Депортированная из России Сара Криванек в годовщину своего освобождения из рязанской колонии — о возвращении в США, российском гештальте и поисках «литературного негра»
Внезапный интерес к России и переезд — преподавание здесь английского языка — ковид и безденежье — вынужденное переселение в коммунальную квартиру с соседями-алкоголиками — побои от сожителя Михаила Караваева — уголовное дело за превышение обороны [Сара ранила его в нос ножом, из-за этого появилась царапина] — колония-поселение в Скопинском районе Рязанской области. Это краткое содержание истории американки Сары Криванек, которая однажды влюбилась в Россию и переехала в Московскую область, чтобы изучить её поближе. Подробности её жизни в России известны немногим, зато кадры задержания в аэропорту при попытке улететь в США обошли тогда все телеканалы и печатные СМИ. Когда на Сару завели уголовное дело за ранение сожителя, она обратилась в американское посольство с просьбой о помощи. Ей посоветовали улететь и передали деньги на билет. Поступок оказался ошибочным: её тут же арестовали. Суд приговорил американскую гражданку к 1 году и 3 месяцам заключения. Из колонии она освободилась 7 ноября, и только спустя месяц её депортировали на Родину — почти в один день с другой гражданкой США баскетболисткой Бриттни Грайнер, которую обменяли на торговца оружием Виктора Бута. Сара рассказала «НеМоскве», почему вынуждена жить в штате Колорадо, зачем раз в неделю ходит в библиотеку, что ей не нравится в Штатах и зачем собирается вернуться в Россию.
О «медицинской мекке»
— Когда я вернулась, жила у подруги, которая меня ждала и встречала, потом я улетела к детям. Около семи месяцев жила с ними, но мы — как это по-русски — не уживались вместе. Они молодые, [шумные], иногда делают х**ню, а я против, мне надо лечиться [после пребывания в колонии].
Сейчас живу в Колорадо — это медицинская мекка, а мне придется еще долго лечиться, еще года два. У меня болят спина и шея, почки, еще до сих пор болит перелом руки. Когда я работала в детском саду [в России], поскользнулась на площадке и сломала руку. Перелом помешал мне дальше работать. Потом Миша бил, потом тюрьма, из которой меня не пускали лечиться. С позвоночником нужна длительная терапия, а руку будут оперировать после новогодних праздников. Доктор сказал, что надо снова её переломать, а потом собрать. Я потеряю какой-то процент её подвижности, но она станет лучше работать, будет сильнее. Мне нужна сильная рука. Из-за всего этого я пока не работаю, потому что два-три раза в неделю езжу к врачам. Я постоянно на врачах. У меня есть медицинская страховка для тех, кто не может заплатить сам, кто неимущий. В каждом штате есть такие страховки, но где-то они плохие [покрывают далеко не все медицинские процедуры], например, в Калифорнии. А самая лучшая здесь, в Колорадо Спрингс.
На фото: возвращение домой (People)
О бесконечном «бухании» и безвыходности
— О тюрьме… Она мне не снится, но я её не забываю. Я не забываю и хороших людей, которые мне помогали [передавали посылки], и плохих, которые там были. Но мне кажется, что моё государство могло мне помочь больше, чем оно сделало. Оно могло меня спасти, но получилось так, что меня посадили. Я думаю, что сначала они меня хотели обменять на кого-то, но потом задержали Бриттни Грайнер, и моё государство стало готовить на обмен её. Я еще тогда поняла, что стала жертвой.
На фото: Михаил Караваев (скриншот с сюжета РЕН ТВ)
Когда я еще месяц сидела [в Центре временного пребывания иностранных граждан (ЦВИГ)], я звонила Мише. Я хотела узнать о своём настоящем друге и питомце коте Драго. Она сказал, что отдал его соседке Галине, а она — двоюродным братьям в деревню. Я купила его, когда ему было восемь недель, совсем котенком. Я приехала в Россию с ним. Теперь коту 10 лет, и я не знаю, жив ли он. Потому что эта Галина алкоголичка, она постоянно бухает и не хочет говорить со мной. В феврале она сказала, что он жив. И теперь, после того как я побывала в тюрьме, она не хочет говорить со мной. У меня есть друзья в Мытищах, которые могли бы забрать его. Я дала им номер телефона Галины, но она не отвечает. То есть был такой план спасать кота, но пока ничего не получается.
Я и сейчас думаю, как я могла попасть в такую компанию [в коммунальную квартиру в соседнем подъезде к алкоголику и соседям — алкоголикам], и я все равно понимаю, что у меня не было выбора. Когда я снимала квартиру, в ней было все хорошо и даже лучше: я все починила, делала небольшой ремонт, купила мебель. А потом хозяин сказал съехать в пять дней. Куда мне было деваться — с котом, мебелью, вещами и без денег, потому что был ковид, я не работала. Я думала, что быстро найду работу и заработаю на нормальное жильё, но все пошло как снежный ком. Когда Миша не пил, он был хороший и добрый, когда бухал — бил. Он хороший, но слабый. Я увидела, что бухают в этой коммунальной квартире все. Тогда я пошла в американское посольство, и все рассказала, и они сказали: всё, приезжай. Я доверилась. И меня арестовали []. Надо было еще отсидеть… пересидеть дома, но я не могла: Миша снова пил и бил, пил и бил. Это тяжело.
На фото: кот Драго (с личной страницы Сары в ВК)
О пенсии и будущей книге
— Сейчас планы такие: по состоянию здоровья получить пораньше пенсию [по инвалидности]. Доктор мне все написал, я подала документы, но у нас их могут рассматривать долго, могут год. Раньше мне давали пенсию на два года, но я эти болезни исцелила. Теперь я совсем стала инвалидом.
Вторая цель: написать книгу о русской тюрьме. Как мы ругались, какая была главная зэка Ксюша «Дарт Вейдер» [старшая по бараку]. Я ей так и сказала: ты — Дарт Вейдер, такая злая. Она сидела за растрату пять лет. Но были и хорошие девочки. Люди же не понимают, чем занимаются в тюрьме, особенно в российской. Им будет интересно. Я ищу человека, который умеет писать. Он будет брать у меня интервью, писать, а я буду платить. Я плохо пишу, пусть он будет писать. Мы будем партнеры.
На фото: Сару Криванек ведут на суд об оставлении на 30 дней в ЦВИГ после освобождения из колонии-поселения (Reuters)
О грехе LGBTQ и ортодоксах
— Я не была здесь почти шесть лет, и здесь многое изменилось. Здесь стало много людей LGBTQ, и мне надо их всех принять. Мы [верующие] говорим, что это грех, а они говорят, что это хорошо. Еще здесь люди устраивают скандалы из-за крошки [мелочи], я этого не люблю, поэтому редко просто так выхожу на улицу. С людьми, у которых я живу, познакомилась на богослужении. Они сказали: давай поживешь с нами, пока не решишь свои проблемы со здоровьем. Мой круг — это католики, они почти как православные, это ортодоксы, поэтому мне с ними хорошо.
Пока я немного перевожу. Здесь, в Колорадо, есть немного русских, и иногда им нужен переводчик — в школе, у врача, в суде. Это не работа, это совсем маленькая подработка за 20 долларов в час [чуть больше 1800 руб.]. Получается когда 20, когда больше 40 долларов. Просто чтобы не бездельничать. Еще в библиотеке есть русский клуб, раз в неделю мы там собираемся и общаемся на русском языке. Мы там подружились. Раньше я работала бухгалтером, но мне это неинтересно. Сидеть в кресле, только с цифрами — бррр! И сейчас с больной спиной, больной рукой я не смогу. Мне нравится преподавать детям.
О важной дате и Терминаторе
— Я хотела бы вернуться в Россию… не смейтесь, — за котом. Не знаю, хотела бы я там жить или нет. Мне очень понравилось, когда я работала в лагере в Калужской области. Природа красивая. Хорошо бы там купить дачу и летом приезжать, но только летом! Директор лагеря сказал, что, когда закончится депортация, я смогу туда приезжать. Мне сказали, что на три года депортация. Ой! Сегодня год с моего освобождения! Почти год депортации прошёл, осталось еще два. И все же… Наверное, я хотела бы приезжать после депортации и говорить: «I’ll be back!». Я так и вижу эту картину в аэропорту: «Сара, ты вернулась?». А я: «Да, три года прошло! Я больше не буду никого рэзать» [смеется]. Мне и тогда говорили, что я его не «порезала», а случайно поцарапала. Но получилось, будто такая «американка Сара порезала русского», а в нём рост 190. Просто американский боевик. А раз боевик, то пусть будет как у терминатора — I’ll be back!
