«А два еврея в тёмной прачечной пьют горькую без закуски…»
8 января, 2019 9:02 дп
Наталья Резник
Рождество
Нас пригласили в гости праздновать Рождество.
Взяли мы миску салата, бутылку вина и пошли, потому что Рождество для атеиста, если забыть про Христа, не сильно отличается от других праздников. То же 7-е ноября, только без демонстрации, что даже лучше.
Отдав хозяевам бутылку, мы ее сразу потеряли из виду, зато перед нами нарисовался печального вида человек в обнимку с Библией, который попросил минутку внимания, сообщил, что он из Кисловодска, и скажет несколько слов о том, что мы празднуем.
Занял он действительно минутку и еще минуток девятнадцать-двадцать. Говорил он про Рождество, в основном, видимо, то, чему учат только в Кисловодске, потому что больше я никогда нигде ничего подобного не слышала.
Закончив фразой «политическая ситуация перед рождением Христа была очень тяжелой, но он все-таки сделал правильный выбор и родился», человек прижал Библию покрепче к груди и сел на место.
Тут я поняла, что пора искать бутылку, но на середину комнаты вышла восьмилетняя дочь хозяев и начала читать стихи про Рождество. После строчек «мы Христа сегодня ждем, песни весело поем» я отправилась на кухню, но бутылку не нашла, зато наткнулась на хозяйку дома, которая велела мне идти назад в гостиную на распевание рождественских песен.
Я попыталась спрятаться в туалете, но там уже кто-то прятался. Проходя мимо книжного шкафа, я в отчаянии схватила с полки книгу и углубилась в чтение. Подошел хозяин дома.
— Читаешь? — печально спросил он.
— Читаю.
— Нравится?
— Очень!
В руках у меня оказался учебник химии для 8-го класса.
— Хочешь, про моль расскажу? — сказал хозяин.
— Про какую моль?
— Про моль вещества.
Похоже, он устал петь.
Я выслушала про моль и, как только стихло пение, рванулась к столу. Бутылки не было. Бутылок не было вообще. В стаканчики наливали компот из кувшина. Думаю, подобное потрясение испытал коллежский асессор Ковалев, не обнаружив на собственном лице носа.
— Нашей тоже нет, — тихо сказал мне в ухо Саша, приятель, который, кажется, и был тем, кто прятался в туалете во время пения. — Убрали.
С Сашей нас в этой компании объединяли три вещи: пятый пункт, сомнения в существовании Христа и желание выпить.
— Я уже в магазин хотел сгонять, а они говорят — нельзя, — добавил Саша.
Подошла хозяйка. Ей явно стало нас жаль.
— Ну что, вам без этого совсем никак? — шепотом спросила она.
— Никак! Нам — никак! — решительно сказал Саша.
— За мной, — шепнула хозяйка.
Она привела нас в тесный закуток, где стояла стиральная машина. В закуток нам занесли пол-литра водки в графине и две стопки.
— Но, — сказала хозяйка, — водку отсюда не выносить, никому про это не говорить, свет за собой каждый раз выключать. Чтобы больше никто не потянулся! А то знаю я их…
Вечеринка стала проходить веселее. Время от времени мы с Сашей отлучались в закуток со стиральной машиной. Свет решили не включать, чтобы не забыть выключить. Когда водка в графине подходила к концу, Саша сказал:
— Вот смотри. Православное Рождество. Светлый праздник. Все веселятся. А два еврея в темной прачечной пьют горькую без закуски. Знаешь, как это называется? Это называется — антисемитизм!
Я сказала:
— Попросим еще?
— Неудобно, — сказал Саша. Меня и так уже спрашивают, куда это мы с тобой все время ходим. Я говорю — молиться.
Мы вышли на свет. Празднование подходило к концу.
— Антисемитизм! — твердо повторил Саша.
— Вам не мало было? — участливо спросила хозяйка?
Я ответила:
— Ничего, мы дома добавим.
Она вежливо засмеялась, думая, что это шутка.
Мы шли назад, а в голове у меня крутилась фраза для застольной речи на Пасху: «Без тостА и Христа не снимешь с креста.» Все-таки с антисемитизмом надо бороться. Если, конечно, пригласят.
Наталья Резник
Рождество
Нас пригласили в гости праздновать Рождество.
Взяли мы миску салата, бутылку вина и пошли, потому что Рождество для атеиста, если забыть про Христа, не сильно отличается от других праздников. То же 7-е ноября, только без демонстрации, что даже лучше.
Отдав хозяевам бутылку, мы ее сразу потеряли из виду, зато перед нами нарисовался печального вида человек в обнимку с Библией, который попросил минутку внимания, сообщил, что он из Кисловодска, и скажет несколько слов о том, что мы празднуем.
Занял он действительно минутку и еще минуток девятнадцать-двадцать. Говорил он про Рождество, в основном, видимо, то, чему учат только в Кисловодске, потому что больше я никогда нигде ничего подобного не слышала.
Закончив фразой «политическая ситуация перед рождением Христа была очень тяжелой, но он все-таки сделал правильный выбор и родился», человек прижал Библию покрепче к груди и сел на место.
Тут я поняла, что пора искать бутылку, но на середину комнаты вышла восьмилетняя дочь хозяев и начала читать стихи про Рождество. После строчек «мы Христа сегодня ждем, песни весело поем» я отправилась на кухню, но бутылку не нашла, зато наткнулась на хозяйку дома, которая велела мне идти назад в гостиную на распевание рождественских песен.
Я попыталась спрятаться в туалете, но там уже кто-то прятался. Проходя мимо книжного шкафа, я в отчаянии схватила с полки книгу и углубилась в чтение. Подошел хозяин дома.
— Читаешь? — печально спросил он.
— Читаю.
— Нравится?
— Очень!
В руках у меня оказался учебник химии для 8-го класса.
— Хочешь, про моль расскажу? — сказал хозяин.
— Про какую моль?
— Про моль вещества.
Похоже, он устал петь.
Я выслушала про моль и, как только стихло пение, рванулась к столу. Бутылки не было. Бутылок не было вообще. В стаканчики наливали компот из кувшина. Думаю, подобное потрясение испытал коллежский асессор Ковалев, не обнаружив на собственном лице носа.
— Нашей тоже нет, — тихо сказал мне в ухо Саша, приятель, который, кажется, и был тем, кто прятался в туалете во время пения. — Убрали.
С Сашей нас в этой компании объединяли три вещи: пятый пункт, сомнения в существовании Христа и желание выпить.
— Я уже в магазин хотел сгонять, а они говорят — нельзя, — добавил Саша.
Подошла хозяйка. Ей явно стало нас жаль.
— Ну что, вам без этого совсем никак? — шепотом спросила она.
— Никак! Нам — никак! — решительно сказал Саша.
— За мной, — шепнула хозяйка.
Она привела нас в тесный закуток, где стояла стиральная машина. В закуток нам занесли пол-литра водки в графине и две стопки.
— Но, — сказала хозяйка, — водку отсюда не выносить, никому про это не говорить, свет за собой каждый раз выключать. Чтобы больше никто не потянулся! А то знаю я их…
Вечеринка стала проходить веселее. Время от времени мы с Сашей отлучались в закуток со стиральной машиной. Свет решили не включать, чтобы не забыть выключить. Когда водка в графине подходила к концу, Саша сказал:
— Вот смотри. Православное Рождество. Светлый праздник. Все веселятся. А два еврея в темной прачечной пьют горькую без закуски. Знаешь, как это называется? Это называется — антисемитизм!
Я сказала:
— Попросим еще?
— Неудобно, — сказал Саша. Меня и так уже спрашивают, куда это мы с тобой все время ходим. Я говорю — молиться.
Мы вышли на свет. Празднование подходило к концу.
— Антисемитизм! — твердо повторил Саша.
— Вам не мало было? — участливо спросила хозяйка?
Я ответила:
— Ничего, мы дома добавим.
Она вежливо засмеялась, думая, что это шутка.
Мы шли назад, а в голове у меня крутилась фраза для застольной речи на Пасху: «Без тостА и Христа не снимешь с креста.» Все-таки с антисемитизмом надо бороться. Если, конечно, пригласят.