А fire in the sky…
27 октября, 2024 8:23 дп
Мэйдэй
Наталья Барабаш:
Как я полюбила Deep Purple
Это была единственная группа, которую я не могла слушать. Совсем. Муж бесконечно крутит их в машине. А меня будто током из динамиков бьет. Поэтому когда сын подарил мужу билеты на мюнхенский концерт «Deep Purple”, да еще и с вип-встречей и фотографированием с музыкантами, я категорично заявила:
— Ни за что!
Но тут выяснилось, что ни один приятель мужа поехать не может. Я посмотрела на билеты: 23.&24. И смягчилась: ладно, так и быть, сфоткаюсь 23 с твоими любимцами! А 24 слушай их концерт сам!
Одеться на фотографирование я решила скромненько, но элегантно.
Черные брюки с черной кофточкой с декольте. Розовый пиджак. Синий лакированный клатчик. И красный плащик с золотыми пуговицами.
По-моему, миленько.
Но когда мы, приехав из Вены прямо к началу мероприятия, подошли к арене, я была неприятно удивлена.
Там у входа толпились мужики и дамы в одинаковом прикиде: в штанах с черепами, косухах с цепями, в кожаных сапогах-веригах.
Мой розовый пиджачок без единого черепа выглядел на этом фоне трогательно-неуместно, как розовощекий младенец на боксерском ринге.
Короче, я побежала в машину переодеваться в дорожное, а добрый муж предложил еще для аутентичности немного повалять меня в пыли.
Проблемы начались уже на входе.
— Это у вас не билет! — сказал бритоголовый охранник, недоуменно схватив нашу вип-бумажку огромными ручищами. — — Это … даже не знаю что!
— Это на встречу с музыкантами,- снисходительно пояснила я. — А билеты у нас есть, но они на завтрашний концерт.
— Но завтра нет концерта. Концерт сегодня!- еще больше удивился туповатый контролер.
— Да вот же! — тыкаю я. — Написано — 24!
Охранник посмотрел на моего мужа с сочувствием. И пояснил мне, как больной:
— 24 — это год. А вход на фотографирование с другой стороны арены! Бегите, чтобы успеть!
Ну что, понеслись мы к другому входу.
Там уже стояли заядлые фанаты, прижимая к груди самое дорогое: кто фотку музыкантов, кто футболку, кто афишу. Муж принес два диска. Все это — по одному предмету в одни руки — музыканты должны были подписать.
Симпатичная девушка-организатор повела нас по длинному, изгибающемуся змеей коридору арены. Мимо провозили вешалки с костюмами и больничную каталку — обычный набор для хард-рока, если его исполняют те, кому за 70 — недобро подумала я.
И вот мы оказались в комнате, в центре которой стоял на штативе фотоаппарат. Веселый фотограф с шутками и прибаутками расставил нас вдоль стены. Велел сохранять дистанцию, на музыкантов не набрасываться, не обнимать, не целовать.
Потом спросил:
— Кто первый раз на концерте «Deep Purple”?
Смешная девчонка лет двадцати с колечками в носу подняла руку.
— А кто был на их самом раннем концерте?
Претендентов обнаружилось трое. Победил стоящий рядом с нами дедок из Амстердама. Он был на «Deep Purple” в 1970 году. То есть 54 года назад.
А потом зашли музыканты — все, кроме Гиллана, он перед концертом отвлекаться не любит.
Я смотрела на них и недоумевала. Вот эти милые, улыбчивые дедушки — мировые звезды? Которые переколбасили весь мир и до сих пор еще его подколбашивают?
Они шли по кругу. Расписывались на артефактах. Очень задушевно пожимали своим фанатам руки. Те расцветали детскими улыбками, быстро тараторили им что-то свое, заветное. И тогда музыканты сами их обнимали. Наверное, им тоже было приятно это беспримесное обожание.
Когда к нам подошел бас-гитарист Роджер Гловер, муж выпалил: «А я вас еще в Советском Союзе слушал! Вы были у нас запрещены! Но мы все равно вас любили!»
-Это здорово! — улыбнулся Роджер, сияя молодыми голубыми глазами на морщинистом лице. И долго жал мужу руку. Мне было нечего сказать, поэтому я просто заулыбалась, и басист тоже заулыбался. Мы остались так довольны друг другом, что когда пришло время с ними фоткаться, он сам весело мне подмигнул и быстро приобнял за плечи.
-Это моя жена! — на всякий случай встрял стоявший в очереди вслед за мной муж. А когда вышел из этой комнаты, впал в счастливый транс, повторяя: «Невероятно! Ты не понимаешь! Я студент, у меня магнитофон «Весна», я еду на бухту Шамора, там страшный шторм, ветер ревет, а я сижу и слушаю «Deep Purple” . Мог ли я тогда представить…»
А потом был концерт.
Честно говоря, я ничего от него не ждала, даже ударов током.
— Конечно, мы все здесь ради ностальгии! — вздыхал рядом с нами какой-то ведущий швейцарского телевидения.
Но — музыканты не собирались ностальгировать. Гиллан в ослепительно голубой джинсовой рубашке выскочил на сцену — да, его немного выдавала чуть сгорбленная спина и уже чуть стариковская походка. Но музыканты грянули — и он остатками своего великого голоса выдал такое страстное, бешеное, надрывное «Into the fire”, что стены задрожали, зрители вскочили и засвистели, а я вдруг обнаружила себя, громко улюлюкающей на весь зал и отбивающей ладони.
Они все работали на износ. Все полтора часа своего выступления. А Гиллан кричал и бесновался так, что в какой-то момент я испугалась, не понадобится ли и правда каталка — казалось, у него лопнет от напряжения какая-нибудь жила. Господи, ему же 79 лет!
Но все обошлось.
Да, песни из нового альбома уже не сверкали так ярко. Мне понравился новый молодой гитарист Саймон Макбрайд — он виртуозно выделывал что-то немыслимое со своей гитарой. Но муж вздохнул: «Все равно он — не Ричи Блэкмор».
Ну и ладно. Огромная арена неистово аплодировала. Иногда на экране публику показывали крупно, и было видно, с какой радостью мальчики и девочки 60 плюс в старых рокерных нарядах подпевают песням своей молодости.
А они все там, на сцене, уже не казались милыми дедушками. Мой голубоглазый бас-гитарист скакал как бешеный. Они снова были властителями дум и сердец. И только когда мелодия взбиралась уж слишком высоко, молодой гитарист подходил к Гиллану и бережно подхватывал его голос, а музыканты ударяли еще громче…
Начинали они с «Огня», а закончили «Smoke on the water».
Я подумала: какой надо обладать силищей, чтобы зажечь этим своим огнем всю планету. И почти шестьдесят лет не давать ему погаснуть.
И да, я тоже подпевала вот это:
I know, I know we’ll never forget
Smoke on the water, a fire in the sky…
Можно не любить какой-то вид музыки. Но когда перед тобой играют настоящие таланты, ты будешь последний дурак, если не почувствуешь окрыляющую радость просто от того, что это видишь.
Мэйдэй
Наталья Барабаш:
Как я полюбила Deep Purple
Это была единственная группа, которую я не могла слушать. Совсем. Муж бесконечно крутит их в машине. А меня будто током из динамиков бьет. Поэтому когда сын подарил мужу билеты на мюнхенский концерт «Deep Purple”, да еще и с вип-встречей и фотографированием с музыкантами, я категорично заявила:
— Ни за что!
Но тут выяснилось, что ни один приятель мужа поехать не может. Я посмотрела на билеты: 23.&24. И смягчилась: ладно, так и быть, сфоткаюсь 23 с твоими любимцами! А 24 слушай их концерт сам!
Одеться на фотографирование я решила скромненько, но элегантно.
Черные брюки с черной кофточкой с декольте. Розовый пиджак. Синий лакированный клатчик. И красный плащик с золотыми пуговицами.
По-моему, миленько.
Но когда мы, приехав из Вены прямо к началу мероприятия, подошли к арене, я была неприятно удивлена.
Там у входа толпились мужики и дамы в одинаковом прикиде: в штанах с черепами, косухах с цепями, в кожаных сапогах-веригах.
Мой розовый пиджачок без единого черепа выглядел на этом фоне трогательно-неуместно, как розовощекий младенец на боксерском ринге.
Короче, я побежала в машину переодеваться в дорожное, а добрый муж предложил еще для аутентичности немного повалять меня в пыли.
Проблемы начались уже на входе.
— Это у вас не билет! — сказал бритоголовый охранник, недоуменно схватив нашу вип-бумажку огромными ручищами. — — Это … даже не знаю что!
— Это на встречу с музыкантами,- снисходительно пояснила я. — А билеты у нас есть, но они на завтрашний концерт.
— Но завтра нет концерта. Концерт сегодня!- еще больше удивился туповатый контролер.
— Да вот же! — тыкаю я. — Написано — 24!
Охранник посмотрел на моего мужа с сочувствием. И пояснил мне, как больной:
— 24 — это год. А вход на фотографирование с другой стороны арены! Бегите, чтобы успеть!
Ну что, понеслись мы к другому входу.
Там уже стояли заядлые фанаты, прижимая к груди самое дорогое: кто фотку музыкантов, кто футболку, кто афишу. Муж принес два диска. Все это — по одному предмету в одни руки — музыканты должны были подписать.
Симпатичная девушка-организатор повела нас по длинному, изгибающемуся змеей коридору арены. Мимо провозили вешалки с костюмами и больничную каталку — обычный набор для хард-рока, если его исполняют те, кому за 70 — недобро подумала я.
И вот мы оказались в комнате, в центре которой стоял на штативе фотоаппарат. Веселый фотограф с шутками и прибаутками расставил нас вдоль стены. Велел сохранять дистанцию, на музыкантов не набрасываться, не обнимать, не целовать.
Потом спросил:
— Кто первый раз на концерте «Deep Purple”?
Смешная девчонка лет двадцати с колечками в носу подняла руку.
— А кто был на их самом раннем концерте?
Претендентов обнаружилось трое. Победил стоящий рядом с нами дедок из Амстердама. Он был на «Deep Purple” в 1970 году. То есть 54 года назад.
А потом зашли музыканты — все, кроме Гиллана, он перед концертом отвлекаться не любит.
Я смотрела на них и недоумевала. Вот эти милые, улыбчивые дедушки — мировые звезды? Которые переколбасили весь мир и до сих пор еще его подколбашивают?
Они шли по кругу. Расписывались на артефактах. Очень задушевно пожимали своим фанатам руки. Те расцветали детскими улыбками, быстро тараторили им что-то свое, заветное. И тогда музыканты сами их обнимали. Наверное, им тоже было приятно это беспримесное обожание.
Когда к нам подошел бас-гитарист Роджер Гловер, муж выпалил: «А я вас еще в Советском Союзе слушал! Вы были у нас запрещены! Но мы все равно вас любили!»
-Это здорово! — улыбнулся Роджер, сияя молодыми голубыми глазами на морщинистом лице. И долго жал мужу руку. Мне было нечего сказать, поэтому я просто заулыбалась, и басист тоже заулыбался. Мы остались так довольны друг другом, что когда пришло время с ними фоткаться, он сам весело мне подмигнул и быстро приобнял за плечи.
-Это моя жена! — на всякий случай встрял стоявший в очереди вслед за мной муж. А когда вышел из этой комнаты, впал в счастливый транс, повторяя: «Невероятно! Ты не понимаешь! Я студент, у меня магнитофон «Весна», я еду на бухту Шамора, там страшный шторм, ветер ревет, а я сижу и слушаю «Deep Purple” . Мог ли я тогда представить…»
А потом был концерт.
Честно говоря, я ничего от него не ждала, даже ударов током.
— Конечно, мы все здесь ради ностальгии! — вздыхал рядом с нами какой-то ведущий швейцарского телевидения.
Но — музыканты не собирались ностальгировать. Гиллан в ослепительно голубой джинсовой рубашке выскочил на сцену — да, его немного выдавала чуть сгорбленная спина и уже чуть стариковская походка. Но музыканты грянули — и он остатками своего великого голоса выдал такое страстное, бешеное, надрывное «Into the fire”, что стены задрожали, зрители вскочили и засвистели, а я вдруг обнаружила себя, громко улюлюкающей на весь зал и отбивающей ладони.
Они все работали на износ. Все полтора часа своего выступления. А Гиллан кричал и бесновался так, что в какой-то момент я испугалась, не понадобится ли и правда каталка — казалось, у него лопнет от напряжения какая-нибудь жила. Господи, ему же 79 лет!
Но все обошлось.
Да, песни из нового альбома уже не сверкали так ярко. Мне понравился новый молодой гитарист Саймон Макбрайд — он виртуозно выделывал что-то немыслимое со своей гитарой. Но муж вздохнул: «Все равно он — не Ричи Блэкмор».
Ну и ладно. Огромная арена неистово аплодировала. Иногда на экране публику показывали крупно, и было видно, с какой радостью мальчики и девочки 60 плюс в старых рокерных нарядах подпевают песням своей молодости.
А они все там, на сцене, уже не казались милыми дедушками. Мой голубоглазый бас-гитарист скакал как бешеный. Они снова были властителями дум и сердец. И только когда мелодия взбиралась уж слишком высоко, молодой гитарист подходил к Гиллану и бережно подхватывал его голос, а музыканты ударяли еще громче…
Начинали они с «Огня», а закончили «Smoke on the water».
Я подумала: какой надо обладать силищей, чтобы зажечь этим своим огнем всю планету. И почти шестьдесят лет не давать ему погаснуть.
И да, я тоже подпевала вот это:
I know, I know we’ll never forget
Smoke on the water, a fire in the sky…
Можно не любить какой-то вид музыки. Но когда перед тобой играют настоящие таланты, ты будешь последний дурак, если не почувствуешь окрыляющую радость просто от того, что это видишь.