Я написал «станет страшно». А почему?..
15 сентября, 2016 10:18 дп
Артём Липатов
Продолжим, что ли, писательский цикл… Уильямом Сарояном, пожалуй.
Усы — первое, что бросается в глаза на его поздних фотографиях. Он даже не похож на армянина — скорее, на какого-нибудь чеха с рождественской открытки. Но Уильям Сароян был армянином.
Он родился в Калифорнии, в семье беженца из Турции — геноцид, знаете ли, такая штука, кого хочешь выгонит с родной земли — но всю свою жизнь чувствовал родство с землей, что около Арарата.
Писал много и удачно, писал хорошо; переводился в Союзе — потому что антисоветчины припаять ему было при всем желании невозможно; писал об Армении и армянах, Америке и американцах. Писал о людях, короче, и очень их любил — прочитайте «Человеческую комедию» или, еще лучше, «Приключения Весли Джексона», и вы увидите там такой невероятной силы любовь, что станет страшно. Умер в 1981-м, похоронен во Фресно, но часть сердца его улетела в Армению, которую знал и любил, и лежит у подножья Арарата.
Я написал «станет страшно». А почему?
Потому что мы сегодняшние не умеем так любить себе подобных. Потому что мы готовы разорвать друг друга на куски за самую идиотскую глупость, за дурацкую оплошность, за неосторожное слово, за хер знает что вообще. А Сароян умел показать, что и в быту, и на войне, и в любви можно и должно оставаться с той частичкой огня любви, которая Господом в тебя заложена. И не давать ему разгораться в пламя ненависти или неоновый огонь безразличия.
…Армяне построили храм неподалеку от Екатерининского парка, из розового туфа, привезенного из Армении — красивый, высокий, строгий храм. У него есть отличия от многих церквей иных конфессий: он не страшный и не смешной. Он прекрасен, но не запредельно. Он величественный, но не давит. Проза Сарояна не такая — она домашняя, улыбчивая, трогательная, она умеет плакать и горевать, умеет радоваться навзрыд. Но почему-то я, проходя мимо армянского храма, все время вспоминаю Сарояна.
Думаю, дело тут в человечности.
Артём Липатов
Продолжим, что ли, писательский цикл… Уильямом Сарояном, пожалуй.
Усы — первое, что бросается в глаза на его поздних фотографиях. Он даже не похож на армянина — скорее, на какого-нибудь чеха с рождественской открытки. Но Уильям Сароян был армянином.
Он родился в Калифорнии, в семье беженца из Турции — геноцид, знаете ли, такая штука, кого хочешь выгонит с родной земли — но всю свою жизнь чувствовал родство с землей, что около Арарата.
Писал много и удачно, писал хорошо; переводился в Союзе — потому что антисоветчины припаять ему было при всем желании невозможно; писал об Армении и армянах, Америке и американцах. Писал о людях, короче, и очень их любил — прочитайте «Человеческую комедию» или, еще лучше, «Приключения Весли Джексона», и вы увидите там такой невероятной силы любовь, что станет страшно. Умер в 1981-м, похоронен во Фресно, но часть сердца его улетела в Армению, которую знал и любил, и лежит у подножья Арарата.
Я написал «станет страшно». А почему?
Потому что мы сегодняшние не умеем так любить себе подобных. Потому что мы готовы разорвать друг друга на куски за самую идиотскую глупость, за дурацкую оплошность, за неосторожное слово, за хер знает что вообще. А Сароян умел показать, что и в быту, и на войне, и в любви можно и должно оставаться с той частичкой огня любви, которая Господом в тебя заложена. И не давать ему разгораться в пламя ненависти или неоновый огонь безразличия.
…Армяне построили храм неподалеку от Екатерининского парка, из розового туфа, привезенного из Армении — красивый, высокий, строгий храм. У него есть отличия от многих церквей иных конфессий: он не страшный и не смешной. Он прекрасен, но не запредельно. Он величественный, но не давит. Проза Сарояна не такая — она домашняя, улыбчивая, трогательная, она умеет плакать и горевать, умеет радоваться навзрыд. Но почему-то я, проходя мимо армянского храма, все время вспоминаю Сарояна.
Думаю, дело тут в человечности.