На 9 мая после дембеля у нас было принято каждый год поздравлять друг друга по возможности. Однажды звоню в Киев, он снимает трубку.

— Алё, это хохол? — спрашиваю.

— Да, а кто говорит? Ой, блин, Олега, ты шо ли?…

Однажды, незадолго до дембеля, он спрашивает меня: «Борисыч, а есть какая-нибудь самая крутая диета. Только нормальная, а не то, чтобы рот заклеивать..»

— Тебе зачем? Тренируйся в режиме, тело само в норму встанет.

— Та не, дембель на носу. Так не успею, а там девочки, дискотэки…

Убедительно.

— Есть, — говорю, — так называемая йоговская водная десятидневка. Но она очень суровая. Десять дней ничего не кушать, только десять стаканов воды в день можно выпивать. Каждый стакан — в определённое время. Да и вода должна быть энергетически заряжена в специальном энергетическом месте. Но это очень тяжело, Хохол. Я только одного человека знаю, который эту диету выдержал.

— Кто такой…?

— Был мужик, йог до мозга костей, главным редактором газеты «Московский университет» работал. Йогой плотно занимался, не пил, не курил, питался пророщенным овсом… Вот он выдержал все десять дней. На 11-й он ужрался портвейну до усёра, вскрыл редакционный сейф, стащил все редакционные деньги и удрал. До сих пор числится в розыске…

— Не, — сказал Хохол, — я выдержу…

На четвёртый день захожу в полковую кухню с чёрного хода, навстречу унылые таджики-поварята с опущенными головами…

— Что случилось?

— А-а, — обречённо машут руками, и чуть ли не в слезах на улицу — курить. Один только кивнул за плечо: «Там Хохол…»

Хохол стоял около плиты, на которой шкворчала огромная армейская сковорода, на ней — котлета по параметрам сковороды. Хохол напевал что-то… Хлеборез, тоже унылый, сказал, что Хохол взял мясо из полковой обеденной нормы накрутил себе котлет: «Сейчас пятую жарит. А потом бутерброды делает, у меня масло забрал на бутерброды, и хлеб. И сахар. И чай…»

Хохол брал солдатский батон белого хлеба, резал его вдоль пополам, густо намазывал маслом, сверху — котлету. В солдатскую кружку — чаю с пятью кусками сахара. За один укус от батона оставалась только корка…

Перед пятой котлетой он так и сказал мне: «Ты прав — суровая диета!…»

Хохол на дембель раньше ушёл.

А потом и я. Он прилетел по этому поводу в Москву из Киева.

Весь в кожпальто. Привёз связку из трёх киевских тортов (дефицит тогда , 1985 г.). Запихнул я его в такси. Из Внукова через центр Москвы погнали ко мне домой. Там девьки ждали.

На Манежной, когда сворачивали на Горького, говорю ему: «А вот Кремль, Хохол».

— Где, где?

— Ну вон там за спиной, видишь кирпичики красные, стенка ещё…

Хохол чуть голову не свернул себе.

…Вот ведь человеческая натура — вырвались на волю, а вспоминали совсем другое. И девок просили не мешать. И так трое суток, не выходя из дому.

Он щедро нарезал торт: «Угощайтесь, девчат!» Они скромно ссылались на диеты. Тогда я попросил его показать на торте, как он батон солдатский кусал. «Та не, вы ж смеяться будете…»

Он отрезал четверть торта и целиком запхнул  в свой златозубый рот.

В общем, из трёх тортов он откушал два с половиной.

Когда я поехал его провожать, спрашиваю:

— Ну как тебе Москва?

— Н-ну, не очень. Вот у нас в Киеве, девьки знаешь какие? О! Полна пазуха сисёк. Как ухватишь, так чуешь, что маэ вешчь! А в Москве у вас и пиво без хазу, и люди на ноги наступают в общественном транспорте и не извиняются.

— Это, — говорю, — наверное, гости столицы. А сам город как?

— Так я ж там ничего не видел…

— Как не видел, а Кремль я тебе показывал…

— Когда?

— Ну помнишь, на машине проезжали?

— А-а, ну да…

А потом был сухой закон в  СССР. Нас, журналистов МК и «Лензнамени» отправили в поощрительную командировку в Чехословакию, тогда ещё социалистическую.

Бухать с комсомольцами начали еще на перроне, кто чего сумел надыбать. Пили долго и упорно. Перед отъездом я Марину, жену, попросил позвонить Хохлу в Киев, сказать, что я таким-то поездом буду проездом, стоянка три минуты, или пять даже… Едем, пьём. Ночь пришла. Народ уже отбиваться стал повально. Мы с Андрюхой Кирилловым вдвоем ещё держимся, и то он говорит — пошли спать.

— Не могу, — отвечаю, — Киев в четыре утра.

— Ну и что?

— Там Хохол!

— С ума сошёл? Какой идиот к четырём часам утра попрётся на вокзал, чтобы встретить поезд, который стоит три минуты? Спать пошли…

— Иди, Андрюш, спи, я Киева дождусь…

— Нет уж, я из принципа с тобой останусь, чтобы ты убедился в том, какой ты м…к…

Я курил в тамбуре, когда поезд в серых сумерках вползал на вокзал столицы Украины. Перрон был оглушительно пуст… Серо пуст. Безысходно пуст. Андрюха стоял за спиной и спросил: «Ну и…?»

— Выйду покурю на воле, — сказал я.

Проводница открыла ступеньки. Я спустился.

На перроне стоял Хохол с бутылкой Шампанского и чайной чашкой в другой руке…

— Другую посуду не успел найти…

— Я от Вас. ох..еваю. — сказал Андрюха. И протянул руку к чашке….

А потом и мы с Хохлом выпили за мир во всём мире…