«Что-то в воздухе было сильнее бесплатных подачек…»
19 августа, 2019 2:21 пп
Лена Пчёлкина
Я очень хорошо помню те дни в 91-ом. В Москве – танки, по телевизору — Лебединое озеро, прерываемое невнятной пресс-конференцией людей, которых я до этого не знала от слова совсем. И еще я очень хорошо помню, что у их предводителя тряслись руки и на логичный вопрос о здоровье, он зачем-то рассказывал, что жена не жалуется. Внешности он был мягко скажем не героической.
Люди стягивались в центр. Мне очень сложно оценить политическую составляющую и расклад сил, я рассказываю только о своих ощущениях. Так вот оно было следующим: практически в едином порыве, взявшись за руки, жители города, ближнего и дальнего Подмосковья (кто прорвался через кордоны) шли за идею, чтобы этот совок вместе с его гарантированными благами никогда не повторился.
Мы были очень наивны, никто не понимал, что такое рыночная экономика, безработица, ответственность за собственную старость, здоровье, образование, обучение детей и т.д.
Никто в этот момент не вспоминал бесплатные профсоюзные здравницы, кружки, хоккейные секции, профсоюзы, при которых бездельника, пьяницу и прогульщика уволить было практически невозможно.
Что-то в воздухе было сильнее бесплатных подачек.
Люди шли, в общем за свою свободу. Очень пожилые, которые не могли выйти на площадь просили нас купить туда продуктов или хотя бы хлеба и отнести тем, кто там стоит.
Я очень хорошо помню разговор с бабушкой моей подруги, которой я объясняла, что у меня есть деньги и я куплю хлеб и что попадется под руку (с продуктами была напряженка). Она достала 25 рублей и велела их потратить — так как это ее долг и ей важно, чтобы она поучаствовала. У нее в глазах стояли слезы, и она была счастлива, что дожила. Я ее знала много лет, ей было 80, и видала она всякое. Но слезы я видела в первый и последний раз.
И мы отстояли. И все закончилось. И у нас началась свобода, которая, как мы знаем, приходит нагая.
Я очень хорошо помню как я шла под утро 24 августа по улице в центре. Было холодно и ветрено. Я была одна. Меня настолько переполняли эмоции, что хотелось их смаковать в одиночестве. Я помню даже запах. Прошло 28 лет.
А потом было много всего — согласитесь почти 30 лет — это маленькая жизнь. Например, вся жизнь Лермонтова. Было трудно, легко, прекрасно, было много моментов горя и радости. Но я очень часто вспоминаю именно это утро, ветер, запах, ощущение счастья и того, что ты гражданин, а не подданный. И вместе с этими воспоминаниями есть четкое ощущение того, что меня обобрали, трахнули и не поцеловали. Украли свободу. Хотя, если честно, я не потратилась на хороший замок и сигнализацию. То есть я ее не оберегала, а просто ей наслаждалась. Все равно грустно.
Из интересных фактов: В мире всегда есть константы. Так вот в те дни, когда ты ловил такси и говорил: «На баррикады», ценник взлетал вдвое. В общем выжили только таксисты. Поэтому я на них всегда смотрю с нежностью.
Лена Пчёлкина
Я очень хорошо помню те дни в 91-ом. В Москве – танки, по телевизору — Лебединое озеро, прерываемое невнятной пресс-конференцией людей, которых я до этого не знала от слова совсем. И еще я очень хорошо помню, что у их предводителя тряслись руки и на логичный вопрос о здоровье, он зачем-то рассказывал, что жена не жалуется. Внешности он был мягко скажем не героической.
Люди стягивались в центр. Мне очень сложно оценить политическую составляющую и расклад сил, я рассказываю только о своих ощущениях. Так вот оно было следующим: практически в едином порыве, взявшись за руки, жители города, ближнего и дальнего Подмосковья (кто прорвался через кордоны) шли за идею, чтобы этот совок вместе с его гарантированными благами никогда не повторился.
Мы были очень наивны, никто не понимал, что такое рыночная экономика, безработица, ответственность за собственную старость, здоровье, образование, обучение детей и т.д.
Никто в этот момент не вспоминал бесплатные профсоюзные здравницы, кружки, хоккейные секции, профсоюзы, при которых бездельника, пьяницу и прогульщика уволить было практически невозможно.
Что-то в воздухе было сильнее бесплатных подачек.
Люди шли, в общем за свою свободу. Очень пожилые, которые не могли выйти на площадь просили нас купить туда продуктов или хотя бы хлеба и отнести тем, кто там стоит.
Я очень хорошо помню разговор с бабушкой моей подруги, которой я объясняла, что у меня есть деньги и я куплю хлеб и что попадется под руку (с продуктами была напряженка). Она достала 25 рублей и велела их потратить — так как это ее долг и ей важно, чтобы она поучаствовала. У нее в глазах стояли слезы, и она была счастлива, что дожила. Я ее знала много лет, ей было 80, и видала она всякое. Но слезы я видела в первый и последний раз.
И мы отстояли. И все закончилось. И у нас началась свобода, которая, как мы знаем, приходит нагая.
Я очень хорошо помню как я шла под утро 24 августа по улице в центре. Было холодно и ветрено. Я была одна. Меня настолько переполняли эмоции, что хотелось их смаковать в одиночестве. Я помню даже запах. Прошло 28 лет.
А потом было много всего — согласитесь почти 30 лет — это маленькая жизнь. Например, вся жизнь Лермонтова. Было трудно, легко, прекрасно, было много моментов горя и радости. Но я очень часто вспоминаю именно это утро, ветер, запах, ощущение счастья и того, что ты гражданин, а не подданный. И вместе с этими воспоминаниями есть четкое ощущение того, что меня обобрали, трахнули и не поцеловали. Украли свободу. Хотя, если честно, я не потратилась на хороший замок и сигнализацию. То есть я ее не оберегала, а просто ей наслаждалась. Все равно грустно.
Из интересных фактов: В мире всегда есть константы. Так вот в те дни, когда ты ловил такси и говорил: «На баррикады», ценник взлетал вдвое. В общем выжили только таксисты. Поэтому я на них всегда смотрю с нежностью.