«Я таю…»
10 июня, 2018 8:52 дп
Валерий Зеленогорский
Состояние №31
Я — снежная баба-снеговик, я стою во дворе детского дома, детей в доме уже нет, только Максим без руки и Верочка, их никто не берёт, остальных раздали в другие места.
Я таю, у меня на голове помойное ведро, а вместо морковки во мне торчит старая тетрадь Верочки, она племянница поварихи, я — одна, детей двое, семь человек персонала, передо мной стоит наш детский дом, пять этажей, красный кирпич, территория, по документам нас нет, центр Москвы, вот уже пять лет идёт драка за наш дом, троих убили, потом ушёл Лужков и теперь за наш дом бьются другие люди, не менее решительные.
Каждый год меня лепит Максим, я кривая и корявая, но что может слепить мальчик одной рукой, Верочка меня не лепит, она уже курит и каждый день стоит у забора и заигрывает с людьми из гаражей, ей тринадцать, она уже три раза убегала и по-моему она уже знает чем пахнет взрослая жизнь.
Ей пока не вырваться, тётка держит ее возле себя, но домой не берёт, у нее уже есть своя дочка, чистенькая и умненькая и она боится, что Верочка научит её курить, носить легинсы и улыбаться через забор взрослым мужчинам, из-за неё уже уволили одного охранника и электрика, уволили тихо, директрисе не нужны неприятности, у неё по документам двести детей и она неплохо питается, а ещё у нас в подвале сауна-люкс и каждый вечер я вижу десяток машин, на которых приезжают гости.
Я снежная баба, а точнее снеговик, я нужна только Максиму, а он мне, потому что, если он не слепит меня в новом году, то меня уже не будет, он бродит один по двору, с одной рукой много не соберешь, он тоже стоит у забора и копит денежку, на протез, он прочитал, что есть биопротезы, но в Америке, у него есть рука, пластмассовая грабля, с черной перчаткой, она тяжела, как сиротская доля, скоро март, я опять растаю, а что будет с Максимом я не знаю, я слышала, что есть снеговики, в парке Горького, они нарядные, они стоят в ангаре на искусственном льду, где катаются мальчики и девочки, я мечтаю, чтобы Максим катался с ними, но я уже таю
Валерий Зеленогорский
Состояние №31
Я — снежная баба-снеговик, я стою во дворе детского дома, детей в доме уже нет, только Максим без руки и Верочка, их никто не берёт, остальных раздали в другие места.
Я таю, у меня на голове помойное ведро, а вместо морковки во мне торчит старая тетрадь Верочки, она племянница поварихи, я — одна, детей двое, семь человек персонала, передо мной стоит наш детский дом, пять этажей, красный кирпич, территория, по документам нас нет, центр Москвы, вот уже пять лет идёт драка за наш дом, троих убили, потом ушёл Лужков и теперь за наш дом бьются другие люди, не менее решительные.
Каждый год меня лепит Максим, я кривая и корявая, но что может слепить мальчик одной рукой, Верочка меня не лепит, она уже курит и каждый день стоит у забора и заигрывает с людьми из гаражей, ей тринадцать, она уже три раза убегала и по-моему она уже знает чем пахнет взрослая жизнь.
Ей пока не вырваться, тётка держит ее возле себя, но домой не берёт, у нее уже есть своя дочка, чистенькая и умненькая и она боится, что Верочка научит её курить, носить легинсы и улыбаться через забор взрослым мужчинам, из-за неё уже уволили одного охранника и электрика, уволили тихо, директрисе не нужны неприятности, у неё по документам двести детей и она неплохо питается, а ещё у нас в подвале сауна-люкс и каждый вечер я вижу десяток машин, на которых приезжают гости.
Я снежная баба, а точнее снеговик, я нужна только Максиму, а он мне, потому что, если он не слепит меня в новом году, то меня уже не будет, он бродит один по двору, с одной рукой много не соберешь, он тоже стоит у забора и копит денежку, на протез, он прочитал, что есть биопротезы, но в Америке, у него есть рука, пластмассовая грабля, с черной перчаткой, она тяжела, как сиротская доля, скоро март, я опять растаю, а что будет с Максимом я не знаю, я слышала, что есть снеговики, в парке Горького, они нарядные, они стоят в ангаре на искусственном льду, где катаются мальчики и девочки, я мечтаю, чтобы Максим катался с ними, но я уже таю