«Этот вой женщин…»
3 ноября, 2019 4:00 пп
Ирина Неделяй
Отец рассказывал, как их везли в Сибирь.
А дорога была длинная. Из села родного Трестянец под Лоевом их везли на телегах, в которые были впряжены быки.
Отец помнил как он радостно сидел на телеге, предвкущая приключения.
Вся деревня шла за телегами, и женщины рыдали, повторяя слово — Сибирь.
Этот вой женщин, с этим странным словом во главе, стоял невообразимый. Бабушка и дед мои, а его — родители, молча и кротко несли свою адскую ношу неизвестности.
Потом их перегрузили на пароходик и повезли из Лоева в Гомель, где потом перегрузили на поезд в скотские вагоны.
В поезде отец раньше не ездил. Эта езда через Беларусь в Россию и потом в Западную Сибирь его поразила. Молчаливые отец и мать его не смущали.
В поезде все почему-то говорили про Казахстан.
Но когда их в Куйбышеве Новосибирской области уже погрузили на грузовые машины и привезли в странную местность, все взрослые потеряли дар речи.
До этого они надеялись, на то, что их — крестьян, новая власть пристроит к тому, что они умели: пахать и сеять. Но то, что они увидели в деревне под назвниемм «Гражданцево» их поразило.
Черные бревенчатые хаты были окружены с одной стороны рекой, за которой, черной глухой стеной стояла тайга. С другой сторон- всё окружали островки лесов, уходящих за край земли. Ночь спустилась на неизвестную местность и придавила высланных белорусов к земле, черным куполом неба с мириадами звезд.
Комиссары, как их называла бабушка, повели семьи по пустующим домам. Почему дома были пусты, никто не думал. Никто не спрашивал, куда из них делись люди.
Стоял на дворе 1940 год.
Дома были страшны своей незнакомостью. Все понимали, что рядом с этой деревней нет никаких дорог, ни железной дороги, ни даже нормальной проселочной.
В доме была печка и лавки. А также чердак со старым сеном.
Никто ничего не говорил. Все взрослые молчали. Дети постарше в беспокойстве задавали вопросы, на которые не последовали ответы, дети помладше радостно устраивались на ночлег.
Ночью слышались странные звуки из тайги за рекой, не такие как в Беларуси. Кто-то словно бы бегал по крыше нового пристанища.
Отец слышал, как бабушка молилась, сидя на грубой лавке.
Все были в тревоге, кроме моего отца. Он вспоминал, что радостно прислушивался к странным уханьям и стонам из тайги. Вспоминал рассказы оставленной в Беларуси его бабушки про русалок, леших и колдуний, живущих за пределами деревень.
Он очень удивлялся потом известию, что в Сибири не жили русалки и лешии. Кроме того ниикакие кодуньи в Сибири не превращались в кошек по ночам.
В Сибири жили суровые молчаливые сибиряки. Без русалок и леших. В тайге они жили сами. Там, в тайге, и была их настоящая жизнь. Но они никому особенно об этой жиизни не рассказывали.
Только иногда в лесу, в глухой части тайги можно было встретить странную куклу, одетую как человек и зачем-то оставленную в лесу. Белорусы вздрагивали от таких встреч, но никому вопросов не задавали.
Там никто не не задавал вопросов.
…
картина называется
«Ковчег для бабушки»
2013 год
Ирина Неделяй
Отец рассказывал, как их везли в Сибирь.
А дорога была длинная. Из села родного Трестянец под Лоевом их везли на телегах, в которые были впряжены быки.
Отец помнил как он радостно сидел на телеге, предвкущая приключения.
Вся деревня шла за телегами, и женщины рыдали, повторяя слово — Сибирь.
Этот вой женщин, с этим странным словом во главе, стоял невообразимый. Бабушка и дед мои, а его — родители, молча и кротко несли свою адскую ношу неизвестности.
Потом их перегрузили на пароходик и повезли из Лоева в Гомель, где потом перегрузили на поезд в скотские вагоны.
В поезде отец раньше не ездил. Эта езда через Беларусь в Россию и потом в Западную Сибирь его поразила. Молчаливые отец и мать его не смущали.
В поезде все почему-то говорили про Казахстан.
Но когда их в Куйбышеве Новосибирской области уже погрузили на грузовые машины и привезли в странную местность, все взрослые потеряли дар речи.
До этого они надеялись, на то, что их — крестьян, новая власть пристроит к тому, что они умели: пахать и сеять. Но то, что они увидели в деревне под назвниемм «Гражданцево» их поразило.
Черные бревенчатые хаты были окружены с одной стороны рекой, за которой, черной глухой стеной стояла тайга. С другой сторон- всё окружали островки лесов, уходящих за край земли. Ночь спустилась на неизвестную местность и придавила высланных белорусов к земле, черным куполом неба с мириадами звезд.
Комиссары, как их называла бабушка, повели семьи по пустующим домам. Почему дома были пусты, никто не думал. Никто не спрашивал, куда из них делись люди.
Стоял на дворе 1940 год.
Дома были страшны своей незнакомостью. Все понимали, что рядом с этой деревней нет никаких дорог, ни железной дороги, ни даже нормальной проселочной.
В доме была печка и лавки. А также чердак со старым сеном.
Никто ничего не говорил. Все взрослые молчали. Дети постарше в беспокойстве задавали вопросы, на которые не последовали ответы, дети помладше радостно устраивались на ночлег.
Ночью слышались странные звуки из тайги за рекой, не такие как в Беларуси. Кто-то словно бы бегал по крыше нового пристанища.
Отец слышал, как бабушка молилась, сидя на грубой лавке.
Все были в тревоге, кроме моего отца. Он вспоминал, что радостно прислушивался к странным уханьям и стонам из тайги. Вспоминал рассказы оставленной в Беларуси его бабушки про русалок, леших и колдуний, живущих за пределами деревень.
Он очень удивлялся потом известию, что в Сибири не жили русалки и лешии. Кроме того ниикакие кодуньи в Сибири не превращались в кошек по ночам.
В Сибири жили суровые молчаливые сибиряки. Без русалок и леших. В тайге они жили сами. Там, в тайге, и была их настоящая жизнь. Но они никому особенно об этой жиизни не рассказывали.
Только иногда в лесу, в глухой части тайги можно было встретить странную куклу, одетую как человек и зачем-то оставленную в лесу. Белорусы вздрагивали от таких встреч, но никому вопросов не задавали.
Там никто не не задавал вопросов.
…
картина называется
«Ковчег для бабушки»
2013 год