Брошенный российский танк в Украине. Экипажи вышедших из строя или оставшихся без топлива танков бросают свою технику и пытаются выбраться к своим. Тех, кто возвращается, часто встречают как дезертиров
В России дезертирство — это уголовное преступление, за которое полагается от 3 до 10 лет лишения свободы. В Украине — также, только сроки от 2 до 12 лет.
Дезертиром считается военнослужащий, самовольно оставивший свое подразделение, часть или место службы, чтобы уклониться от выполнения своих воинских обязанностей.
Такие люди появились с обеих сторон с первых же дней войны.
Российские дезертиры и беглые из ЛДНР
«В первые же дни пошли не только убитые и раненые, но и те, кто бросил технику и сбежал. На дорогах вставали танки, БМП, тягачи, глохло и ломалось все подряд. Экипажи оставались с машинами, но за ними никто не приезжал. Связи не было, подвоза топлива не было, эвакуации застрявших не было. Люди по два-три дня сидели у мертвой техники, а потом либо попадали в плен, либо уходили или разбегались», — говорит российский пехотный офицер.
Так в первую неделю войны попали в плен солдаты второго отделения первой разведроты первого батальона 15-й мотострелковой бригады из Самарской области, которых оставили охранять заглохший тягач. Через сутки, узнав из радиообмена, что их подразделение уничтожено, они попытались уехать в сторону границы на БТР, но тот завяз в болоте. Они оставили технику, попытались выйти к своим, но заблудились, через три дня вышли к украинскому селу и после короткой перестрелки сдались жителям и бойцам теробороны.
«Им еще повезло, там целиком отделение было и два разумных офицера. Они хоть и заблудились, потому что карт не было, но решили сдаться, а не устраивать партизанщину. Полно других примеров, когда остается экипаж танка из трех человек или такое же вот отделение, но офицеры сбегают первыми, а солдаты просто не знают, что делать. Одни идут сдаваться, другие пытаются воевать, третьи пытаются выбраться пешком, если нет достаточных запасов еды, начинают мародерить. Их отстреливали и ВСУ, и тероборона, и местные просто. Были случаи, когда такие “лесовики” выходили к блокпостам нашим и получали от своих, принявших их с испугу за украинских партизан», — говорит офицер танкового подразделения.
По словам штабных российских офицеров, в первые две недели войны в «лесовиков» превратились больше 700 солдат и офицеров армии и Росгвардии, наступавших в Житомирской, Киевской, Сумской и Черниговской областях.
Тех, кто выходил к российским блокпостам или позициям, отправляли на территорию России, где спешно разворачивали лагеря для разбитых частей, пленных и дезертиров.
«Их рассматривали как дезертиров, потому что бросили технику, нарушили приказ. Понятно, что приказ был бессмысленным в большинстве случаев, но с каждым таким случаем надо было разбираться. Людей брали под охрану, селили в каком-нибудь спортзале или бывшей школе или в старых казармах, допрашивали, проверяли. Отфильтровывали тех, у кого были нужные военные специальности — мехвод, заряжающий, сапер, гранатометчик, пулеметчик. Потом их пугали дисбатом (дисциплинарным батальоном — армейской тюрьмой) за дезертирство, предлагали искупить вину и либо вернуться в свою часть, либо отправиться служить в другую в зоне боевых действий», — объясняет штабной офицер, работавший в одном из таких лагерей.
По его словам, никто не отказывался, но в конце марта стали частыми случаи побегов таких «возвращенцев». Причем не только солдат, но и офицеров, вплоть до капитанов и майоров.
Это подтверждает и офицер ВСУ, который рассказал, что со второй половины марта к позициям украинской армии или просто к местным жителям стали приходить российские солдаты и офицеры, прося взять их в плен, потому что не хотят воевать.
«Не тысячи, конечно, но по Житомирской, Киевской, Сумской и Черниговской областям, как я знаю, таких набралось до 100 человек», — говорит украинский военный.
«Не могу сказать, сколько таких набралось, но да, примерно под сотню должно быть. Не самая здравая идея — заставлять перепуганных людей возвращаться на войну, на которую они изначально не рвались. Но нужны были люди в тот момент остро, не хватало экипажей, не хватало всех. И все равно, зачем было пугать перепуганных войной еще и тюрьмой. Мотивации от этого не прибавится и своих они будут бояться больше, чем украинцев», — поясняет российский штабной офицер.
Предполагая, что в родных войсках их не встретят чаем с пряниками, многие «дезертиры поневоле» (те, кто отбился от своих, потерялся, заглох или завяз и отстал от колонны, солдаты разбитых подразделений) превращались уже в настоящих дезертиров, пытаясь пробраться на территорию России или Беларуси и попросить помощи у местных жителей. Часть по дороге погибала или попадала в плен, часть отлавливали российские и белорусские патрули, но единицам удалось добраться до сел в Брянской, Курской, Белгородской областях и в приграничных территориях Беларуси.
«Правильнее было бы рвать в Белоруссию, там, насколько я понимаю, и сейчас сколько-то наших прячется и местные их не выдают, — говорит офицер, в марте служивший в Киевской области и на границе с Беларусью. — А вот те, которые выходили в Россию, их многих, а может и всех сдали полиции местные жители», — рассказывает офицер.
Его слова подтверждает офицер ФСБ, работающий в Белгородской области. Он говорит, что в марте и начале апреля было четыре обращения от местных жителей, в дома к которым просились переночевать или предоставить убежище оборванные и замерзшие солдаты в российской форме или гражданской одежде.
«Тут народ хозяйственный живет. Зачем им какой-то упырь замызганный. От него потом проблем не оберешься. Поэтому звонили в полицию или приезжали даже, просили поехать к ним домой, чтобы забрать беглого. Некоторые спрашивали, какая награда положена, кто-то пустил слух в приграничье, что за дезертира 100 тысяч платят. Хрен им на рыло, а не сотка. Грамоту дадут в сельсовете, если не забудут», — говорит оперативник ФСБ.
По его словам, такие же случаи были в Брянской и Курской областях, но сколько их было, он не знает.
Отловом беглецов, добравшихся до российской территории, занимались ФСБ и полиция, потому что военной полиции просто не было. Их не привлекли к «спецоперации».
«Видимо, по плану функции полиции должны были выполнять части Росгвардии, но мы не заняли ни одного крупного города на севере, чтобы они реально занялись этой работой. А порядок в войсках поддерживали только офицеры, да и то, не всегда. Военной полиции просто не было и нет до сих пор», — говорит российский штабной офицер.
В ЛНР и ДНР дезертирство началось не с первых дней. Мотивация бойцов вооруженных сил республик была высокой. Многие из них воевали в 2014-2015 годах. У них накопился счет, особенно к нацбатальонам, за убитых друзей и родных (случаи убийства мирного населения украинскими военнослужащими и бойцами национальных батальонов были и об этом нельзя забывать даже сегодня). В подразделения ЛДНР пошел поток добровольцев с боевым опытом. Поэтому дезертирства в первые две-три недели войны не было.
«Первые недовольные появились после Волновахи, которую мы штурмовали фактически без помощи российских войск и артиллерии. Вообще, с первых дней было такое ощущение, что нами затыкают дыры и бросают просто на убой. Укры готовились защищать именно те населенные пункты, куда кидали части ДНР. И наших там укладывали десятками в каждой атаке, накрывали артой. Были очень большие потери. А российским офицерам, которые занимались планированием, было похер. Один мне даже сказал, когда я начал орать после очередного дня боев — хотел, с..ка, независимость, так бейся за нее! Я его ударил. Так вот, после Волновахи те командиры из наших, у кого осталось от роты по 12-15 человек, начали обсуждать, что на…й такую войну. И я точно знаю двоих, кто забрал своих людей и ушел», — говорит командир одного из подразделений ДНР.
Ушедших командиров и их людей поначалу никто не пытался останавливать или задерживать. Свои бы этого делать не стали, а российские военные предпочитали не вмешиваться.
Но после боев за Волноваху и Мариуполь, где потери ВС ДНР еще выросли, оставшиеся подразделения по сути слили с частями российской армии. Во многих отрядах заменили местных командиров на российских, разбавили донбассцев контрактниками (часто, вчерашними срочниками) из России. С этого момента за открытые попытки покинуть позиции могли и арестовать и поставить к стенке.
Ушедшие с передовой два командира и их люди, по слухам, живы. Один из командиров распустил свой отряд и скрывается где-то в Донецкой области. Другой вместе с бойцами продолжает вести партизанскую войну. Где именно — неизвестно.
С началом принудительной мобилизации в ЛНР-ДНР дезертирство насильно призванных в армию стало частым явлением. Но, так как большинство мобилизованных вообще не имеют боевой подготовки не приспособлены к полевым условиям, их побеги почти всегда заканчиваются неудачно. По словам одного из российских офицеров, служащего в подразделении, наполовину собранном из жителей ЛНР, попытки дезертирства совершают либо по дороге на передовую, либо уже на линии соприкосновения с противником.
Строй мобилизованных в спортзале Луганского педагогического университета
«Целыми ротами никто никуда не бежит. Дезертир не трус. Чтобы пойти на побег, пойти против системы, нужно либо иметь смелость и причину, либо вообще не иметь мозгов. Полных дураков и отчаянных смельчаков мало, поэтому бегут единицы. Обычно уходят парами, вдвоем не так страшно. У меня беглых было четверо. Все из мобилизованных. Всех поймали, вернули в расположение. Мы посчитали, сколько у нас в строю тех, кого притащили воевать за шкирку. Оказалось, 30 человек. Я их собрал всех, поговорил. Сказал, что если не готовы, то дам пропуск, чтобы вернулись домой. Мне зачем бойцы, которые ничего не умеют и подставят своих же товарищей в бою? Зачем на себя лишнюю кровь брать. Пятеро попросили дать пропуска. Я дал и отпустил. Самое смешное, что из четверых бегунков, которых перед этим поймали, трое решили остаться с нами. Воюют, живы пока, слава Богу», — говорит российский офицер.
Его солдатам повезло, другим везет меньше, толерантность к насильно мобилизованным российские командиры в основном не проявляют. Как не проявляют ее и российские солдаты, рядом с которыми местным приходится служить.
По словам нескольких офицеров, с дезертирами из местных все решают быстро и без разбирательств — убивают на месте, а потом списывают в боевые потери или в пропавших без вести.
Это произвело эффект и случаи дезертирства начали сокращаться.
Часть дезертиров из числа насильно мобилизованных все-таки добирается до дома, некоторые из них пытаются пробраться к родственникам или друзьям в Россию и переждать войну там.
«Каждый пробует по-своему. Есть несколько способов выехать (в Россию) бесплатно, не буду их называть, чтобы не перекрывать пути для земляков. Шкуры из нашей народной милиции и администрации, да и русские тыловые тоже занимаются вывозом, но за деньги. Причем некоторых беглецов сами же потом и ловят, чтобы получить продвижение по службе. Берут по-разному, от 1 000 до 15 000 долларов, могут взять машину или жилье. Как договоришься и на кого попадешь. Как оценят твой достаток. Я к ним обращаться не советую», — рассказывает ветеран 2014-2015 года, живущий и работающий в Луганске.
Те, кому удалось выбраться, скрываются у родственников. У многих есть российские паспорта, с которыми внутри России можно относительно спокойно жить. Как рассказал один из беглецов, уехавший к родным на Урал, он пока боится устраиваться на работу, хочет еще немного выждать.
«Я умом понимаю, что в Луганске нет ни баз данных, никакой нормальной организации, они не будут никуда сообщать. Но страшно идти и где-то предъявлять паспорт. А вдруг все-таки есть какие-то базы, какие-то списки, и меня задержат и отправят обратно или посадят за дезертирство. Еще очень боюсь, что в какой-то момент такую базу сделают и тогда придется бежать дальше. Я хотел уехать оттуда (из ЛНР) еще в 2014-м, но у меня мама лежачая больная была. Не мог и не хотел ее бросать. Ее не стало в начале марта, а после похорон меня сразу и забрали», — говорит бывший луганский житель.
Украинские дезертиры
Дезертирство в ВСУ началось с первого дня войны на самом неудачном для Украины фронте — южном. Из-за ошибок командования, российская армия смогла быстро занять Херсон и большую часть Херсонской области. Многие подразделения ВСУ и теробороны остались без связи, командования и координации действий. Некоторые офицеры просто сбежали, бросив подчиненных.
Теробороновцы в этой ситуации либо начали просачиваться к своим, либо разошлись по домам. А солдаты и офицеры армии вынуждены были сдаваться или бежать.
«Армия везде армия, это бесчеловечная машина. И дол..бов хватает. Особенно в тылу. Когда стали выходить бойцы с оккупированных территорий на Херсонщине, с Мелитополя, то тут отдельные герои решили поиграть в СМЕРШ и инквизицию. Допросы, камеры, обвинения в предательстве, трусости. Вели себя, как наш дорогой братский народ, бей своих, чтоб все боялись. А слухи то быстро разлетаются. Поэтому, пока мы тут этих воинов не угомонили, у нас часть солдат и офицеров вместо возвращения в армию подалась в бега. Кого-то потом ловили на молдавской границе, кого на польской. Некоторые теперь сидят в СИЗО, некоторых вернули в армию», — рассказывает украинский старший офицер.
По его словам, случаев массового дезертирства не было, но самым проблемным в этом смысле весь март и апрель был Мариуполь.
«”Азов” воюет хорошо, там мотивированные и подготовленные бойцы, а вот армейские части там некоторые оказались укомплектованы плохо. Слабые офицеры и личный состав. Их как начали утюжить, они побежали. Насколько я знаю, около 50 случаев с начала боевых действий в Мариуполе. Кто-то сдался вашим (ВС РФ), кто-то побоялся, что злые сепары пристрелят и подался в бега. Проблема в том, что эти люди с оружием, некоторые превратились в бандитов, в банды мародеров. Их отлавливают сейчас и в Донецкой области, и на Луганщине, и в Запорожье», — говорит старший офицер ВСУ.
По словам украинских военных, дезертирство далеко не главная проблема армии. Солдаты и офицеры мотивированы воевать за свою страну, нет недостатка в призывниках и добровольцах. Бегут единицы, некоторые возвращаются или сдаются военной полиции, объясняя свои действия испугом или состоянием аффекта. Кому-то подбирают работу в тылу, кого-то сажают в СИЗО или отправляют на принудительные работы.
«У нас нарисовалась другая проблема, военнообязанным мужчинам нет выезда из Украины сейчас, поэтому многие семьи, которые скрывались от обстрелов в подвалах с начала войны, не рискуют ехать в эвакуацию. Боятся, что их разлучат с мужьями и отцами. И это действительно возможно. Мне кажется, надо как-то поменять, перенастроить систему. Иначе у нас в прифронтовых городах под обстрелами будет оставаться много гражданского населения, которое боится уезжать, потому что их разлучат», — говорит украинский военный чиновник.
Настоящая проблема для ВСУ — это банды мародеров, которые орудуют в так называемых «серых зонах», территориях, где нет власти и действуют одновременно российские и украинские отряды.
Задержание банды вооруженных мародеров в Киеве (начало марта), которые грабили автомобильные салоны
Таких мест много. Это часть территории Донецкой, Луганской, Днепропетровской, Запорожской, Николаевской областей.
«Здесь не Вторая мировая, нет четкой линии фронта на большинстве участков. Есть большие территории, где идет маневренная война. Одна ДРГ (диверсионно-разведывательная группа) против другой. Туда стекаются отряды бандитов. Обычных уголовников, к которым прибиваются дезертиры. Это небольшие отряды в 5-7-15 человек. Как правило, долго они не живут, потому что их уничтожаем и мы, и русские. Но они есть. Грабят и убивают местное население, изредка могут напасть на отдельные машины с военным грузом», — говорит украинский штабной офицер.
Проблемы с мародерами и дезертирами возникали и на северном фронте, в Киевской области, где в первый месяц войны появились банды из уголовников и беглых солдат ВСУ из разбитых частей. По словам украинских офицеров, часть уголовников просто покинули города, когда началась война и решили помародерствовать в богатых пригородах столицы. В Украине традиционно высок уровень уличной преступности и раздача автоматов гражданскому населению не способствовала ее снижению.
«Российские войска в Киевской области не контролировали всю территорию, даже не полностью контролировали те населенные пункты, в которых стояли. Этим пользовались банды, они вламывались по ночам в пустые дома или к жителям, обирали их, взламывали магазины, пытались угонять автомобили, вскрывать банкоматы», — говорит штабной старший офицер ВСУ.
Большую часть таких банд удалось уничтожить. Причем, далеко не всегда их арестовывали, часто просто убивали на месте, если было очевидно, что поймали мародеров.
«Там попадались и военнослужащие, и бывшие бойцы теробороны, решившие свести какие-то личные счеты с кем-то и обогатиться заодно. Но костяк всегда местные или пришлые уголовные элементы. Я бы не сказал, что прямо было много банд именно из дезертиров. Единицы, может десятки за все время войны. Уроды есть везде, что поделать», — говорит украинский офицер.
