Чёрные доски

Один из первых московских хиппи, эстет и меломан, внук великой актрисы Татьяны Окуневской (отсидела шесть лет за то, что отказала Берии) и знаменитого гомеопата-миллионера, в 70-е сколотивший состояние на торговле иконами, а после гитарист и продюсер группы “Звуки Му” (два успешных турне по США)… Сегодня Саша Липницкий – один из самых серьезных собирателей икон.

Пафос этого текста такой: несмотря на трудные времена, пережитые страной, древняя русская культура жива. И спасали ее, вы будете смеяться, евреи. Конечно, в одном ряду с почвенниками…

-Саша! Самое главное в жизни для тебя – иконы. Так?

-Да. Как я от них в сторону ни ухожу. Однажды на семь лет это все бросил, когда группой “Звуки Му” занимался. В 1983-м я их бросил, а в 1990-м, когда группа распалась, снова к ним вернулся.

-А как это все началось, с иконами?

-Меня надоумил один школьный приятель, он фигурант книги Лимонова “Это я, Эдичка” – фотограф Саша Бородулин. Мы с ним вместе в школе учились, на журфак вместе поступили.. Он – приятель Лимонова и его Ленки. Саша уехал в 1972-м, а перед отъездом передал мне свои контакты.

-Как раз 30-летний юбилей твоей деятельности на этом поприще.

-Да, кстати…

-Фактически человек оставил тебе в наследство свой бизнес.

-Да! Это действительно был бизнес. Тогда ведь шел массовый отъезд евреев, и им разрешали вывезти по пять икон на рыло. Как вложение, чтоб первое время им там было на что жить.

-Как же им могли такое разрешить?

-Ну, видно, был какой-то договор – с американцами ведь тогда были хорошие отношения. Странная вещь советская власть – давала какие-то пассы своим гражданам…

-А может, это для того, чтоб народ возненавидел евреев? Типа – евреи могут уезжать, да еще и самое святое вывозят. А русские так и сдохнут тут в совке, даже не поев досыта колбасы, никто их никогда никуда не выпустит…

-Ты забываешь, что это не афишировалось. В Рязанской области, к примеру, никто ж не знал, что евреи вывозят! Ну так вот. Бородулин до отъезда занимался иконами, я ему в этом немного помогал, причем бесплатно, по-товарищески. Он был более шустрый, чем я…

-Вот видишь, ребята, кто пошустрей, все уехали, а остались вот мы с тобой…

-Гм… Перед отъездом Саша мне оставил какие-то концы, людей, покупателей, и я потихонечку в это дело втянулся.

-Человек 20 оставил?

-Не, 20 – это много. Если б 20, можно было бы стать миллионером. Двух человек он мне передал. (Они потом тоже уехали; все уехали…) А на самом деле таких людей было в Москве много, – был же бум.

А где брать – это надо было самому думать. Значит, проблема была такая: где брать. Поехал я, помню, в город Вязники. Потому что про них читал в книжке Солоухина “Черные доски” – он как раз был оттуда, из Владимирской области. И вот я туда приехал на электричке, вышел на базарную площадь… Осмотрелся… Выбрал самого мордастого парня, которого там увидел – это оказался тренер по боксу – и познакомился с ним. Звали его Коля Волков…

-Ну, и где у вас тут иконы? – спрашиваю.

-Иконы? Первый раз про такое слышу! – отвечает он.

Ну, выпили с ним, поговорили, подумал он и вспомнил, что за рекой, за Клязьмой, живут два отъявленных брата-алкаша, и у них есть большая икона из местного храма, который был разрушен. Я нанял лодочника и переплыл реку. Нашел дом, захожу в избу. И увидел картину, которой ни до, ни после не видел и которая осталась у меня в памяти как апофеоз русской жизни. В избе на кроватях без матрасов, на железных сетках спят два человека. И у стены стоит большая, под два метра, икона. Я в них тогда ничего не понимал, я только увидел, что она красивая. Не древняя, она была из местного Деисусного чина, какой-то апостол, – но действительно красивая. Разбудить этих ребят мне не удалось, пришлось ждать, пока проснутся. Проснулись… «Чего, – говорят, – тебе?» «Да хочу у вас икону купить». Братья сказали: “Выйди, мы хотим посоветоваться”. После зовут и говорят: “Ящик ставишь – и она твоя”. Водка была по три рубля, а у меня с собой рублей 50. Нет, говорю, ребята, нету таких денег. Ладно, говорят, мы вон посуду сдадим – и выпьем. И показывают на коробку с пустыми пузырьками. Посуда была не та, что я себе представлял… Это были флаконы из-под одеколона по 34 копейки, в ящике было 20 пузырьков. И тогда я сообразил, что они мне сделали хорошее предложение. Сходил в хозмаг, купил. Пить его я с ними, помню, не смог, когда мы сделку обмывали…

-Надо было водой разбавить, и с сахарком…

-Не, не… А икону эту им бабушка принесла, когда храм рушили. Удивительно, что она сохранилась. Братья давно могли этой иконой печь растопить…

Эту икону я обмотал мешковиной и привез в Москву – где она никому не понадобилась. Слишком большая, не древняя – просто красивая, XIX века. Такие покупают чтоб подарить храму – но это не коллекционная…

-В Израиль такую не увезешь.

-Да, невыгодно. Место занимает много в багаже, а по цене – как маленькая. Но делом я этим загорелся. И стал ездить… Сначала долго не мог найти места; я не люблю советоваться с людьми, мне самому надо…

-Гордыня такая…

-Да.

-Да. Я долго ездил куда не надо – Смоленщина, Рязанщина – там немцы почти все сожгли, икон не найти. И только через год я наконец из рязанского города Касимов привез первую настоящую богатую икону, которую сейчас любой музей с удовольствием бы взял в подарок… Это была Богоматерь Казанская в серебряном окладе, – не очень старая, XVIII век, но очень хорошего письма.

-А кто автор?

-Я ж тебе говорил уже: иконы обычно неподписные. Могу только сказать, что это была икона центральных писем, а тут трудно идентифицировать. А когда икона школьная – в 18 веке это уже было поточное производство – то иногда по черточкам и нюансам можно определить регион, в котором она написана: Палех, Ярославль, Мстера…

Особенно я к староверам любил ездить. У них иконы в хорошем состоянии, они ж заботятся. И не выбрасывают их, не колют, чтоб истопить печь, как обычные русские… Я столкнулся с пренебрежением среднестатистического русского деревенского человека к имуществу, особенно к такому, которое тебе в данный момент не нужно. Видимо, это вековая бедность так воспитала – кроме дома и скотины, других ценностей не было. Это все в отличие от французской провинции, где можно в любом захудалом городке встретить приличную коллекцию. А у нас даже большие города, в которых нет ни одного приличного коллекционера! До революции они еще где-то существовали, но 20-й век с этим покончил. И еще, конечно, боязнь людей в те годы иметь дома икону… В Тамбовской области я как-то заночевал у одной старой женщины, и она мне рассказала, что отсидела пять лет. За то, что вытащила из костра, который разожгли комсомольцы и чекисты у церкви, чудотворную икону. Попыталась спасти… На нее стукнули – и сразу отправили. Икона была в итоге так обесценена, в 70–80-е годы люди легко с ней расставались…

-Русские так живут, будто вчера пришли и завтра уйдут. И дома деревянные – спалить их, и все, никакого следа не остается, пустое место…

-Да! Но парадокс в том, что при этом они живут более оседло и реже меняют эти свои несчастные дома, чем американцы! Двойной парадокс! Помню, в трудные времена, в начале 90-х, я сдал квартиру знакомой финке. А сам жил на даче. Так она, на полгода сняв квартиру, не поленилась привезти из Хельсинки обои. Она эти полгода хотела жить как ей хочется…

Да, разлетелась русская икона, переместилась из деревенского мира в городской – и даже в Европу и Америку. Это все в считанные десятилетия… Здесь наложилось много факторов. Это бездомье российское, ночлежка или КПЗ. Люди думают – зачем финские обои? Все равно ведь посадят. Не самого, так сына. Я буду горевать и носить ему передачи, психологически буду с ним в камере всей душой.

-Да… И вот ты привез эту первую икону и успешно продал. Любопытно, сколько это тогда стоило рублей? И сколько б это стоило сейчас?

-За икону в деревне в те годы больше десятки не платили. А в городе цена неплохой иконы была рублей двести. Это было… $60 $70.

-Но ты, как всем известно, долларов в те времена никогда не брал.

-Да… И только потому не сел. А ведь почти все иконники отсидели! Из нашей компании в 100 человек только пятнадцать человек не сели. А брали чаще всего по 88-й, за валюту. Некоторые срывались и впадали в скупку краденого. Было как? Когда ты приезжаешь в провинцию и связываешься с местными, что называется, дилерами, они быстро образовываются. Ты им говоришь – собирайте иконы, только не воруйте. Покупайте по пять, я буду брать по двадцать. Но там же не принято было платить, и они воровали… Ну, если тебе случайно краденая икона попала, – ладно, обыск. Но надо сказать, что у ментов понятия есть. Если ты не профессиональный организатор грабежей и краж, то они дело на раздувают. Но если ты в это дело влез и конкретно говоришь – иди к такой-то бабушке и возьми у нее такую-то икону – это уже организация кражи. Таким вот образом села значительная часть ребят.

Вообще такого низкого порога нравственности в отношении к чужому имуществу, как в русских деревнях – нигде в мире нет. У меня была фантастическая история… Я поехал как-то с Колей Волковым, с тем парнем мордастым – по замечательному адресу. Это станция с романтическим названием Волосатая, в Муромском районе. Добирались целый день, застревали не раз – дороги хорошей туда тогда не было. Жили там одни староверы. С одной стороны, они люди духовные, верующие. Но с другой стороны, в отличие от обычных православных, и копейку больше ценят. И огород у них всегда в порядке, и улица вымощена камнем; такие вот выродки. Две деревни рядом, простая и староверская – земля и небо. Хотя вроде и те и те – русские…

И вот вошли мы в деревню… Обычно как, если с партнером? Ему правая сторона, тебе левая. И заходишь во все дома подряд, и разговариваешь.

-Типа – зачистка. Ха-ха.

-Зачистка. И вот захожу в третий дом… Двери не закрывали, я вошел на кухню, и вижу – там по периметру вывешены потрясающие иконы, музейные экспонаты. Ну, думаю, если на кухне такое, то что ж в комнатах… Выхожу в огород, кричу – хозяйка! Ее нет, я иду дальше, думаю, потом загляну… После возвращаюсь, а у дома возбужденная толпа. Люди на меня накидываются:

-Грабители, креста на вас нет!

Заводят меня в дом, смотрю – все киоты разломаны, икон нет. Чистый криминал… Они видят, что у меня тоже глаза навыкате, у меня такое же негодование как у них… Этот идиот решил себя посадить. Это было совершенно бессмысленно – как из танков по парламенту… Русский менталитет сыграл решающую роль: прежде чем подумать и решить вопрос к выгоде обеих сторон, или к минимальному ущербу для одной из сторон – люди все решают при помощи танка – или фомки.

-А тебе разве так не хочется?

-Мне – нет. Все-таки евреи в этом смысле осторожней; опыт подсказывает, что это кончается плохо… Ну вот, бегу я, чтоб поймать этого идиота, и нахожу его сидящим на опушке, а рядом под елкой иконы стопочкой. Сам он довольно улыбается – пьяный, неполная бутылка портвейна на него подействовала. Он не то что не чувствует себя виноватым, а идет навстречу толпе и начинает их материть, что они такие-сякие, он приехал их доски спасать, они б сгнили, он помогает, а они недовольны… И вот толпа поняла, что он просто мудак… Они тоже, видно, успели выпить, и завязалась у них дискуссия…

-Как, староверы – и выпили?

-Все чепуха, это легенда, что староверы не пьют, – пьют, конечно… Я его посадил в машину и увез. И больше я с ним никуда не ездил. Он потом начал воровать – и не только иконы. Сел раз, сел два… Пил! Это все связано с пьянкой.

-А ты за рулем – у тебя уже машина была. Заработал на иконах?

-Да, я быстро накопил на машину. За два года. Это была 11-я модель, болотно-зеленая. Она стоила 6 200 рублей. Тогда с машинами трудно было, и я у кого-то очередь купил. Однажды вот так мне лифтерша наша помогла, я на нее машину купил и ездил по доверенности. А когда она умерла, ее дочь говорит – ничего не знаю, моя машина, и все. И я ей “Жигуль” вернул. Я был огорчен смертью лифтерши – такая баба хорошая, и какая у нее крыса дочка…

-Слушай! Какая история получается! Если б не евреи, то русские иконы сгнили б все и сгорели! А вы их спасли, они уцелели и заботливо хранятся теперь в музеях и в частных коллекциях – в Европе, в Америке… Ну вы, евреи, даете! Да… И вот ты на своих “Жигулях” прочесываешь Россию, скупаешь образцы русского искусства по пять рублей за единицу… Какой у тебя был распорядок жизни?

-Неделя так проходила. 500 км в одну сторону, там поработать, потом обратно, надо одну икону продать, другую отдать в реставрацию, – и снова в путь. Работа была на износ! День на сборы, ночь в пути, – а днем работать надо. Это сейчас тяжело ночью, а тогда… До Горького доезжал максимум за четыре часа, на “Жигулях” – а сейчас на “Волге” буду ехать часов пять! Ездил и в снег, и в дождь, причем плохая погода – это была хорошая примета. Мы были как путешественники, мореплаватели, конквистадоры. И вот постоянно собираешь – реставрируешь – продаешь… Ты постоянно рискуешь – и с реставраторами, и с иностранцами, которым иконы продаешь. Поскольку я валюту категорически не брал, они со мной расплачивались товаром. Какие-нибудь платки давали, которые ты тут же оптом продаешь азербайджанцам. Или тебе дают чемодан часов “Ориент”, и ты должен всю партию кому-то отдать – и ехать дальше заниматься своим делом. Этим занимались 100 человек в Москве и 50 – в Питере.

-А как власти смотрели на вашу деятельность?

-С ментами была постоянная конфронтация. Сначала меня за то, что хиппи, забирали – на Маяковке, на Пушкинской. Не давали тихо-мирно посидеть на травке! После иконы нам стали вменять… У ментов как? У них рефлекс как у собак – схватить. Собака тоже, бывает, укусит – и потом ходит виноватая. Схватили – и что дальше делать? Вот они хиппи хватали, потому что хиппи непохожи на других. Почему иконщиков хватали? Неизвестно, никто не мог объяснить. Почему нельзя покупать иконы? Потому что частному лицу тут ничего нельзя было делать. Мы были главные нарушители закона – советская власть же отчаянно боролась со спекулянтами. Кстати, многие из тех, кто торговал иконами, после заняли высокие места в бизнесе. Это не самые главные олигархи, но из первой волны бизнесменов половина – иконщики! Люди делали деньги, сколачивали первоначальный капитал на торговле иконами и контрабанде их в Берлин. Это, конечно же, самые активные люди в стране – по Гумилеву, пассионарии. Мало нас было… Я вот на факультете журналистики был один такой.

С ментами самый поразительный случай был такой. Это 73-й или 74-й год. Однажды возвращаемся мы с братом Володей из поездки. Были мы в старообрядческом селе недалеко от Орехово-Зуево. Нашли там иконы, купили и поехали домой на электричке Москва-Петушки. Заходят менты: что везете? Иконы. А, тогда поехали обратно, мы как раз таких как вы ловим. И нас в камеру… Я уснул. Просыпаюсь – брата нет. Куда дели, что с ним сделали? Я поднял шум. Меня повели к начальнику. Захожу в кабинет… А там картина такая. Начальник и два его зама, в полной форме, сидят за столом, и мой брат поит их водкой, у них три бутылки на столе, и закусывают они помидорами из банки. И это все в восемь утра. Мне говорят:

-Будешь? Вон брат у тебя парень какой сообразительный. А если бы вы сразу додумались ребят угостить, так и не ночевали б в камере. Мы выяснили, что вы не воруете, так что бери стакан.

Пили мы, пили… А на прощание менты говорят:

-Ладно, берите свои иконы; а наши возьмете?

-Какие такие – ваши?

-Ну, мы же их забираем у таких как вы, и раз в год сжигаем. Вон у нас целый чулан этих икон. Мы их, правда, раскалываем топором…

Все иконы оказались хорошие – они ведь были отобраны специалистами, нашими коллегами. Правда, все расколоты – одни пополам, другие на три части. Конечно, по сколу левкас с краской осыпается… Но спасти их было можно. Менты нам грузовик дали… За ящик водки. 400 икон мы тогда вывезли.

-Как это оценить? Насколько это была большая удача?

-Сегодня на рынке такая икона стоит в среднем $500. 400 умножить на 500 – сколько получается? И это все они собирались сжечь… И сожгли бы, если б мы с ментами не напились и не подружились…

-Короче, вы с теми ментами напали на золотую жилу…

-Да. Но потом дружба наша с этим начальником закончилась. Он поехал пьяный на своем служебном мотоцикле – и сбил женщину с ребенком.

-А себе ты что оставляешь? Я смотрю, коллекция у тебя небольшая.

-Так это вторая уже. А первую я продал, когда занялся группой “Звуки Му”. На вырученные деньги мы с музыкантами жили, раскручивали группу. Коллекция та была не очень большая, но очень хорошо подобрана. Я собирал складни – походные иконы. Мне это нравилось тем, что каждый складень оригинален, двух одинаковых нет. Поскольку делался только на заказ. Больше я люблю северные иконы, их и собираю. Вот, видишь, редкая икона – Власия Севастийского, она из Карелии, происходит из коллекции Воробьевых, отца и сына. Когда сыну нужны были деньги для более древней иконы, он расстался с лучшей своей иконой XVII века. Они собирают XV – XVI, а я люблю XVII век.

-А почему именно XVII ? Почему именно – север?

-Ну, потому что я сохранил интерес к примитиву… Северная икона – она провинциальна. В силу своей провинциальности она так по-детски непосредственна… Вот, сам сравни. Вот одна икона – Сретенье Господне, она, как ты видишь, более классическая. Это – московско-византийский стиль. Она строгая. А вот типичная икона моей коллекции: Иоанн Предтеча в пустыне. Видишь, какая она простодушная и непосредственная, и какие там звери забавные в пустыне.

-А вот эта откуда? На таком почетном месте висит…

-Ну, тут уж мне придется хвастаться, ты меня вынудил. Эта икона мне подарена игуменом Свято-Данилова монастыря Евлогием. За то, что в 1986 году, когда они готовились отмечать тысячелетие крещения Руси, я им подарил Троицу – икону, которая стала храмовой в Троицком соборе. Она ведь заменила Троицу Рублева. Я им подарил лучшую икону из своей коллекции, от себя и от брата. Я всегда хожу в собор в Духов день – на другой день после Троицы. Мне открывают собор, и я с иконой общаюсь.

Дорого мне эта Троица досталась…

Я ее обнаружил в начале 80-х в Ярославле, в коллекции у одного очень сложного человека – это часто бывает с коллекционерами – который не хотел ее продавать. Но все-таки я его уговорил. Правда, помимо больших денег он у меня выпросил мой «Брокгауз и Ефрон» и старую «Еврейскую энциклопедию», – была целая цепь условий… Эта икона даже не побывала у меня в доме – я ее повез сразу к реставратору. Он ее быстро привел в себя, – она была раскрыта этим владельцем в Ярославле, он сам реставратор.

-Раскрыта?

-Ну, для начала икону надо просто раскрыть, снять черноту. После того как ее раскроют, снимут загрязнение, начинается второй этап реставрации – восстановление утрат. Эту икону отреставрировал мой друг Сергей Воробьев.

Когда я вез Троицу из Ярославля, я так боялся, что она попадет ментам, что взял с собой невероятное количество всяких корзинок, купил на рынке всякого лука, грибов, завалил всю машину – как будто едет сборщик кооперации.

-А это что у тебя за картинки такие странные висят?

-Это детские рисунки. Мои дети рисовали – так они видели иконы. Рисовали, а потом перестали. Особого интереса к ним не проявляют…

-У тебя осталось мало икон.

-Не мало, просто вешать некуда.

-Ты этим занимался с каким накалом религиозности?

-Практически с нулевым.

-Ты был у нас атеистом тогда?

-Да. А крестился я в конце восьмидесятых. У меня уход в музыку совпал с крещением. Я как-то поехал путешествовать по северу с Артемом Троицким. Приехали мы в Васк-Нарву, это в Псковской области, на границе с Эстонией, рядом с женским монастырем. И там на улице встретили священника, разговорились с ним… Через три минуты разговора я поверил в Бога.

-А что ж он тебе успел сказать за эти три минуты?

-Да ничего особенного. Мы просто говорили о том, кто мы, откуда приехали, что у них тут. И в конце разговора он спросил: “А вы-то крещеные?” Троицкий сказал – да, он же из религиозной семьи, у него то ли дед, то ли прадед был епископ в Ярославле, насколько я знаю, – даже по фамилии видно, что у него в роду был священник. А я некрещеный был.

-Ну так давай я тебя окрещу! – говорит отец Василий (так его звали). Это был для него вопрос решенный. Ну и окрестил.

А когда я на следующий год приехал, этот священник никого уже не узнавал. Он получил дар от Бога изгонять бесов – это редкостный дар, считанные люди в истории религии его имели… Один на поколение может избавлять человека от бесов! Это ж не просто психиатрия. Я с этим столкнулся… Крики, которые издает несчастный, когда из него изгоняют бесов, именно таковы, как они описаны в Библии. Просто мороз по коже, ты боишься к монастырю подойти в такой момент! Меня потом в Елоховском соборе спросили – а вы у кого крестились? У отца Василия. “У этого самого, у великого изгнателя бесов из Васк-Нарвы?” Он потерял всякий интерес к мирской жизни и к общению… Служить он продолжал, но перешел в новое качество – видно, там такая возникает космичность, такая отдача у человека, что ему уж не до нас…

-А потом ты взял – и бросил иконы, и ушел делать рок-музыку. И группу “Звуки Му”.

-Да… Под воздействием группы “Аквариум” я это сделал. Из-за нее я их бросил, из-за нее и вернулся. Такой интересный судьба сделала кульбит…

Я дружил с “Аквариумом”. Если ты помнишь, на рубеже 90-х рубли быстро дешевели. Приехали люди с гастролей – деньги вроде есть, а завтра они ничего не стоят. Музыканты не знали, куда деньги вкладывать, они ж не бизнесмены. Боря (Гребенщиков) мне говорит:

-Ну, может, иконы какие-то купить на вернисаже, хоть что-то чтоб осталось? Ты можешь с нами выезжать на вернисаж? Помоги!

Ну, я с ним раз съездил, два, три… Стал приобретать иконы не только для них – но и для восстанавливаемого общими усилиями храма в Аксиньино. Потом этот храм обокрали, я стал искать эти иконы на вернисаже, нашел, – их же там продавали. После еще раз храм обокрали. Еще раз я иконы нашел. Ну, и как-то в это дело втянулся.

-Ты иконы краденые как – отнимал или выкупал?

-С ментами отнимал. Обыск, это ж все строго, официально – кража из храма! Это уже почти госимущество. Местные менты в то время работали более или менее нормально. Но у меня были неприятности с бандюгами на вернисаже, и я теперь туда не хожу. Суровая была ситуация… Я думал, у них там не очень это все организованно, – а оказалось, там своя охрана бандитская, и она оберегает скупщиков краденого. Ну, я их понимаю – профессионалы.

А система у них такая. Они специально грабят церковь в пятницу, чтоб в субботу на вернисаже сразу все продать, – и концов нет. Но в приходе нашелся один опытный человек. Бандиты попали на профи – как это бывает в американских фильмах. Значит, ночью обокрали, а в пять утра я уже на вернисаже. Все нашел.

В общем, втянулся. Стал для “Аквариума” покупать, для храма, – и для заработка: к тому времени у меня уж третий ребенок родился. И собирать снова стал! Сейчас у меня опять коллекция небольшая. И еще готовлю выставку икон из частных коллекций. Это будет показ новых открытий. Последняя мощная выставка была в 1974 году. Это была генерация Солоухина, Глазунова, Ямщикова – тех, кто в 50- 60-е ринулся собирать на русский север. А теперь я представлю то, что насобирали новые русские в 90-е годы. Я некоторым из них помогал. Это очень любопытно! Среди них есть очень амбициозные, очень вдумчивые люди, они и денег много вкладывают, и изучают это дело, и лучших ученых нанимают – чтоб выпустить качественные каталоги.

-А вот у тебя есть клиент, которому ты собираешь коллекцию – ну, тот, у которого 30 охранников, – он тоже в выставке участвует?

-Да.

-А он что собирает?

-Просто все самое лучшее. Его иконы можно сравнить с коллекцией Корина – лучшей их собранных при советской власти. Там 80 икон, и все – вещи музейного класса. На это он потратил свыше $1 000 000 точно.

Если это все показать, – эта выставка вызовет интерес во всем мире! Там же памятники мирового значения, все, что коллекционеры надыбали по всей стране за последние тридцать лет! Когда эта выставка пройдет, буду считать, что определенный цикл в жизни закончен. Тогда я посмотрю, чем заниматься дальше.

-А ты где это собираешь – не на вернисаже ведь? Тебя туда к тому же и бандиты не пускают…

-Да старые связи остались еще с 70-х годов… В Москве, в Ярославле, в Вологде… К сожалению, в провинции коллекционеров нет – в силу экономических причин. Люди там незащищены пока что.

-К реставраторам ходишь.

-К реставраторам. Это не только Москва и Ярославль, но и Вологда, Нижний Новгород, а люди ездят и в Новгород.

-А как это сейчас происходит? Ну ты, значит, приезжаешь к кому-то и говоришь: “Ну, показывай!”

-Да, показывай, говорю. Он показывает кусочек… Дальше торгуюсь.

-Кусочек?

-Ну, раскрытый кусочек на черной доске. Говорят: покупай так, втемную, ты первый. Я вот так год назад не купил одну икону, а она теперь стоит $50 000. Они просили 20, я сказал, что не могу рисковать – деньги большие.

-Долго торгуешься?

-Иногда месяц.

-Что, живешь месяц в Вологде и каждый день ходишь к человеку чай пить?

-Нет, не живу. По телефону разговариваю по мобильному… Но все это трудно сейчас! Например, хочет человек 100 тысяч за икону, которая в Москве стоит 60 тысяч. Бизнес сейчас такой емкий, что ты ему предлагаешь 50. Причем денег таких у меня нет, их надо еще занимать.

-Десятка, значит, остается…

-Десятка? Еще ж надо отреставрировать, так что в итоге ты получишь пять. Вложив деньги, которые часто приходится занимать под проценты. Сложно…

-А клиент, которому ты собираешь коллекцию – он тебе денег ведь дает на покупку?

-Нет, нет… Эти люди не выпускают денег из рук. Даже когда ты ему приносишь, он может купить, а может и нет. Ты еще и тут рискуешь. Бывает по-всякому! Иногда очень мало удается наварить… Тут очень жесткая конкуренция. Не потому, что у меня много конкурентов – просто вещей мало. На рынке мало новооткрытых икон экстра-класса! Мало. А только их и собирают. Как ни странно, средние вещи сейчас очень трудно частному лицу продать. Их можно продать только через магазин. Магазину все равно: он принял на комиссию от населения. Вот придешь на Арбат – там куча икон.

-И там можно что-то дельное найти?

-Редко. Я однажды купил там отличную икону начала 17 века, которую просто владелец магазина не понял. Это было лет восемь назад. Но шансов мало…

-А что такое экстра-класс? Это можно как-то обозначить?

-Да. Это может быть икона и XIX века – но с изюминкой. Она должна быть написана лучшими мастерами своего времени. И хорошей сохранности. Если это даже XVII век, но там 70 процентов утрат, то… она ничего не стоит.

-То есть ты хочешь сказать, что культура в России не кончена.

-Нет! Даже в Вологодской области жизнь кипит! Там, в Кирилло-Белозерском музее-заповеднике, недавно прошла конференция, посвященная 500-летию фресок Дионисия… Губернатор Вологодской области приезжал на открытие, и с финансированием помог. Он такой серьезный губернатор, не чуждый культуре. Да… На новом витке иконной деятельности я больше внимания обращаю на научную сторону. Если раньше мы были такие изгои, сорвиголовы, которые мотались на перекладных и абсолютно не видели научной стороны этой деятельности…

-…а только бабки…

-…только бабки. К сожалению…

-А теперь, с новым подходом, это и денег должно меньше давать.

-Все правильно… В 70-е я был богатым человеком. А сейчас я ниже среднего уровня. На Николиной-то горе – где у меня дача – уж точно. Я, наверно, самый дешевый мужчина из всех моих знакомых…

Когда интервью уже было готово к печати, Саша попросил меня добавить туда еще вот такие его слова:

“Основная проблема для антикваров, оставшихся в деле в 90-х и уже в XXI веке, тех, кто пришел из серьезного иконного бизнеса, заключается в том, что в столь богатой на иконы стране как Россия, это очень скучно – переключаться на торговлю третьесортным товаром типа привозного антиквариата с дешевых толкучек Европы, заурядной ювелирки, полуноводельной мебели, – и даже русскими художниками первой десятки 19-начала 20 века. На мой взгляд, уровень средневековой живописи России и по качеству, и по объективной, не рыночной стоимости – адекватен только вершинам русского авангарда: кубофутуризму, Гончаровой. Вот такой уровень. Вот почему иконщикам очень трудно найти себе место на современном рынке. Привыкли к шедеврам… Некомфортное существование! Это как после Пушкина заниматься Евтушенко…”