«А если мне Лоскутова в харю и заехала — то за дело…»
26 июня, 2019 3:25 пп
Tanya Loskutova
Ну вот как назвать, если я хочу — про совесть?
Нельзя же прямо вот так «СОВЕСТЬ», мол…
Как-то скучно… Как будто я училка какая…
Хоть и обойти это слово не выходит, началось-то все с него…
ПРИШЕЛ ФЕЛЯ. Шучу, конечно. Феля уже был, когда Оля пришла.
После первой же — о России. Как-то всё нечаянно на неё выводит: «А вот раньше пробочки у бутылок такие были», «раньше слова «торнадо» вообще не было», ну и прочие глупости, лень примеры искать, я ж не рассказ пишу, а так, рассказываю.
И тут я, по обыкновению, начинаю нести какую-то чушь…
«А вот я сегодня в комментариях Дмитрию, вы его не знаете, употребила слово «совесть»… И так странно оно смотрится, я его даже как рисунок рассматривала…»
Ну станет трезвый человек на это реагировать?
А у Оли глаз правый, которым она ко мне сидела, совсем запрозрачнивел, и я слышу: «Мне иногда так стыдно бывает, что я не там!»
Я смотрю на нее, как на подростка, которого отбраковали в военкомате, радуюсь, что она здесь, и думаю, как бы ее посмешнее отрезвить…
А она вдруг продолжает: «Мне так жалко моих учеников бывших, как у них-то с этой совестью вышло?..»
И так мне захотелось что-то взрослое сказать, умное, чего никогда не говорила ещё… И начать пооригинальнее…
И слышу, как говорю: «Знаете ребята, в наше время, может, и были перебои с совестью, но в массе своей дети умели своей головой думать, и стыд умели испытывать, если пристыдишь, конечно, и родителей — сволочей не всегда слушались …»
Тут даже Феля свой фужер от края отодвинул, чтоб рукой не смахнуть , когда слушать будет…
И Олечка хороша, и вдвоём они требуют хоть один пример привести.
Тут-то пример, как назло (всем), и выскочил.
Было начало 53-го. Мы учились во вторую смену. Большинство родителей успевало до работы обсудить газетные новости, радио в большинстве наших коммуналок не выключалось вообще, и дети приносили в школу всё, что попало в их уши. До начала урока оставалось время, я рисовала на доске морячков в бескозырках, готовясь их стереть, когда услышу шаги училки… Вдруг сзади меня кто- то обнял за плечи и голосом Ани Ельской зашептал в ухо: «Слышала, у нас на кухне только про это говорят, ну, про вредителей этих, про
врачей подлых?..»
Развернула меня лицом к партам, и показала на Инну Ядовкер и мою подругу Дору Львовскую… Пальцем прямо…
И я бы ушла на своё место, я слышала в коридоре училкины шаги…
Но Аня успела сказать то, что сказала: «Это из их породы, вредители эти …»
И палец свой нахальный так и держала в воздухе….
Потом моей маме училка сказала, что у Ани после моего удара целый час не унималась кровь из носа.
Это было наглое враньё. Крови никакой не было. И в нос я не хотела вообще…
А крови жаждала наоборот Тамара Васильевна. Она хотела знать, из-за чего «девочка может ударить девочку», и кричала, «что же от Лоскутовой ждать, когда нас сольют с мальчиками?»
Я молчала, потому что, поддавшись эмоции, не знала, как мне квалифицировать мой поступок.
Дома, по тону мамы и бабушки я больше чувствовала, чем понимала, что эти неведомые мне врачи, может, и никого не отравляли… Ну, просто так вышло…
Потом я слышала любимое бабушкино слово «антисемиты».
И это ругательное слово явно не относилось к врачам…
Приговор зависел от того, как скоро перестанет реветь Аня Ельская.
Тамара Васильевна изменила злобный голос на леденцовый и подошла к Аниной парте. Класс замер. Все ждали, когда Аня перестанет икать.
Потом она аккуратно опустила крышку парты, встала, отбросила косу назад и холодно посмотрела на учительницу:
— Не стойте здесь, Тамара Васильевна, — сказала она, — я всё равно ничего не скажу… А если мне Лоскутова в харю и заехала — то за дело, значит, и нечего тут…»
Когда лет через десять мы с Анькой, моей подругой, шли по Сретенке в кинотеатр «Уран «, я, вспомнив этот эпизод, спросила её, а чего это она тогда как бы выгородила меня?..
И Анька сказала : «Да я отца своего боялась, если б он узнал, что мне — по морде, а я сдачи не дала , сам бы пришиб…»
А чего ж не дала, говорю.
Так не успела я, Тамара входила уже, ответила подруга…
А я до сих пор думаю, что отец её ни при чём…
Тем более, как смеясь говорила Аня:
— Что с него, старого хрыча-антисемита взять?
Ну кто же сам признается, что ему стыдно стало?.. Прямо вот этими словами, про совесть…
…
На фото: одно из произведений автора
Tanya Loskutova
Ну вот как назвать, если я хочу — про совесть?
Нельзя же прямо вот так «СОВЕСТЬ», мол…
Как-то скучно… Как будто я училка какая…
Хоть и обойти это слово не выходит, началось-то все с него…
ПРИШЕЛ ФЕЛЯ. Шучу, конечно. Феля уже был, когда Оля пришла.
После первой же — о России. Как-то всё нечаянно на неё выводит: «А вот раньше пробочки у бутылок такие были», «раньше слова «торнадо» вообще не было», ну и прочие глупости, лень примеры искать, я ж не рассказ пишу, а так, рассказываю.
И тут я, по обыкновению, начинаю нести какую-то чушь…
«А вот я сегодня в комментариях Дмитрию, вы его не знаете, употребила слово «совесть»… И так странно оно смотрится, я его даже как рисунок рассматривала…»
Ну станет трезвый человек на это реагировать?
А у Оли глаз правый, которым она ко мне сидела, совсем запрозрачнивел, и я слышу: «Мне иногда так стыдно бывает, что я не там!»
Я смотрю на нее, как на подростка, которого отбраковали в военкомате, радуюсь, что она здесь, и думаю, как бы ее посмешнее отрезвить…
А она вдруг продолжает: «Мне так жалко моих учеников бывших, как у них-то с этой совестью вышло?..»
И так мне захотелось что-то взрослое сказать, умное, чего никогда не говорила ещё… И начать пооригинальнее…
И слышу, как говорю: «Знаете ребята, в наше время, может, и были перебои с совестью, но в массе своей дети умели своей головой думать, и стыд умели испытывать, если пристыдишь, конечно, и родителей — сволочей не всегда слушались …»
Тут даже Феля свой фужер от края отодвинул, чтоб рукой не смахнуть , когда слушать будет…
И Олечка хороша, и вдвоём они требуют хоть один пример привести.
Тут-то пример, как назло (всем), и выскочил.
Было начало 53-го. Мы учились во вторую смену. Большинство родителей успевало до работы обсудить газетные новости, радио в большинстве наших коммуналок не выключалось вообще, и дети приносили в школу всё, что попало в их уши. До начала урока оставалось время, я рисовала на доске морячков в бескозырках, готовясь их стереть, когда услышу шаги училки… Вдруг сзади меня кто- то обнял за плечи и голосом Ани Ельской зашептал в ухо: «Слышала, у нас на кухне только про это говорят, ну, про вредителей этих, про
врачей подлых?..»
Развернула меня лицом к партам, и показала на Инну Ядовкер и мою подругу Дору Львовскую… Пальцем прямо…
И я бы ушла на своё место, я слышала в коридоре училкины шаги…
Но Аня успела сказать то, что сказала: «Это из их породы, вредители эти …»
И палец свой нахальный так и держала в воздухе….
Потом моей маме училка сказала, что у Ани после моего удара целый час не унималась кровь из носа.
Это было наглое враньё. Крови никакой не было. И в нос я не хотела вообще…
А крови жаждала наоборот Тамара Васильевна. Она хотела знать, из-за чего «девочка может ударить девочку», и кричала, «что же от Лоскутовой ждать, когда нас сольют с мальчиками?»
Я молчала, потому что, поддавшись эмоции, не знала, как мне квалифицировать мой поступок.
Дома, по тону мамы и бабушки я больше чувствовала, чем понимала, что эти неведомые мне врачи, может, и никого не отравляли… Ну, просто так вышло…
Потом я слышала любимое бабушкино слово «антисемиты».
И это ругательное слово явно не относилось к врачам…
Приговор зависел от того, как скоро перестанет реветь Аня Ельская.
Тамара Васильевна изменила злобный голос на леденцовый и подошла к Аниной парте. Класс замер. Все ждали, когда Аня перестанет икать.
Потом она аккуратно опустила крышку парты, встала, отбросила косу назад и холодно посмотрела на учительницу:
— Не стойте здесь, Тамара Васильевна, — сказала она, — я всё равно ничего не скажу… А если мне Лоскутова в харю и заехала — то за дело, значит, и нечего тут…»
Когда лет через десять мы с Анькой, моей подругой, шли по Сретенке в кинотеатр «Уран «, я, вспомнив этот эпизод, спросила её, а чего это она тогда как бы выгородила меня?..
И Анька сказала : «Да я отца своего боялась, если б он узнал, что мне — по морде, а я сдачи не дала , сам бы пришиб…»
А чего ж не дала, говорю.
Так не успела я, Тамара входила уже, ответила подруга…
А я до сих пор думаю, что отец её ни при чём…
Тем более, как смеясь говорила Аня:
— Что с него, старого хрыча-антисемита взять?
Ну кто же сам признается, что ему стыдно стало?.. Прямо вот этими словами, про совесть…
…
На фото: одно из произведений автора