«Если бы слово не стоило того, чтобы за него убивали…
30 мая, 2018 9:06 пп
Василий Уткин
Странно читать, что никакое слово не стоит того, чтобы за него убивать. Это даже не неправда, это лицемерие.
Если бы слово не стоило того, чтобы за него убивали время от времени, не существовало бы ни журналистики, ни литературы, ни рок-музыки.
Слово дико сильная вещь.
Выбирая слова, всегда ходишь по грани. Конечно, не обязательно смерти. Но всегда на границе — проблем, благополучия, взаимоотношений. Вы ещё скажите, что ни одно слово не стоит сломанной судьбы ребёнка вдогонку какому-нибудь разводу… Увы, стоит.
Иначе зачем, собственно, слова.
Аркадий Бабченко прекрасно понимал, по какой именно грани ходит он.
Я совершенно не имею в виду, что тем самым он «сам виноват»; это как раз херня.
А пожарный сам виноват, что сгорел? Спасатель — что его засыпало?
Сто раз не засыпало, а сто первый — да; мы ж не станем говорить, что в этот последний раз он что-то недооценил и тем самым виноват сам?
Бабченко погиб, потому что он ближе всех стоял к этой опасности. Благодаря ему мы немножко понимаем, где именно сейчас проходит граница. Вот такова цена этой информации, цена передовой. Именно поэтому смерть Бабченко и солдатская. И жертвенная.
Просто это самопожертвование, а не заклание. Этот риск был его выбором. Именно поэтому он и достоин восхищения — я сейчас за себя говорю. Только поэтому мне не особо важно, схожусь ли я с ним в оценках и представлениях (не схожусь, мало того — чураюсь, и смерть тут ничего не меняет).
Он не жертва, он герой.
Несравненное право самому выбирать свою смерть — сказал поэт, который именно так и поступил. Выбрал.
Василий Уткин
Странно читать, что никакое слово не стоит того, чтобы за него убивать. Это даже не неправда, это лицемерие.
Если бы слово не стоило того, чтобы за него убивали время от времени, не существовало бы ни журналистики, ни литературы, ни рок-музыки.
Слово дико сильная вещь.
Выбирая слова, всегда ходишь по грани. Конечно, не обязательно смерти. Но всегда на границе — проблем, благополучия, взаимоотношений. Вы ещё скажите, что ни одно слово не стоит сломанной судьбы ребёнка вдогонку какому-нибудь разводу… Увы, стоит.
Иначе зачем, собственно, слова.
Аркадий Бабченко прекрасно понимал, по какой именно грани ходит он.
Я совершенно не имею в виду, что тем самым он «сам виноват»; это как раз херня.
А пожарный сам виноват, что сгорел? Спасатель — что его засыпало?
Сто раз не засыпало, а сто первый — да; мы ж не станем говорить, что в этот последний раз он что-то недооценил и тем самым виноват сам?
Бабченко погиб, потому что он ближе всех стоял к этой опасности. Благодаря ему мы немножко понимаем, где именно сейчас проходит граница. Вот такова цена этой информации, цена передовой. Именно поэтому смерть Бабченко и солдатская. И жертвенная.
Просто это самопожертвование, а не заклание. Этот риск был его выбором. Именно поэтому он и достоин восхищения — я сейчас за себя говорю. Только поэтому мне не особо важно, схожусь ли я с ним в оценках и представлениях (не схожусь, мало того — чураюсь, и смерть тут ничего не меняет).
Он не жертва, он герой.
Несравненное право самому выбирать свою смерть — сказал поэт, который именно так и поступил. Выбрал.