Александра Петровна, профессор
27 июля, 2022 6:08 пп
Мэйдэй
Виктория Ивлева:
На самом деле Александра Петровна школьная учительница математики, а вовсе не профессор. Профессором ее называют из уважения и любви. Ей девяносто лет, и это ее вторая за жизнь эвакуация. Первая была в сорок первом году из Ленинграда.
Парни из ГО БАЗА UA вывезли из Лисичанска ее и всю их прекрасную кампанию бомбоубежных сидельцев, когда в подъезд дома, в подвале которого было их укрытие, попал снаряд. Снаряд мог и подвал разворотить, да спасло большое ореховое дерево, которое росло во дворе. Дерева больше нет, остался кусок ствола, весь посеченный так, что теперь он похож на старое мочало.
Александра Петровна в лихо заломленном беретике сидит в инвалидном кресле посередине бусика как королева-мать, все остальные пассажиры — на двух скамейках вдоль бортиков. Трое ранены, у одного еще и контузия, мы отвозим их в больницу. Оставшиеся ночуют, как обычно, в церкви, а утром приезжает автобус до Покровска. Там можно будет сесть на эвакуационный поезд.
Брат Александр на руках заносит Александру Петровну, усаживает на сиденье поудобнее.
Едем. Болтаем о математике и жизни.
— Не понимаю, — вдруг говорит Александра Петровна, — что Путин творит. Он вроде так хорошо все делал, а сейчас…
— Ага, вот в 14 году он хорошо все сделал?
— Это не он, – уверенно отвечает учительница. — Это Порошенко начал войну. Расстрелял с самолета людей в Луганске. Награбил сто-о-лько денег. Америка черт знает что вытворяет. Америка сюда запустила войска. Наемников посылает. И чего странного, что мне Путин нравится?
— Ну он же войну начал…
— Где он начал? Он просто за русских и русский язык.
— А вам запрещали по-русски говорить?
— Да. Здесь вообще вышел закон, что нельзя по-русски говорить.
— Вам запрещали? Прямо говорили, закройте рот?
— Да. Так и сказали, я за хлебом пошла у нас на РТИ: обслуживать не будем, в магазине говорите по-украински.
— В Лисичанске, где все говорят по-русски, Вам, пожилой женщине, не продали хлеба?
— Да.
Соседи по автобусу начинают смеяться, один, бывший дальнобойщик, говорит: да я во Львове зашел в столовую, по-русски со мной там говорили…
Александра Петровна, не обращая на него внимания, продолжает:
— Здесь всегда было много русских. А уже все учебники по-украински. И физика, и химия даже!
Я понимаю, что доказывать что-то бесполезно и спрашиваю:
— А у вас в Лисичанске в начале войны телевидение работало?
— Да. Россию смотрели.
— А Украину смотрели?
— Ой, Украина такую чушь несла, что невозможно было слушать. Вранье одно. А Россия всю правду говорила…
— А чего вы теперь эвакуируетесь?
— Потому что война идет.
— Так ее же Путин начал! На Киев самолеты полетели русские…
— Нет, когда на Донбасс пришли войска, Путин говорит – мы защитим русских, вот он что сказал.
— И что в результате – вот, вы русская, вам девяносто лет, и вы едете неизвестно куда…
— А сейчас неизвестно куда, потому что везде все стреляет.
.
— Так это ж Путин так сделал.
.
— Нет, он русских защищает.
Я понимаю бесполезность спора, мне становится ее жалко, мы сворачиваем на какую-то нейтральную тему.
И все-таки, как так получается, что учительница математики математические дважды два и всякие формулы косинусов и тангенсов понимает, а дважды два житейские вычислить никак не может…
Через минуту мне говорит женщина с соседнего сиденья:
— Мы с этой учительницей рядом в церкви ночевали, вы не думайте, она хорошая. Вы, наверное, считаете, что она сепар, и про меня подумаете, что я тоже сепар, но скажите, как бы мне попасть в Краснодар, у меня сын там старший, он меня ждет в Краснодаре, мне надо к нему младшего отвезти и пристроить. Он один жить не может, вот он, вы же видите, у него диагноз, он не здоровый, с детства такой. Пуповина у него обвилась, не дышал долго. Я тоже больная, еле двигаюсь, у меня рассеянный склероз, а когда-то я была тренером по спортивной гимнастике, он сам не выживет, а я долго ухаживать за ним не смогу, получается, его в дом престарелых, а нельзя ему туда, он иногда злой становится, я -то знаю, как с ним быть и как успокоить, и брат знает. Он его точно возьмет и в интернат никогда не сдаст, как же бы мне в Краснодар-то?
Господи, думаю я, вот им-то, этим двум несчастным, пуповиной обвившейся на всю жизнь связанным, за что вот это все, за что?
И как ей попасть в Краснодар?
Мэйдэй
Виктория Ивлева:
На самом деле Александра Петровна школьная учительница математики, а вовсе не профессор. Профессором ее называют из уважения и любви. Ей девяносто лет, и это ее вторая за жизнь эвакуация. Первая была в сорок первом году из Ленинграда.
Парни из ГО БАЗА UA вывезли из Лисичанска ее и всю их прекрасную кампанию бомбоубежных сидельцев, когда в подъезд дома, в подвале которого было их укрытие, попал снаряд. Снаряд мог и подвал разворотить, да спасло большое ореховое дерево, которое росло во дворе. Дерева больше нет, остался кусок ствола, весь посеченный так, что теперь он похож на старое мочало.
Александра Петровна в лихо заломленном беретике сидит в инвалидном кресле посередине бусика как королева-мать, все остальные пассажиры — на двух скамейках вдоль бортиков. Трое ранены, у одного еще и контузия, мы отвозим их в больницу. Оставшиеся ночуют, как обычно, в церкви, а утром приезжает автобус до Покровска. Там можно будет сесть на эвакуационный поезд.
Брат Александр на руках заносит Александру Петровну, усаживает на сиденье поудобнее.
Едем. Болтаем о математике и жизни.
— Не понимаю, — вдруг говорит Александра Петровна, — что Путин творит. Он вроде так хорошо все делал, а сейчас…
— Ага, вот в 14 году он хорошо все сделал?
— Это не он, – уверенно отвечает учительница. — Это Порошенко начал войну. Расстрелял с самолета людей в Луганске. Награбил сто-о-лько денег. Америка черт знает что вытворяет. Америка сюда запустила войска. Наемников посылает. И чего странного, что мне Путин нравится?
— Ну он же войну начал…
— Где он начал? Он просто за русских и русский язык.
— А вам запрещали по-русски говорить?
— Да. Здесь вообще вышел закон, что нельзя по-русски говорить.
— Вам запрещали? Прямо говорили, закройте рот?
— Да. Так и сказали, я за хлебом пошла у нас на РТИ: обслуживать не будем, в магазине говорите по-украински.
— В Лисичанске, где все говорят по-русски, Вам, пожилой женщине, не продали хлеба?
— Да.
Соседи по автобусу начинают смеяться, один, бывший дальнобойщик, говорит: да я во Львове зашел в столовую, по-русски со мной там говорили…
Александра Петровна, не обращая на него внимания, продолжает:
— Здесь всегда было много русских. А уже все учебники по-украински. И физика, и химия даже!
Я понимаю, что доказывать что-то бесполезно и спрашиваю:
— А у вас в Лисичанске в начале войны телевидение работало?
— Да. Россию смотрели.
— А Украину смотрели?
— Ой, Украина такую чушь несла, что невозможно было слушать. Вранье одно. А Россия всю правду говорила…
— А чего вы теперь эвакуируетесь?
— Потому что война идет.
— Так ее же Путин начал! На Киев самолеты полетели русские…
— Нет, когда на Донбасс пришли войска, Путин говорит – мы защитим русских, вот он что сказал.
— И что в результате – вот, вы русская, вам девяносто лет, и вы едете неизвестно куда…
— А сейчас неизвестно куда, потому что везде все стреляет.
.
— Так это ж Путин так сделал.
.
— Нет, он русских защищает.
Я понимаю бесполезность спора, мне становится ее жалко, мы сворачиваем на какую-то нейтральную тему.
И все-таки, как так получается, что учительница математики математические дважды два и всякие формулы косинусов и тангенсов понимает, а дважды два житейские вычислить никак не может…
Через минуту мне говорит женщина с соседнего сиденья:
— Мы с этой учительницей рядом в церкви ночевали, вы не думайте, она хорошая. Вы, наверное, считаете, что она сепар, и про меня подумаете, что я тоже сепар, но скажите, как бы мне попасть в Краснодар, у меня сын там старший, он меня ждет в Краснодаре, мне надо к нему младшего отвезти и пристроить. Он один жить не может, вот он, вы же видите, у него диагноз, он не здоровый, с детства такой. Пуповина у него обвилась, не дышал долго. Я тоже больная, еле двигаюсь, у меня рассеянный склероз, а когда-то я была тренером по спортивной гимнастике, он сам не выживет, а я долго ухаживать за ним не смогу, получается, его в дом престарелых, а нельзя ему туда, он иногда злой становится, я -то знаю, как с ним быть и как успокоить, и брат знает. Он его точно возьмет и в интернат никогда не сдаст, как же бы мне в Краснодар-то?
Господи, думаю я, вот им-то, этим двум несчастным, пуповиной обвившейся на всю жизнь связанным, за что вот это все, за что?
И как ей попасть в Краснодар?