Любовь по большому…
27 сентября, 2016 9:50 дп
Лена Пчёлкина
Путь к любви для Лены Пчёлкиной был нелёгок и тернист
Надо запретить песню «Ленин в тебе и во мне». А на Серафима Туликова и Льва Ошанина подать в суд посмертно за оскорбление моей нравственности. Как вот во мне может быть Ленин, если я не замужем за ним?
…
А то что труп лежит посреди города, и на него все смотрят? Разве это не некрофилия? Да еще и уголовная статья глумление над трупом. Он разрешение не давал, вдова не давала и вообще…. Запретить. Я теперь не уймусь- я всех выведу на чистую воду…
…
ЕЩЁ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ
Макаревич был не прав. Мы не живём в «эпоху большой нелюбви».
Россия, как раз, всегда страдала от любви…
Любовь наша была как у подростков, довольно идиотская – или навсегда, или всё — трагедия на века.
Компромиссов не бывает.
Пленных не брать.
Мы живём много веков в эпоху какой-то великой любви, которая сметает всё на своем пути и пожирает своих детей с особой тщательностью.
Если бы Софья Перовская, дочь губернатора Петербурга, невзрачная тихая девочка, собравшаяся утвердить свою сексуальность подальше от света, не встретила бы на вокзале Желябова и не влюбилась бы в него…
Она бы лично не чертила планы и не махала бы белым платком бомбистам…
Если бы Александр II не влюбился бы в княгиню Долгорукову и не болтался бы один по городу в этой своей эйфории, он бы не встретился с друзьями Софьи Перовской.
Николай II любил свою жену прямо очень, до этого, правда, он любил Матильду Кшесинскую…
Ещё любил фотографию.
Жена его любила мужа, прямо очень, любила Распутина и ещё всяких вспомогательных лиц, трудящихся на ниве магических сил.
Пока они все друг друга любили, немного про@бали Родину.
С другой стороны про@бали — это тоже о любви.
Потом все любили Ленина. Но он быстро помер, кстати, тоже от болезни любви.
И плакали о нём « и дети в школах, и инженеры на заводах».
Потом все любили Сталина и Кирова, с убийства которого, на бабе, со спущенными штанами, ревнивым мужем, исторически начался террор (это же тоже любовь?).
Сталина любили очень. Первый тост был за него всегда. Неважно, сколько родственников и знакомых у поднимавших этот тост, уже было расстреляно, сидело или просто сгинуло. Вот «така любовь».
К Сталину была просто садо–мазо страсть, которая, как выяснилось, передается генетически.
Стокгольмский синдром, идентифицированный и изученный намного позже (но ведь это не значит, что его не было до момента идентификации), это просто детская игра в пленных немцев.
В горнило любви к Сталину, бросалось всё — собственная жизнь, родственники, знакомые, незнакомые, домашние животные и скарб весь без остатка.
То ли в водку что-то тогда подмешивали, то ли все поддались каким-то коллективным галлюцинациям. Иначе никак нельзя объяснить почему невысокий, всегда одинаково одетый, рябой, трусливый, сухорукий недоучившийся налётчик, сын алкоголика-сапожника и под стать ему @банутой голытьбы, так завладел либидо многих поколений. И до сих пор продолжает им владеть
.
Остальных не любили… Хотя Хрущев, все-таки, вынес второй труп из Мавзолея, и слегка развенчал миф. Его, как раз, стоило любить хотя бы за это. Это как муж, который купил квартиру, оплатил заранее учёбу детей, всё содержание на 100 лет, и даже свой собственный памятник, а потом запил.
И уже никто не помнит, что он сделал, хотя все этим пользуются, а просто говорят, что он алкаш и всю жизнь испоганил.
Дорогой Леонид Ильич …. Это все-таки о любви. Такой домашней, нашей. И поцелуи прямо в грызло… Мне лично особенно запомнился с Эриком Хонеккером.
Андропова и Черненко мы конечно тоже любили, но это был quickie. Глубинно и страстно мы не успели. Но мы очень скорбели, прямо каждый год.
Параллельно все продолжали любить Ленина — он же в тебе и во мне. Но уже как-то без страсти, как любят друг друга пенсионеры, прожившие 40 лет вместе.
К тому же, к нему можно было всегда прийти, рассказать о своей любви, и он не мог ответить “А я тебя нет”. То есть, в некотором роде, поддерживалось ощущение взаимности.
А потом пришла почти свобода. И мы поняли, что никого любить не надо, даже тех, кто нам ее предоставил.
Жили мы плохо, потому что без любви. Но весело. Мы же не влюблённые.
И вот в 12-00, 31 декабря 1999 года о нас позаботились.
Ура! Вот оно — сначало увлечение, робкая влюбленность, любовь, а потом страсть. И всё без взаимности. Как мы любим. И как мы привыкли. Мы снова в игре. Мы снова встали с колен. У нас есть армия, скрепы, фермерские продукты и автомат Калашникова (он, кстати, на флаге Мозамбика). Ничто так не ожесточает как любовь без взаимности.
Всё от нервов, и только несколько болезней от любви. Мы все никак не можем отлюбить, оглянуться и посмотреть вокруг. И найти другого — который не пьёт и не дерётся. Такие тоже есть — но их надо воспитывать под себя. Но, к сожалению, мы однолюбы. Один раз и навсегда. А то возбухнет память плоти из какой-то диковинной науки.
Сегодня обедала в ресторане, встретилась глазами с мужчиной. Это был не ОН. Но как забилось сердце…
Лена Пчёлкина
Путь к любви для Лены Пчёлкиной был нелёгок и тернист
Надо запретить песню «Ленин в тебе и во мне». А на Серафима Туликова и Льва Ошанина подать в суд посмертно за оскорбление моей нравственности. Как вот во мне может быть Ленин, если я не замужем за ним?
…
А то что труп лежит посреди города, и на него все смотрят? Разве это не некрофилия? Да еще и уголовная статья глумление над трупом. Он разрешение не давал, вдова не давала и вообще…. Запретить. Я теперь не уймусь- я всех выведу на чистую воду…
…
ЕЩЁ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ
Макаревич был не прав. Мы не живём в «эпоху большой нелюбви».
Россия, как раз, всегда страдала от любви…
Любовь наша была как у подростков, довольно идиотская – или навсегда, или всё — трагедия на века.
Компромиссов не бывает.
Пленных не брать.
Мы живём много веков в эпоху какой-то великой любви, которая сметает всё на своем пути и пожирает своих детей с особой тщательностью.
Если бы Софья Перовская, дочь губернатора Петербурга, невзрачная тихая девочка, собравшаяся утвердить свою сексуальность подальше от света, не встретила бы на вокзале Желябова и не влюбилась бы в него…
Она бы лично не чертила планы и не махала бы белым платком бомбистам…
Если бы Александр II не влюбился бы в княгиню Долгорукову и не болтался бы один по городу в этой своей эйфории, он бы не встретился с друзьями Софьи Перовской.
Николай II любил свою жену прямо очень, до этого, правда, он любил Матильду Кшесинскую…
Ещё любил фотографию.
Жена его любила мужа, прямо очень, любила Распутина и ещё всяких вспомогательных лиц, трудящихся на ниве магических сил.
Пока они все друг друга любили, немного про@бали Родину.
С другой стороны про@бали — это тоже о любви.
Потом все любили Ленина. Но он быстро помер, кстати, тоже от болезни любви.
И плакали о нём « и дети в школах, и инженеры на заводах».
Потом все любили Сталина и Кирова, с убийства которого, на бабе, со спущенными штанами, ревнивым мужем, исторически начался террор (это же тоже любовь?).
Сталина любили очень. Первый тост был за него всегда. Неважно, сколько родственников и знакомых у поднимавших этот тост, уже было расстреляно, сидело или просто сгинуло. Вот «така любовь».
К Сталину была просто садо–мазо страсть, которая, как выяснилось, передается генетически.
Стокгольмский синдром, идентифицированный и изученный намного позже (но ведь это не значит, что его не было до момента идентификации), это просто детская игра в пленных немцев.
В горнило любви к Сталину, бросалось всё — собственная жизнь, родственники, знакомые, незнакомые, домашние животные и скарб весь без остатка.
То ли в водку что-то тогда подмешивали, то ли все поддались каким-то коллективным галлюцинациям. Иначе никак нельзя объяснить почему невысокий, всегда одинаково одетый, рябой, трусливый, сухорукий недоучившийся налётчик, сын алкоголика-сапожника и под стать ему @банутой голытьбы, так завладел либидо многих поколений. И до сих пор продолжает им владеть
.
Остальных не любили… Хотя Хрущев, все-таки, вынес второй труп из Мавзолея, и слегка развенчал миф. Его, как раз, стоило любить хотя бы за это. Это как муж, который купил квартиру, оплатил заранее учёбу детей, всё содержание на 100 лет, и даже свой собственный памятник, а потом запил.
И уже никто не помнит, что он сделал, хотя все этим пользуются, а просто говорят, что он алкаш и всю жизнь испоганил.
Дорогой Леонид Ильич …. Это все-таки о любви. Такой домашней, нашей. И поцелуи прямо в грызло… Мне лично особенно запомнился с Эриком Хонеккером.
Андропова и Черненко мы конечно тоже любили, но это был quickie. Глубинно и страстно мы не успели. Но мы очень скорбели, прямо каждый год.
Параллельно все продолжали любить Ленина — он же в тебе и во мне. Но уже как-то без страсти, как любят друг друга пенсионеры, прожившие 40 лет вместе.
К тому же, к нему можно было всегда прийти, рассказать о своей любви, и он не мог ответить “А я тебя нет”. То есть, в некотором роде, поддерживалось ощущение взаимности.
А потом пришла почти свобода. И мы поняли, что никого любить не надо, даже тех, кто нам ее предоставил.
Жили мы плохо, потому что без любви. Но весело. Мы же не влюблённые.
И вот в 12-00, 31 декабря 1999 года о нас позаботились.
Ура! Вот оно — сначало увлечение, робкая влюбленность, любовь, а потом страсть. И всё без взаимности. Как мы любим. И как мы привыкли. Мы снова в игре. Мы снова встали с колен. У нас есть армия, скрепы, фермерские продукты и автомат Калашникова (он, кстати, на флаге Мозамбика). Ничто так не ожесточает как любовь без взаимности.
Всё от нервов, и только несколько болезней от любви. Мы все никак не можем отлюбить, оглянуться и посмотреть вокруг. И найти другого — который не пьёт и не дерётся. Такие тоже есть — но их надо воспитывать под себя. Но, к сожалению, мы однолюбы. Один раз и навсегда. А то возбухнет память плоти из какой-то диковинной науки.
Сегодня обедала в ресторане, встретилась глазами с мужчиной. Это был не ОН. Но как забилось сердце…