А не надо было Гагарина в космос пулять!
17 сентября, 2025 9:06 дп
Мэйдэй
Igor Brodsky поделился
Павел Селуков:
Иван Вертопрахов вышел из дома в 1963 году, шел, шел — фуяк! — и оказался в 2019-м. Он в Союзе отлично жил. Первый колхозист-гармонист в колхозе «Гордость Ильича» под Кунгуром. Кепочка, рубаха фланелевая, пиджак. Жена статная, сама гладенькая, а жопа шершавая, что замша. Кобылка такая с зубами. Надой не надой, озимые какие-то. Жизнь! А тут Пермь 2019 года. Абсурд. Иван у ЦУМа очутился и сразу замер. Огляделся огорошенно. Люди снуют. К одному сунулся — «мил человек, я где?» К другой — «гражданочка, эвона как…» Молчат. Мимо проходят. Не реагируют. Пригляделся Иван, а у них у всех из ушей проводки торчат. А некоторые в прямоугольники смотрят. «Портсигары, что ль — подумал Иван — папиросы, что ль, подсчитывают?»
Побрел неуверенно. Тут сзади заорали: «Дорогу! Где идешь?!» Иван отпрыгнул. Мимо промчался велосипедист в шлеме и бабских колготках в облипку. Иван совсем растерялся, сошел на газон, сел и давай на машины диковинные смотреть, которых по дороге сновало в избытке. «Не надо было Гагарина в космос пулять, инопланетян привел, выследили» — помутненно подумал Иван и почти всплакнул, но тут в кармане звякнула бутылка самогона. Был он на березовых бруньках и пшенице, градусов пятидесяти пяти. Самогон с детства успокаивал Ивана. Сначала запах успокаивал, а теперь вкус. Хлебнул. В голове не прояснилось, но обезболило. Иван выпил треть, лег на травку и уставился в небо, которое только и осталось прежним. «Это сон или не сон, это что за нафуй плядь» — думал он пьяно и улыбался глазами.
— Ты чего разлегся? На газоне нельзя лежать, быстро встал!
Иван перевернулся на живот и увидел двух людей в форме. Один был дородный и с мордой, второй тощий и с кадыком.
— Вы кто?
— Совсем ужрался? Полиция!
— Какая такая полиция?
— Забираем его, Витя.
Тощий шагнул к Ивану. Иван вскочил.
— Вы мне скажите, люди добрые, я где?
Дородный был настроен саркастично.
— В Караганде.
— Как в Караганде? Я под Кунгуром был. Колхоз «Гордость Ильича». На тракторе. Баянист.
— Ширяешься?
— Чего?
— «Баяном» колешься?
— Как я им… Там меха же, не колко.
— Шприцем, дебил. Вены покажи.
— На ногах вздулись. Вот…
Иван задрал штанину и показал вены.
— …от ходьбы это.
— Витя, он под «солью». «Психушку» вызывай.
Тощий отошел в сторону и забубнил в рацию. Иван не сдавался.
— Гагарин их привел, да? Из-за этого всё?
— Кого привел?
— Инопланетян.
— Так. Понятно. На колени, руки за спину.
— Сроду на коленях не стоял.
— Сопротивление аресту? А ну быстро встал!
Дородный достал дубинку и ударил Ивана в живот. Уложил лицом в траву. Надел наручники. Иван залепетал:
— Из шесят третьего я… Не виноватый… Они сами меня сюда…
— Психиатру расскажешь. Взрослый вроде, а колешься всякой херней.
— Ничем я… Манту один раз…
— Заткнись. Лежи спокойно, а то добавлю. Это что у тебя?
Дородный заметил в траве бутылку самогона. Она рядом с Иваном лежала, под полой пиджака, а когда он вскочил — откатилась.
— Самогон.
Дородный поднял бутылку, открыл крышку и понюхал.
— Пшеничный?
— На березовых бруньках. Аромат.
— Чую, что аромат. Где взял?
— Сам гоню. Фирменный рецепт. Аппарат имею.
Иван попытался приосаниться, но лежа это непросто, и он поник.
— Витя, ты это… Не вызывай никого.
— Я уже вызвал.
— Ну, отмени. Сами разберемся.
Дородный сел на корточки и склонился к Ивану.
— Ты вот чего… Я пятый год самогон гоню и все какая-то херня. Мы тебя в участок отвезем, в «обезьяннике» отоспишься и домой пойдешь, а ты мне за это рецепт продиктуй. Ферштейн?
Иван улыбнулся, сделал губы уточкой и харкнул дородному в морду. Дородный так обалдел, что упал на задницу. А Иван говорит:
— Вот еще. Буду я всяким инопланетянам фирменный рецепт выбалтывать. Что хошь со мной делай — слова не скажу!
И не сказал. Даже когда дубинкой в машине били и потом, у психиатра. Год Иван Вертопрахов в лечебнице провел. Разобрался, вник. Теперь политиком работает. Их там из шестьдесят третьего, натурально, дохрена. Они все интернет хотят запретить и другую инопланетную заразу.
Мэйдэй
Igor Brodsky поделился
Павел Селуков:
Иван Вертопрахов вышел из дома в 1963 году, шел, шел — фуяк! — и оказался в 2019-м. Он в Союзе отлично жил. Первый колхозист-гармонист в колхозе «Гордость Ильича» под Кунгуром. Кепочка, рубаха фланелевая, пиджак. Жена статная, сама гладенькая, а жопа шершавая, что замша. Кобылка такая с зубами. Надой не надой, озимые какие-то. Жизнь! А тут Пермь 2019 года. Абсурд. Иван у ЦУМа очутился и сразу замер. Огляделся огорошенно. Люди снуют. К одному сунулся — «мил человек, я где?» К другой — «гражданочка, эвона как…» Молчат. Мимо проходят. Не реагируют. Пригляделся Иван, а у них у всех из ушей проводки торчат. А некоторые в прямоугольники смотрят. «Портсигары, что ль — подумал Иван — папиросы, что ль, подсчитывают?»
Побрел неуверенно. Тут сзади заорали: «Дорогу! Где идешь?!» Иван отпрыгнул. Мимо промчался велосипедист в шлеме и бабских колготках в облипку. Иван совсем растерялся, сошел на газон, сел и давай на машины диковинные смотреть, которых по дороге сновало в избытке. «Не надо было Гагарина в космос пулять, инопланетян привел, выследили» — помутненно подумал Иван и почти всплакнул, но тут в кармане звякнула бутылка самогона. Был он на березовых бруньках и пшенице, градусов пятидесяти пяти. Самогон с детства успокаивал Ивана. Сначала запах успокаивал, а теперь вкус. Хлебнул. В голове не прояснилось, но обезболило. Иван выпил треть, лег на травку и уставился в небо, которое только и осталось прежним. «Это сон или не сон, это что за нафуй плядь» — думал он пьяно и улыбался глазами.
— Ты чего разлегся? На газоне нельзя лежать, быстро встал!
Иван перевернулся на живот и увидел двух людей в форме. Один был дородный и с мордой, второй тощий и с кадыком.
— Вы кто?
— Совсем ужрался? Полиция!
— Какая такая полиция?
— Забираем его, Витя.
Тощий шагнул к Ивану. Иван вскочил.
— Вы мне скажите, люди добрые, я где?
Дородный был настроен саркастично.
— В Караганде.
— Как в Караганде? Я под Кунгуром был. Колхоз «Гордость Ильича». На тракторе. Баянист.
— Ширяешься?
— Чего?
— «Баяном» колешься?
— Как я им… Там меха же, не колко.
— Шприцем, дебил. Вены покажи.
— На ногах вздулись. Вот…
Иван задрал штанину и показал вены.
— …от ходьбы это.
— Витя, он под «солью». «Психушку» вызывай.
Тощий отошел в сторону и забубнил в рацию. Иван не сдавался.
— Гагарин их привел, да? Из-за этого всё?
— Кого привел?
— Инопланетян.
— Так. Понятно. На колени, руки за спину.
— Сроду на коленях не стоял.
— Сопротивление аресту? А ну быстро встал!
Дородный достал дубинку и ударил Ивана в живот. Уложил лицом в траву. Надел наручники. Иван залепетал:
— Из шесят третьего я… Не виноватый… Они сами меня сюда…
— Психиатру расскажешь. Взрослый вроде, а колешься всякой херней.
— Ничем я… Манту один раз…
— Заткнись. Лежи спокойно, а то добавлю. Это что у тебя?
Дородный заметил в траве бутылку самогона. Она рядом с Иваном лежала, под полой пиджака, а когда он вскочил — откатилась.
— Самогон.
Дородный поднял бутылку, открыл крышку и понюхал.
— Пшеничный?
— На березовых бруньках. Аромат.
— Чую, что аромат. Где взял?
— Сам гоню. Фирменный рецепт. Аппарат имею.
Иван попытался приосаниться, но лежа это непросто, и он поник.
— Витя, ты это… Не вызывай никого.
— Я уже вызвал.
— Ну, отмени. Сами разберемся.
Дородный сел на корточки и склонился к Ивану.
— Ты вот чего… Я пятый год самогон гоню и все какая-то херня. Мы тебя в участок отвезем, в «обезьяннике» отоспишься и домой пойдешь, а ты мне за это рецепт продиктуй. Ферштейн?
Иван улыбнулся, сделал губы уточкой и харкнул дородному в морду. Дородный так обалдел, что упал на задницу. А Иван говорит:
— Вот еще. Буду я всяким инопланетянам фирменный рецепт выбалтывать. Что хошь со мной делай — слова не скажу!
И не сказал. Даже когда дубинкой в машине били и потом, у психиатра. Год Иван Вертопрахов в лечебнице провел. Разобрался, вник. Теперь политиком работает. Их там из шестьдесят третьего, натурально, дохрена. Они все интернет хотят запретить и другую инопланетную заразу.