Чувство украденной жизни
7 декабря, 2017 9:02 дп
Ирина Неделяй
Некоторое время назад я училась в Лонг Айленд Университете, находящемся, как ни странно, в Бруклине. И вот недавно звонят мне с кафедры языков, где я , с позволения сказать, мучилась около полугода, и радостно так просят у меня «дать интервью».
Сначала испугалась. Речь-то идёт об интервью по-английски.
Я ведь последние лет двенадцать или около того, большею частью рисую, и мало с кем общаюсь. Проблема у меня. Чувство украденной жизни. Так жизнь складывалась, что невозможно было рисовать столько, сколько надо было, и в результате — такая вот болезнь.
Короче я ведь почти не общаюсь с людьми-то…
Ну с деревьями общаюсь, с красками, с Нестором, очень редко с близкими и родными, у них свои сложности. И тут надо выйти из подполья и начать говорить, отвечать на вопросы, неизвестные тебе заранее, и всё это по-английски.
Вам может смешно, но имейте ввиду, что я английский учить по-настоящему только в Америке , и начала, после сорока лет, надо заметить.
В такой вот задумчивости, я на интервью согласилась, и поехала к назначенному времени в университет.
Кроме проблемы нежелания выходить из подполья, у меня есть ещё проблема географического идиотизма. ТО есть когда современный телефон показывает мне карту города и говорит человеческим голосом:» Идите на юго-запад на Флинт Стрит, после чего сверните, и идите в сторону севера на Дрэйк Авеню…» То я тупо смотрю в телефон и думаю:» Зачем же я оставила компас дома?»
Путь в университет сначала был вполне удачный. Я, как ни странно узнала метро, потом пароход Ферри и затем даже села на правильную линию метро… Но потом я глубоко задумалась о художниках-учениках Филонова и вышла на остановку раньше.
Выйдя на поверхность земли, я ничего не узнала. Раньше мне казалось университет был виден, не помню правда с какой стороны… А тут-нибожемой! Ничего похожего.
Компас я опять забыла и пошла наугад вправо. Я всё шла, а пейзаж всё ничего не говорил мне…
На углу каких-то незнакомых улиц стояли два чувака и что-то предлагали, выкрикивая. Один из них имел полный рот золотых зубов. К нему-то я и подошла.
На мой вопрос относительно Лонг- Айледского университета, чувак с золотыми зубами сказал:»
Так натурально же, если Университет «лонг-алендский» он должен быть в Лонг Айленде, дорогая! А мы с тобой немножко в Бруклине!» Золотозубый говорил с испанским акцентом.
«А вот и нет!»-радостно объявила я. Посоветовала чувакам идти учится в этот университет, если у них такой вопрос возникнет, и поплелась в другую сторону…
Университет я нашла.
Интервью я наговорила.
Но вот какая проблема.
Понимаете, когда вы говорите мол, что ваша семья оказалась в Сибири, потому что её туда Сталин сослал русскоязычному, то он понимает, что вам не сто лет, и что сослали не вас, а вашу бабушку.
Если вы говорите, что вынуждены были бросить учить детишек и пойти делать росписи стен бандитам, чтобы выжить, то русскоязычный поймёт вас правильно! Он поймёт, что зарплата ваша учительская была столь мала, что вы за квартиру заплатить не могли, не то что тёплые ботинки купить на зиму… А местный человек подумает, что речь идёт о том, что разгул бандитизма был таков что, и вам пришлось прибится к банде, чтобы выжить…
Всё это просто иногда доводит до отчаяния.
Моя визави, что интревьюировала меня, сама родом из Израиля, пожила в Колумбии и Эквадоре, и только на это моя надежда! На то, что она меня более-менее правильно поняла.
Вы знаете какая это мука, объяснять американцу что-то про вашу жизнь при советской власти, а потом при разгуле якобы демократии в девяностых? И только жизнь при путинском олигархате они более-менее понимают.
Этот один из самых проблемных моментов жизни в Америке. Сложность понимания с теми кто тут родился и вырос.
Однажды я спросила Стасю, почему все её друзья происходят из семей со сложностями, ни одного местного человека, родившегося в обычной средней америкнской семье, которая живёт тут уже например третье поколение. И Стася ответила:» Мама, ну сама подумай, О ЧЁМ МНЕ С НИМИ РАЗГОВАРИВАТЬ?»
Иллюстрация автора.
Ирина Неделяй
Некоторое время назад я училась в Лонг Айленд Университете, находящемся, как ни странно, в Бруклине. И вот недавно звонят мне с кафедры языков, где я , с позволения сказать, мучилась около полугода, и радостно так просят у меня «дать интервью».
Сначала испугалась. Речь-то идёт об интервью по-английски.
Я ведь последние лет двенадцать или около того, большею частью рисую, и мало с кем общаюсь. Проблема у меня. Чувство украденной жизни. Так жизнь складывалась, что невозможно было рисовать столько, сколько надо было, и в результате — такая вот болезнь.
Короче я ведь почти не общаюсь с людьми-то…
Ну с деревьями общаюсь, с красками, с Нестором, очень редко с близкими и родными, у них свои сложности. И тут надо выйти из подполья и начать говорить, отвечать на вопросы, неизвестные тебе заранее, и всё это по-английски.
Вам может смешно, но имейте ввиду, что я английский учить по-настоящему только в Америке , и начала, после сорока лет, надо заметить.
В такой вот задумчивости, я на интервью согласилась, и поехала к назначенному времени в университет.
Кроме проблемы нежелания выходить из подполья, у меня есть ещё проблема географического идиотизма. ТО есть когда современный телефон показывает мне карту города и говорит человеческим голосом:» Идите на юго-запад на Флинт Стрит, после чего сверните, и идите в сторону севера на Дрэйк Авеню…» То я тупо смотрю в телефон и думаю:» Зачем же я оставила компас дома?»
Путь в университет сначала был вполне удачный. Я, как ни странно узнала метро, потом пароход Ферри и затем даже села на правильную линию метро… Но потом я глубоко задумалась о художниках-учениках Филонова и вышла на остановку раньше.
Выйдя на поверхность земли, я ничего не узнала. Раньше мне казалось университет был виден, не помню правда с какой стороны… А тут-нибожемой! Ничего похожего.
Компас я опять забыла и пошла наугад вправо. Я всё шла, а пейзаж всё ничего не говорил мне…
На углу каких-то незнакомых улиц стояли два чувака и что-то предлагали, выкрикивая. Один из них имел полный рот золотых зубов. К нему-то я и подошла.
На мой вопрос относительно Лонг- Айледского университета, чувак с золотыми зубами сказал:»
Так натурально же, если Университет «лонг-алендский» он должен быть в Лонг Айленде, дорогая! А мы с тобой немножко в Бруклине!» Золотозубый говорил с испанским акцентом.
«А вот и нет!»-радостно объявила я. Посоветовала чувакам идти учится в этот университет, если у них такой вопрос возникнет, и поплелась в другую сторону…
Университет я нашла.
Интервью я наговорила.
Но вот какая проблема.
Понимаете, когда вы говорите мол, что ваша семья оказалась в Сибири, потому что её туда Сталин сослал русскоязычному, то он понимает, что вам не сто лет, и что сослали не вас, а вашу бабушку.
Если вы говорите, что вынуждены были бросить учить детишек и пойти делать росписи стен бандитам, чтобы выжить, то русскоязычный поймёт вас правильно! Он поймёт, что зарплата ваша учительская была столь мала, что вы за квартиру заплатить не могли, не то что тёплые ботинки купить на зиму… А местный человек подумает, что речь идёт о том, что разгул бандитизма был таков что, и вам пришлось прибится к банде, чтобы выжить…
Всё это просто иногда доводит до отчаяния.
Моя визави, что интревьюировала меня, сама родом из Израиля, пожила в Колумбии и Эквадоре, и только на это моя надежда! На то, что она меня более-менее правильно поняла.
Вы знаете какая это мука, объяснять американцу что-то про вашу жизнь при советской власти, а потом при разгуле якобы демократии в девяностых? И только жизнь при путинском олигархате они более-менее понимают.
Этот один из самых проблемных моментов жизни в Америке. Сложность понимания с теми кто тут родился и вырос.
Однажды я спросила Стасю, почему все её друзья происходят из семей со сложностями, ни одного местного человека, родившегося в обычной средней америкнской семье, которая живёт тут уже например третье поколение. И Стася ответила:» Мама, ну сама подумай, О ЧЁМ МНЕ С НИМИ РАЗГОВАРИВАТЬ?»
Иллюстрация автора.