ЭСТЕТИКА И ЭТИКА ТИРАНИИ
19 июня, 2018 8:14 дп
Наталья Троянцева
kinopoisk.ru
Наталья Троянцева:
На днях пересмотрела фильм «Дьявол носит Прада». В этом талантливейшем сюжете меня поразило то, как легко эстетический идеал становится инструментом тирании. То есть, в конечном итоге входит в фазу неограниченной деструктивности, поскольку воспринимается не как стимул к созиданию, а – как объект безусловного и слепого поклонения, как эстетический канон религиозного толка.
Эстетические и этические подоплёки тирании коренятся в сущности нашего психологического настроя. Чем меньше мы доверяем себе, тем больше вероятности воплотиться в безликую ипостась тирании – для каждого из нас.
Феномен тирании в равной степени зависит от потребности в абсолютной власти и потребности в абсолютном подчинении. И первое, и второе – в сущности, безотчётно. Ни один человек в здравом уме не объявит urbi et orbi – хочу абсолютной власти! Или – готов к абсолютному подчинению! Тиран становится таковым при условии, что вся логика его существования абсолютно убедительна – настолько, чтобы любой, кто попадает в поле его власти, воспринимал абсолют как само собой разумеющийся.
Чаще всего тиран страдает той или иной формой психического расстройства, в той или иной степени тяжести. Соответственно, его самоконтроль либо очень низок, либо – отсутствует вовсе. Но те, кто вроде бы вполне могут себя контролировать, настолько поддаются самовнушению – именно самовнушению, в первую очередь, – что слепо подчиняются любым, самым бредовым, установкам и правилам тиранической диктатуры.
Самовнушение человека, живущего в замкнутом круге волеизъявлений тирана, основано на высоком чувстве причастности к чему-то безусловно великому. Чувство безусловного превосходства или величия тирана – главная составляющая тирании. Формат – величие или просто превосходство – определяет сферу влияния: локальную (семья, секта, школьный класс) или глобальную (общество и государство).
Чем крупнее формат тирании, тем короче её триумф и трагичнее развязка. Впрочем, «короче» здесь вполне условное; последствия, допустим, гитлеровской или сталинской тирании живут в потомках их жертв до сих пор. И рефлексией скольких поколений оказывается тираническое мировосприятие предков, неизвестно.
Я много раз писала, что практически все, за редчайшим исключением, рождённые в России (и в СССР, конечно же), всегда считают себя жертвами тех или иных исторических и социальных обстоятельств. Самоощущение жертвы – вторая главнейшая составляющая тирании. Даже тот, кто идентифицировал в себе эту слабость и осмысленно от неё избавился, всё равно оказывается вдруг в эмоциональном плену у нерушимого альянса жертв и играет на их поле.
И тут я хотела бы обозначить чисто российский, как мне представляется, феномен – тирания жертвы. Беспощадность того, кто не просто ежедневно живёт с ощущением жертвы, а – всячески моделирует именно это состояние, не знает границ. Если же он переводит эту модель в общественный дискурс, то его тирании подчиняются все, кто варится в эмоциональном котле именно этого информационного пространства. Поскольку он играет на струне этических норм – или этических заблуждений, что, зачастую, одно и то же.
Садомазохистский контекст личного мироощущения того, кто объявляет себя жертвой режима, всякий раз остаётся за скобками общественного дискурса. Социум вдохновенно клянёт обстоятельства и взывает к массовой поддержке садомазохиста здесь и сейчас. Поскольку государственные чиновники, к вящей радости, тоже вполне себе садомазохисты или просто жертвы, механизм общественной поддержки срабатывает, и жертва режима переходит – ненадолго – в привычное состояние жертвы личных обстоятельств.
Честное слово, я сама всячески ратовала за освобождение Петра Павленского, который сейчас удовлетворённо томится в европейском узилище. А сколько раз я ставила вдохновенные лайки и подписывала петиции за освобождение украинки Савченко, в украинской же тюрьме ныне голодающей! Или – уже не голодающей? Не помню.
И за Сенцова я, конечно же, вступилась – моя подпись зафиксирована в петиции энтузиастов, честных неофитов этого нового культа: поклонение тирании жертвы. И сейчас меня интересует одно – какие именно невыносимые обстоятельства создаст для себя Сенцов после обмена? А – главное! – почему меня порадует то, что обмен состоится? Какую именно щёлочку моей собственной слабости и экзистенциального компромисса временно заблокирует этот факт? И хватит ли у меня сил на то, чтобы, время спустя, не поддаться новой тирании новейшей жертвы, вовремя идентифицировав и жертву, как таковую, и её тиранические притязания? Вот в чём вопрос.
Наталья Троянцева
kinopoisk.ru
Наталья Троянцева:
На днях пересмотрела фильм «Дьявол носит Прада». В этом талантливейшем сюжете меня поразило то, как легко эстетический идеал становится инструментом тирании. То есть, в конечном итоге входит в фазу неограниченной деструктивности, поскольку воспринимается не как стимул к созиданию, а – как объект безусловного и слепого поклонения, как эстетический канон религиозного толка.
Эстетические и этические подоплёки тирании коренятся в сущности нашего психологического настроя. Чем меньше мы доверяем себе, тем больше вероятности воплотиться в безликую ипостась тирании – для каждого из нас.
Феномен тирании в равной степени зависит от потребности в абсолютной власти и потребности в абсолютном подчинении. И первое, и второе – в сущности, безотчётно. Ни один человек в здравом уме не объявит urbi et orbi – хочу абсолютной власти! Или – готов к абсолютному подчинению! Тиран становится таковым при условии, что вся логика его существования абсолютно убедительна – настолько, чтобы любой, кто попадает в поле его власти, воспринимал абсолют как само собой разумеющийся.
Чаще всего тиран страдает той или иной формой психического расстройства, в той или иной степени тяжести. Соответственно, его самоконтроль либо очень низок, либо – отсутствует вовсе. Но те, кто вроде бы вполне могут себя контролировать, настолько поддаются самовнушению – именно самовнушению, в первую очередь, – что слепо подчиняются любым, самым бредовым, установкам и правилам тиранической диктатуры.
Самовнушение человека, живущего в замкнутом круге волеизъявлений тирана, основано на высоком чувстве причастности к чему-то безусловно великому. Чувство безусловного превосходства или величия тирана – главная составляющая тирании. Формат – величие или просто превосходство – определяет сферу влияния: локальную (семья, секта, школьный класс) или глобальную (общество и государство).
Чем крупнее формат тирании, тем короче её триумф и трагичнее развязка. Впрочем, «короче» здесь вполне условное; последствия, допустим, гитлеровской или сталинской тирании живут в потомках их жертв до сих пор. И рефлексией скольких поколений оказывается тираническое мировосприятие предков, неизвестно.
Я много раз писала, что практически все, за редчайшим исключением, рождённые в России (и в СССР, конечно же), всегда считают себя жертвами тех или иных исторических и социальных обстоятельств. Самоощущение жертвы – вторая главнейшая составляющая тирании. Даже тот, кто идентифицировал в себе эту слабость и осмысленно от неё избавился, всё равно оказывается вдруг в эмоциональном плену у нерушимого альянса жертв и играет на их поле.
И тут я хотела бы обозначить чисто российский, как мне представляется, феномен – тирания жертвы. Беспощадность того, кто не просто ежедневно живёт с ощущением жертвы, а – всячески моделирует именно это состояние, не знает границ. Если же он переводит эту модель в общественный дискурс, то его тирании подчиняются все, кто варится в эмоциональном котле именно этого информационного пространства. Поскольку он играет на струне этических норм – или этических заблуждений, что, зачастую, одно и то же.
Садомазохистский контекст личного мироощущения того, кто объявляет себя жертвой режима, всякий раз остаётся за скобками общественного дискурса. Социум вдохновенно клянёт обстоятельства и взывает к массовой поддержке садомазохиста здесь и сейчас. Поскольку государственные чиновники, к вящей радости, тоже вполне себе садомазохисты или просто жертвы, механизм общественной поддержки срабатывает, и жертва режима переходит – ненадолго – в привычное состояние жертвы личных обстоятельств.
Честное слово, я сама всячески ратовала за освобождение Петра Павленского, который сейчас удовлетворённо томится в европейском узилище. А сколько раз я ставила вдохновенные лайки и подписывала петиции за освобождение украинки Савченко, в украинской же тюрьме ныне голодающей! Или – уже не голодающей? Не помню.
И за Сенцова я, конечно же, вступилась – моя подпись зафиксирована в петиции энтузиастов, честных неофитов этого нового культа: поклонение тирании жертвы. И сейчас меня интересует одно – какие именно невыносимые обстоятельства создаст для себя Сенцов после обмена? А – главное! – почему меня порадует то, что обмен состоится? Какую именно щёлочку моей собственной слабости и экзистенциального компромисса временно заблокирует этот факт? И хватит ли у меня сил на то, чтобы, время спустя, не поддаться новой тирании новейшей жертвы, вовремя идентифицировав и жертву, как таковую, и её тиранические притязания? Вот в чём вопрос.