«Члены политбюро чтоб были на палках…»

Нам дали по портрету. Таня сразу спросила:

— Куда их сдавать?

— Да как с Дворцовой выйдете, там будут собирать.

Мы взяли по портрету и пошли. Мы их несли сначала лицами вниз — так было удобнее. Лица цеплялись друг за друга и за наши ноги.

— Блин, — сказала Таня, — вот рожи! Мешают идти.

Портреты дали не всем. Многие шли с пустыми руками или небольшими флажками и радовались жизни.

Мы подняли рожи вверх и немножко ими пофехтовали, чтобы развлечься. Но тут нас одернули: мол, все-таки школьное имущество.

— Члены политбюро чтоб были на палках, — сказала завуч. — Если отвалятся, кто их будет назад подвешивать?

Пока колонна двигалась вперед, Таня не переставала ругаться и говорить, что вообще непонятно, зачем портретов больше одного, если они все равно одинаковые, как из инкубатора.

— Ты своего члена хоть знаешь? — говорила Таня. — Вот именно: в политбюро все члены на одно лицо.

Потом мы наконец вышли с Дворцовой, нас понесла толпа, и к тому времени, как мы оказались на Невском, портретов уже не собирали. Мы пошли с портретами по Невскому. На нас оглядывались.

— Всё, — сказала Таня, — я своего дальше не понесу. Меня с ним домой не пустят.

Она прислонила портрет в подземном переходе лицом к стене.
Я никак портрет оставить не могла, потому что он был не мой и его следовало вернуть в школу.

— Дура ты, — сказала Таня. — Как ты его утром в школу потащишь? Тебя же в психушку заберут.

Мне было очень страшно думать о том, что придется идти утром по улице с портретом, я всегда боялась выделяться, я даже боялась приходить в белом переднике, если не была уверена, что остальные не перепутают.

Но все неожиданно кончилось хорошо. Я поставила портрет в коридоре около тумбочки с обувью. Наша соседка по коммунальной квартире, выйдя вечером из комнаты, налетела на портрет и с криком «грабители!» упала вместе с портретом на тумбочку, сломав и то и другое.
Потом она вызвала участкового, обвинив нашу семью в провокации. Но это уже совсем другая история.