«А вдруг это их спасёт…»
6 мая, 2019 7:29 дп
Яков Миркин
Передо мной сидит человек, пьет кофе и говорит:
– Знаешь, как я первый раз побывал в Лондоне? Самолет задымился. Кто был под градусом, тот счастливо проспал экстренную посадку. Старый московский особняк, когда я пришел туда на встречу, вдруг взял и вспыхнул. Через десять минут его витая лестница стала трубой, как в печке. Мой дом в провинции попал под наводнение. Вода – под потолок – пришла за полчаса. Меня грабили за четверть века трижды, как и любого россиянина. Я был в воздухе в одно время с малазийским боингом, в часе полета от него. Я собирался на «Норд-Ост» как раз в те дни, когда был совершен теракт.
Что еще он говорит?
– Я долго не мог летать на самолетах. А сейчас просто отключаю сознание, когда захожу на борт.
Я, приходя в театр, всегда проверяю аварийные выходы.
Надо мной смеются мои друзья.
Даже в самой роскошной гостинице, возносясь к небу на лифте, я ищу лестницы вниз.
Они еще больше смеются.
Я не живу на верхних этажах.
Я летаю только теми авиакомпаниями, у кого меньше история катастроф.
Я почти не летаю чартерами.
Я избегаю толпы, стараясь уйти из нее как можно быстрее.
В сверхбыстрых поездах я стараюсь ни о чем не думать.
В метро не сажусь в первые и вторые вагоны. Помните теракт на «Павелецкой»?
Для меня не существует курортов на Ближнем Востоке и в Северной Африке.
Я не верю охране, не верю всем этим мерам безопасности, потому что чувство риска неизбежно притупляется.
– И что теперь – не жить? – говорит он. – Я летаю дважды – четырежды в месяц. Мы не можем избежать рисков, мы живем толпами. Мы живем в потоке событий и массовых мест. Но мы хотя бы можем пытаться делать риски слабее.
Ты тоже можешь смеяться, – сказал он, – но каждый день, утром и вечером, я говорю своим родным: «Будьте осторожнее!»
Я их замучил, они смеются надо мной.
Я их замучил телефонными звонками.
Но я все равно буду это делать каждый день.
А вдруг это их спасет.
Яков Миркин
Передо мной сидит человек, пьет кофе и говорит:
– Знаешь, как я первый раз побывал в Лондоне? Самолет задымился. Кто был под градусом, тот счастливо проспал экстренную посадку. Старый московский особняк, когда я пришел туда на встречу, вдруг взял и вспыхнул. Через десять минут его витая лестница стала трубой, как в печке. Мой дом в провинции попал под наводнение. Вода – под потолок – пришла за полчаса. Меня грабили за четверть века трижды, как и любого россиянина. Я был в воздухе в одно время с малазийским боингом, в часе полета от него. Я собирался на «Норд-Ост» как раз в те дни, когда был совершен теракт.
Что еще он говорит?
– Я долго не мог летать на самолетах. А сейчас просто отключаю сознание, когда захожу на борт.
Я, приходя в театр, всегда проверяю аварийные выходы.
Надо мной смеются мои друзья.
Даже в самой роскошной гостинице, возносясь к небу на лифте, я ищу лестницы вниз.
Они еще больше смеются.
Я не живу на верхних этажах.
Я летаю только теми авиакомпаниями, у кого меньше история катастроф.
Я почти не летаю чартерами.
Я избегаю толпы, стараясь уйти из нее как можно быстрее.
В сверхбыстрых поездах я стараюсь ни о чем не думать.
В метро не сажусь в первые и вторые вагоны. Помните теракт на «Павелецкой»?
Для меня не существует курортов на Ближнем Востоке и в Северной Африке.
Я не верю охране, не верю всем этим мерам безопасности, потому что чувство риска неизбежно притупляется.
– И что теперь – не жить? – говорит он. – Я летаю дважды – четырежды в месяц. Мы не можем избежать рисков, мы живем толпами. Мы живем в потоке событий и массовых мест. Но мы хотя бы можем пытаться делать риски слабее.
Ты тоже можешь смеяться, – сказал он, – но каждый день, утром и вечером, я говорю своим родным: «Будьте осторожнее!»
Я их замучил, они смеются надо мной.
Я их замучил телефонными звонками.
Но я все равно буду это делать каждый день.
А вдруг это их спасет.