы убрали из уравнения Гитлера, то из Геббельса фюрер бы не вышел».
…
Из комментов
Тут, конечно, местная специфика не упомянута, весь этот классически американский нативизм с «понаехали, и от них все проблемы» (прекрасно иллюстрируемый сторонниками теории Обама — не американец), местечковые верования в аутсайдера (чума на оба ваши дома, вы истеблишмент, мы против, мы за человека «со стороны», он за нас); отсюда вера мультимиллионеру, который якобы не якшается с воротилами индустрий, как обычные политики, которые пляшут под дудку богачей, а наш-то им кукиш показал; тут и антиинтеллектуализм под вывеской «своего парня», который говорит то, что «все» думают, но боятся сказать вслух (как эффект пьяного), тут и неверие в науку (привет креативизму в школах); тут исконное местное «ненавижу государство» (при полном непонимании, что есть социальное государство), и любовь к celebrity, куда ж без неё. “You are fired!” Эффективный управленец, чо.
Мэйдэй
Vladimir Genin поделился
Александр Генис:
«Прожив две трети своей жизни в Русской Америке, я привык считать себя ее естественной частью со всеми ее достоинствами и комплексами. Мне довелось участвовать в создании ее газет и журналов, встречаться с их читателями, описывать ее жизнь в сотнях статей и десятке книг. Собственно, я сам и был Русской Америкой.
Вернее, я так думал, но за последние годы мне довелось многое узнать о природе наших с ней отношений. Наш долгий союз разорвал Дональд Трамп. День за днем он уводил за собой моих соотечественников — взрослых, здравомыслящих, опытных, разумных. И каждый раз я чувствовал себя все более одиноким.
Сперва отвалились те, кого я не знал и не жалел. Но вскоре выяснилось, что они всюду: дантист и соседка, хозяин русской бакалеи и налоговый эксперт, маляр и автомеханик. Они составляли русскую среду, которую мы воссоздаем вокруг себя, где бы ни жили.
Однако по-настоящему страшно мне стало, когда дело дошло до умных друзей, к тому же старожилов. Узнать в тонких, одаренных, интеллигентных и разносторонне образованных людях трампистов было так же страшно, как увидеть любимого поэта или художника в списке стукачей, что случилось, когда в Латвии открыли мешки КГБ.
Я долго пытался выяснить, почему мы оказались по разные стороны, но так и не смог. У нас больше не было общего языка, а лишившись его, мы утратили надежду на нормальное общение, подразумевающее витиеватую вязь взаимных уступок, учтивых уточнений, вежливых возражений и полноценных аргументов.
На место политеса политики пришла не проясненная логикой ненависть. Как только выяснилось, что я не разделяю любви к Трампу с 90 процентами Русской Америки, меня назначили изгоем. Так я узнал про себя много нового: совок, чекист, деляга, большевик и просто гадина.
Я не жалуюсь, пожалуй, даже горжусь тем, что меня подвергла импичменту Русская Америка. Мучаюсь я от того, что не могу понять, как она на этом месте оказалась.
Сразу после январского путча крупнейший исследователь фашизма Тимоти Снайдер напечатал пространную статью, объяснившую, не что произошло в Америке, а почему. Изучая европейский опыт тоталитарных режимов, историк выделил центральный фактор, обеспечивший их победу. Им была эскалация лжи.
— Чтобы уничтожить правду, — пишет Снайдер, — достаточно ликвидировать веру в то, что она есть. Как только факты теряют статус достоверности, рушится рациональная картина мира. Раз правды нет, то ее заменяет то, что скажет власть. В отсутствии арбитра, проверяющего истинность любого утверждения, мы становимся легкой добычей лжи.
К этому привыкают, постепенно увеличивая дозу. Я помню, как газеты не решались прямо называть утверждения Трампа враньем. Даже тогда, когда он говорил, что Обама родился в Кении, а его собственный отец — в Европе, а не в Куинсе. Никто не понимал, зачем президенту утверждать то, что так легко проверяется. Снайдер объясняет: именно затем, чтобы не проверяли. Объявив журналистов «врагами народа» и прессу fake news, Трамп убрал из дискурса критерий. Если ложь не с чем сравнить, она ею перестает быть.
О том, как эта тактика работает на практике, я узнал, пытаясь переубедить друзей. Трамп, говорил я, лжет в среднем пять раз в день, это установлено, задокументировано и проверено, в чем можно убедиться с помощью одного клика на компьютере. Но никто — никто! — не щелкнул по клавише, чтобы меня проверить.
— Маленькая ложь, — продолжает Снайдер, — переходит в среднюю, становится ежедневной и привычной, чтобы наконец вырасти в Ложь с большой буквы, которая меняет историю.
В Германии такой Ложью, возвысившей Гитлера, была легенда «удара в спину», который якобы нанесли евреи героически воевавшей стране. Большая ложь Трампа — миф об украденных выборах. Ужас ситуации в том, что его сторонники, привыкнув обходиться без сверки фактов, лишились единственного лекарства от слепой веры — верификации президентского утверждения.
Я пробовал переубедить старинного приятеля, заразившегося этой болезнью.
— Больше шестидесяти судов, — говорил я, — отвергли обвинения в нарушениях на выборах.
— И ты веришь судам?! — отвечал он.
— Включая Верховный, — добавлял я.
— И ты ему веришь?! — спрашивал он. — Трамп не мог проиграть, потому что все за него.
— Но я-то против — вместе с 81 миллионом избирателей.
— Fake news, — отбрил он и перестал здороваться.
Я сдался, утешая себя тем, что большая Ложь о похищенных выборах не изменит их исхода. Однако она убедит сторонников старого президента в нелегитимности нового. Их голоса — то наследство, за которое уже началась борьба в лагере радикальных республиканцев. Каждый из них постарается стать новым Трампом. Надежда на то — что все они слишком политики, чтобы добиться успеха.
Продолжая историческую параллель Тимоти Снайдера, можно сказать, что если бы в 1930-е годы убрали из уравнения Гитлера, то из Геббельса фюрер бы не вышел».
…
Из комментов