Экспансия лакейства
15 июня, 2019 1:46 пп
Наталья Троянцева
ПОДОБОСТРАСТИЕ КАК ОСНОВА PUBLIC RELATIONS
Фильм Данелия «Кин дза дза» я не поняла вначале и долгое время для меня его главные акценты оставались загадкой. Вот эти вот – «надевай цак!» при приближении контролёра-оцелота, «ты – пацак, а я – четланин!» и потому все права и вся безусловная правота – за мной, ну и прочее, ярко демонстрировали мирок, к которому я никогда не имела отношения.
В детстве тон в воспитании и общежитии задавала мама, провинциальная учительница русского и литературы в детском туберкулёзном санатории – дети пребывали там подолгу и небольшой штат учителей, включая директора, служил и общался дружно и весело, ни о каком подобострастии и речи быть не могло. До дворянских корней бабушки и деда я так и не докопалась, но знаю, что один прадед был управляющим в имении князя Радзивилла, второй – служил в банке, и атмосфера в семье культивировала чувство собственного достоинства, ровные и приветливые отношения с соседями и сослуживцами.
Отец был из крестьян и это рабское качество, увы, было ему присуще – несмотря на колоссальную внутреннюю силу и талант – моментально располагать к себе любого и добиваться невозможного везде и всегда. Но мама легко высмеивала эти проявления и я, унаследовав лучшее от обоих, оказалась полностью свободна от отцовских предрассудков. Тем более, что, общаясь с близкими, он не требовал подражания и был собой – многое пережившим тружеником, добрым и искренним.
Именно благодаря убеждениям отца я поступила в технический вуз. В МВТУ не было даже намёка на подобострастие во взаимоотношениях – умные вызывали уважение, ленивые или глупые – пренебрежение. Среда отторгала фальшь – своего рода естественный отбор имел место. Дальнейшие места работы, в которых задавали тон «технари», тоже не грешили подобным. Скорее, имела место естественная дифференциация между желающими заработать и плюющими на всё, никак друг с другом не конфликтующих.
Сейчас, когда я наблюдаю в публичном пространстве экспансию лакейства, то вспоминаю, что впервые столкнулась с этим явлением, перейдя в статус «гуманитария». Сначала – в вузе экономической направленности, потом – в разных редакциях.
Главред «Независимой газеты» Виталий Третьяков на еженедельных планёрках вдохновенно вещал или уничижительно громил «проштрафившихся» при почтительном молчании штата.
Одногруппник, с которым мы проходили там практику, был отмечен Третьяковым и назначен старостой – и как же он накинулся на меня и помчался жаловаться декану, за то, что я пришла на планёрку не в тот день, который он наметил!
Это было невероятно смешно, но чем больше я хохотала, тем больше злился он. Между прочим, Третьяков не просто взял его сразу в штат, но и доверил ему сразу же вновь создаваемый отдел.
Новоиспечённый редактор, как я выяснила позже, продержался недолго – спустя примерно полгода он ушёл в долгий запой. Вернулся, стоял перед Третьяковым на коленях – буквально! Приятельница стала свидетелем! Тот его простил – на первый раз, и не простил – на быстро случившийся второй. Моему коллеге не повезло, Третьяков оказался непьющим.
Но особенно меня потрясла «летучка» в журнале «Эксперт», где я была внештатным корреспондентом. Случайно зайдя в свой отдел, я увидела съёжившуюся в кресле женщину-редактора и восседающую в центре комнаты зам.главреда, уверенным басом роняющую безапелляционные банальности…
Это было… противоестественно. Но на тот момент я не придала этому значения, своего редактора я уважала и эту случайно замеченную слабость простила.
Только вот сейчас я прекрасно понимаю – оттого я и не удержалась в «Эксперте», что в основе вполне искренних профессиональных порывов и несомненных заслуг коллектива всё-таки лежала эта фальшь рабского подобострастия, которая в конце концов и уничтожила одно из лучших, на тот момент, экономических изданий в России.
Сейчас подобострастие продолжает уничтожать страну. Дела всё меньше, отчётности о «делах» всё больше.
Профессионал Иван Голунов только потому и отстоял себя, что за него вступилось настоящее дело, профессиональное божество. И его коллеги вдруг вдохновились этой подлинной силой честного профессионализма. И адвокаты сделали уверенную ставку на него же.
Подобострастие – как банановая кожура, которую подбрасывает каждому коллектив трусливых лакеев. Важно не поскользнуться, не оказаться соучастником. Профессиональное достоинство – единственная опора для социализированной личности. Из него личное достоинство и вырастает.
Наталья Троянцева
ПОДОБОСТРАСТИЕ КАК ОСНОВА PUBLIC RELATIONS
Фильм Данелия «Кин дза дза» я не поняла вначале и долгое время для меня его главные акценты оставались загадкой. Вот эти вот – «надевай цак!» при приближении контролёра-оцелота, «ты – пацак, а я – четланин!» и потому все права и вся безусловная правота – за мной, ну и прочее, ярко демонстрировали мирок, к которому я никогда не имела отношения.
В детстве тон в воспитании и общежитии задавала мама, провинциальная учительница русского и литературы в детском туберкулёзном санатории – дети пребывали там подолгу и небольшой штат учителей, включая директора, служил и общался дружно и весело, ни о каком подобострастии и речи быть не могло. До дворянских корней бабушки и деда я так и не докопалась, но знаю, что один прадед был управляющим в имении князя Радзивилла, второй – служил в банке, и атмосфера в семье культивировала чувство собственного достоинства, ровные и приветливые отношения с соседями и сослуживцами.
Отец был из крестьян и это рабское качество, увы, было ему присуще – несмотря на колоссальную внутреннюю силу и талант – моментально располагать к себе любого и добиваться невозможного везде и всегда. Но мама легко высмеивала эти проявления и я, унаследовав лучшее от обоих, оказалась полностью свободна от отцовских предрассудков. Тем более, что, общаясь с близкими, он не требовал подражания и был собой – многое пережившим тружеником, добрым и искренним.
Именно благодаря убеждениям отца я поступила в технический вуз. В МВТУ не было даже намёка на подобострастие во взаимоотношениях – умные вызывали уважение, ленивые или глупые – пренебрежение. Среда отторгала фальшь – своего рода естественный отбор имел место. Дальнейшие места работы, в которых задавали тон «технари», тоже не грешили подобным. Скорее, имела место естественная дифференциация между желающими заработать и плюющими на всё, никак друг с другом не конфликтующих.
Сейчас, когда я наблюдаю в публичном пространстве экспансию лакейства, то вспоминаю, что впервые столкнулась с этим явлением, перейдя в статус «гуманитария». Сначала – в вузе экономической направленности, потом – в разных редакциях.
Главред «Независимой газеты» Виталий Третьяков на еженедельных планёрках вдохновенно вещал или уничижительно громил «проштрафившихся» при почтительном молчании штата.
Одногруппник, с которым мы проходили там практику, был отмечен Третьяковым и назначен старостой – и как же он накинулся на меня и помчался жаловаться декану, за то, что я пришла на планёрку не в тот день, который он наметил!
Это было невероятно смешно, но чем больше я хохотала, тем больше злился он. Между прочим, Третьяков не просто взял его сразу в штат, но и доверил ему сразу же вновь создаваемый отдел.
Новоиспечённый редактор, как я выяснила позже, продержался недолго – спустя примерно полгода он ушёл в долгий запой. Вернулся, стоял перед Третьяковым на коленях – буквально! Приятельница стала свидетелем! Тот его простил – на первый раз, и не простил – на быстро случившийся второй. Моему коллеге не повезло, Третьяков оказался непьющим.
Но особенно меня потрясла «летучка» в журнале «Эксперт», где я была внештатным корреспондентом. Случайно зайдя в свой отдел, я увидела съёжившуюся в кресле женщину-редактора и восседающую в центре комнаты зам.главреда, уверенным басом роняющую безапелляционные банальности…
Это было… противоестественно. Но на тот момент я не придала этому значения, своего редактора я уважала и эту случайно замеченную слабость простила.
Только вот сейчас я прекрасно понимаю – оттого я и не удержалась в «Эксперте», что в основе вполне искренних профессиональных порывов и несомненных заслуг коллектива всё-таки лежала эта фальшь рабского подобострастия, которая в конце концов и уничтожила одно из лучших, на тот момент, экономических изданий в России.
Сейчас подобострастие продолжает уничтожать страну. Дела всё меньше, отчётности о «делах» всё больше.
Профессионал Иван Голунов только потому и отстоял себя, что за него вступилось настоящее дело, профессиональное божество. И его коллеги вдруг вдохновились этой подлинной силой честного профессионализма. И адвокаты сделали уверенную ставку на него же.
Подобострастие – как банановая кожура, которую подбрасывает каждому коллектив трусливых лакеев. Важно не поскользнуться, не оказаться соучастником. Профессиональное достоинство – единственная опора для социализированной личности. Из него личное достоинство и вырастает.