«Бедный город, но до чего же sexy», — повторяют и горожане, и приезжие
2 августа, 2016 8:55 дп
Elena Kotova
Елена Котова:
Берлин: импровизация урбанистики
Фото: Fabrizio Bensch / Reuters
Берлин завораживает. Центр «новой экономики», высоких технологий, стартапов. В этом городе процветают все виды визуального искусства, тут эксперементируют с медиа и музыкой. Писатель и публицист Елена Котова специально для МОСЛЕНТЫ написала о том, как Берлин утверждает себя в качестве подлинной столицы Германии и всей Европы и что по этому поводу думают его жители. Этот очерк открывает цикл статей о том, как меняются города и люди, которые в них живут, и о дискуссиях, которые эту трансформацию сопровождают. Редакция МОСЛЕНТЫ полагает, что для москвичей сейчас это особенно актуально.(оригинал)
Две планеты
«Ich bin ein Berliner». «Я — берлинец». Всего в одной фразе, которую любят те берлинцы, что постарше, – непростой удел города, его история. Без истории не понять того Берлина, которым сегодня восхищается вся Европа.
Над идентичностью Берлина в ХХ веке поставили единственный в своём роде эксперимент. В конце 1940-х Берлин, как и вся послевоенная Германия, лежал в руинах. «Только каждый пятый младенец мог быть завернут в собственные пеленки, и лишь каждый третий немец мог надеяться быть похороненным в собственном гробу», — писал Людвиг Эрхард, главный реформатор послевоенной Западной Германии. Оккупированный и разделенный город превратился в стройплощадку: власти стремились обеспечить кров людям и достойную жизнь. Каждые на свой манер, но примерно с одинаковым результатом: восток жил по-советски бедно, запад — просто бедно, а два года, с 1948 по 1949 годы, — вообще в блокаде.
После того, как в 1961 году Берлин разрезала пополам стена, пространство города на долгие годы попало в заложники политических идеологий. К Восточному Берлину отошел Mitte — прежний центр: легендарная Унтер ден Линден, идущая от Бранденбургских ворот, оставшихся за стеной. За ней — колоссальная Александер платц и аллея Карла Маркса с шеренгами зданий в стиле сталинского ампира. Похоже и на Кутузовский проспект Москвы, и на проспект Ленина в Минске. Единство стилистики соцлагеря.
Далее — Фридрихсхайн аллея, к северу от нее — район Прецлауэр Берг, более-менее уцелевший в войну. Здесь старые дома после войны не реставрировали, жить можно и ладно. Они ветшали, покрываясь копотью — и от традиционного отопления углём, и от того, что сразу за ними начинались промзоны. Вся остальная часть Восточного Берлина – море серо-белых панельных домов, не отличить от московского Чертаново.
В Западном Берлине, наоборот, даже вполне поддающиеся реставрации дома сносили – никакой преемственности с Рейхом. Там полигон градостроительных экспериментов. Доминирует архитектурный функицонализм — идея экологичного недорогого жилья. Средней этажности дома сливаются в брутально-бетонные кварталы. Порой от восточной части не отличить. Только в районе Шарлоттенбурга и Курфюрстендамм, куда сместился центр, точечно восстанавливали единицы старых зданий, втыкая в руины между ними чудовищно-уродливые коробками со следами стиля «баухаус».
Окраины здесь оформлены всё той же мешаниной из уцелевших, некогда роскошных домов стилей «ар деко» и «ар нуво» с бетонными уродами. В Кройцберге сплошь иммигранты-гастарбайтеры, которые до 2010 года составляли треть 170-тысячного населения округа, к чему тут модернизация. В Нойкёльне, где коренные берлинцы, — чистенько и убого. Жилье средней семьи — пять-шесть человек в трёхкомнатной квартире, с одной ванной, а то и кухней на весь этаж.
Берлин вновь становится стройплощадкой, идеология и функционал доминируют над формой в каждой из частей разделенного города. Стороны, вступившие в «холодную войну», тратят сотни миллионов, превращая доставшиеся им части Берлина в витрины собственного, нового «благосостояния для всех».
Стены нет!
Ночью 9 октября 1989 года тысячи людей идут прикоснуться к Бранденбургским воротам, почти тридцать лет скрытым стеной в межграничной зоне. В прошлом и чек-пойнт Чарли, и «Дворец слёз» — вокзал на Фридрихштрассе, где восточные берлинцы прощались со своими родными с запада, приехавшими их навестить.
Главная задача — объединить две планеты снова в одну, связать две части города инфраструктурно и эстетически. Город снова превращается в стройплощадку.
С метро всё относительно просто: туннели были прорыты ещё до войны, при постройке стены их забили, оставалось немного — всё вычистить и возвести новые станции. Сложнее с S-Bahn’ом — подобием электричек, идущих к центру с окраин. Пути прокладывают заново, в обход жилых кварталов, построенных за это время, всё перекопано, везде гигантские пробки, жители протестуют.
В Берлин переезжает столица. По соседству с Mitte, — районом ведомств и посольств, — уцелевший Рейхстаг, теперь место заседаний Бундестага. Вокруг пустыри — результат ковровых бомбардировок. По обе стороны разметки стены растут здания аппарата парламента, бюро канцлера, правительства, новая штаб-квартира партии SPD (СДПГ).
Все – в стиле индустриального постмодернизма. Причудливых форм аквариумы перетянуты стальными прутьями, с окнами в несколько этажей — круглыми или даже треугольными. В квартале под названием «Музейный остров» английский архитектор Давид Чипперфильд заново создает «Новый музей» — снаружи имперское здание, внутри — галереи со стеклянными стенами и наклонными полами, сменившими лестницы.
Эта архитектура XXI века призвана соединить в единое пространство уродливо-бетонную западную часть со старинным центром, сталинским ампиром и с восточными «Черемушками». Теперь уже не в западной, а в восточной части старательно стирают следы прошлого. Раскрашивают серые коробки домов, пристраивают балконы. Воссоздать единый социум оказалось куда сложнее.
Дворец эстетической катастрофы
После падения стены в сознании горожан образовалась смесь самого разного наследия. Восточные жители Берлина комплексуют перед западными, хотят забыть «Штази» и ностальгируют по маниловщине социализма. У западных комплекс превосходства свободных состоятельных людей и тут же левацкие заскоки, выросшие из доктрины «благосостояния для всех». У этнических меньшинств — иммигрантов — узаконенное властью желание получить все сразу и на халяву. С 1993 года, когда был принят новый градостроительный план столицы Германии, эта разрозненность взглядов жителей объединенного Берлина стала особенно заметна.
С 1993 берлинцы спорили, каким должен стать новый городской дворец, попутно снеся в 2008 году прежний Дворец республики. Его построили во времена ГДР в центре острова Шпрееинзель, на месте разрушенного Stadtschloss, дворца династии Гогенцоллеров. Пока тянулись дебаты, парламентские слушания, жители восточного Берлина впали в ностальгию по уничтоженному Дворцу, который хоть и символизировал «совдепию», но вспоминается теперь как место народных торжеств.
В новом Берлинском дворце, достроенном лишь этой весной, разместят музей восточных цивилизаций. Архитектура здания — символ постоянного движения Берлина, вобравшего в себя единство современности. Журнал Der Spiegel назвал дворец эстетической и экономической катастрофой, памятником «единения прусского прошлого со светлым будущим наследия Меркель». И уже никто не восторге от того, что символ обошёлся в 590 млн евро. За треть этого бюджета можно было весь район застроить социальным жильем, в котором так нуждается перенаселённый и небогатый город.
Столько же лет спорили и по поводу застройки Александер платц. И жители, и архитекторы, и политики противились строительству десяти 150-метровых высоток, частью жилых, частью офисных. Облик площади начала 1960-х теперь уже кажется чуть ли не историческим наследием, а её хотят превратить в реплику Чикаго и Нью-Йорка. Уж если и строить, то социальное жильё. Снова протесты, разъяснения, что жильё может расти лишь ввысь, поиск компромисса.
Только месяц назад получено первое разрешение на строительство. В «Alex Turm» разместится 475 квартир, которые уже сейчас хотят скупить «азиаты и русские». Инвестор из Гонконга выкупает 10 этажей небоскреба, несмотря на немыслимую по меркам Берлина цену 5-15 тысяч евро за квадратных метров, в числе других инвесторов и российская «Monarch Group». «Союз русского конструктивизма и немецкого модерна» — пишет об этом проекте немецкая пресса.
В поисках баланса
По вечерам жизнь в центре Берлина замирает — за исключением туристической Парицер платц и развеселой площади Жандарммаркт. Чиновники исчезают, магазины на главной торговой улице Фридрихштрассе закрываются. Жизнь вспыхивает в новых «центрах» — Кройцберге, Прецлауэр-Берге, Фридрихсхайне. Как в джазе: у каждого центра своя мелодия, общие лишь ритм и всё убыстряющийся темп.
Берлин растет: вширь, всё больше вверх, но население растёт быстрее. За последние десять лет прибавилось почти полмиллиона. Это помимо притока десятков тысяч беженцев с 2014 года. Главная проблема города по-прежнему в нехватке жилья: лишь у 15% горожан оно собственное, остальные снимают квартиры, причем способны платить лишь весьма скромную арендную плату.
Начался обычный для крупных городов процесс «джентрификации» — роста цен на недвижимость в бедных, но близких к центру районах, в округа, некогда заселённые гастарбайтерами, подтягивалась всё более зажиточная публика. Берлинцы спохватились: жильё дорожает.
В прошлом году проведён закон о контроле над уровнями арендной платы. Старому арендатору цену поднимать можно лишь в пределах индекса инфляции. Новому — не более, чем на 10% выше средней цены по округу. В результате средний уровнь аренды жилья по цене в 8,9 евро за квадратный метр в месяц за стометровую квартиру — 900 евро или 70 тысяч рублей. Даже в Москве, причём в кризис, цены выше.
Арендаторы довольны, а хозяева используют все лазейки, которые можно найти в законе, чтобы обойти ограничения. Население и Союз арендаторов — мощная общественная сила города — требуют более жёстких поправок к закону. А рынок всё наступает. И, в общем, уже побеждает: высок спрос со стороны состоятельных немцев и европейских иммигрантов, приезжающих в Берлин, чтобы работать в финансах, венчурном бизнесе, медиа.
Местное население ужасается ценам на жилье, для приезжих они до смешного низкие в сравнении с другими крупными городами. Вечная борьба нового со старым. В бедном Нойкёльне рядом с «пролетарским» жильём растут роскошные апартаменты. Вокруг давно закрытого аэропорта Темпельхоф по соседству, на пустырях, где годами только катались на велосипедах и выгуливали собачек, началась застройка. Немедленно протесты: нужны зелень и свежий воздух.
Здесь, словно назло соседям, построили просто вызывающий дом: в него въезжают прямо на машинах, лифт поднимает их на террасы квартир — индивидуальные мини-парковки. В этот дом по ночам летят камни. Молодежь Нойкёльна ездит сюда по ночам в масках на мотоциклах, бьёт окна. Они знают, что после появления таких соседей поблизости очень скоро откроются и дорогие рестораны, и лавки органической еды, поднимутся цены и — главное! — средний уровень аренды во всем округе.
Новая стена
«Бедный город, но до чего же sexy», — повторяют и горожане, и приезжие. В нём соседство разных мировоззрений, богатство, стыдящееся показухи, атмосфера вдохновения. Он креативнее Лондона, намного свободнее Парижа, гораздо скромнее Нью-Йорка.
Берлин с его безбрежным потенциалом продолжает импровизировать и в начале XXI века претендует на звание «моста» между западным развитым миром и рынками развивающимися. По концентрации новых технологий, коммуникаций, венчуров и медиа он может скоро составить конкуренцию Силиконовой долине. Так экономику Европы и Америки в 1980-х годах ранее соединил Лондон.
Но не все жители Берлина однако рады изменениям и всё возрастающей миграции. Пару недель назад на Рижской улице — Rigaer strasse — произошло побоище. Ранены более 120 полицейских, выселявшие сквоттеров. Сквоттерство всегда процветало в перенаселённом бедном Берлине как ответ голодной молодежи на недоступную для них арендную плату. Этот трудный народец собственники жилья годами терпели, даже любили: аренду собираешь со скандалом, зато можно ничего не ремонтировать. Сдашь приличным людям — разница в деньгах невеликая, аренда же под госконтролем.
Любовь собственников к сквоттерам прошла сразу после того, как появились беженцы, за которых аренду платит государство по сумасшедшим расценкам. Если стометровую квартиру сдавать сквоттерам или обычным арендаторам — получишь около тысячи евро в месяц. Если сирийцам, которые ничего – пока ещё! — не требуют от радости, что их приютила Willkommenskultur, то в десять раз больше. Сквотерры отбивались от полиции на лестницах, на улице, потом в суде.
В итоге они выиграли: выселение тех, у кого не истекли арендные договора — пусть даже по ним и платили через пень-колоду — признано незаконным. Но в конце концов, это не спор сквоттеров с государством, а реакция общества на стремительные изменения, которе происходят с городом.
В «новую экономику», бенефициаром которой стал Берлин, вкладывается сегодня каждый второй евро инвесторов страны. В город со всей Европы стягивается человеческий капитал соответствующего калибра, просто съезжаются мигранты в поисках лучшей доли. Но многим жителям Берлина кажется, что сегодня в городе возводят новую стену, которая совсем скоро отделит новых космополитов от тех, кто ещё вчера радовался объединенной Германии.
Elena Kotova
Елена Котова:
Берлин: импровизация урбанистики
Берлин завораживает. Центр «новой экономики», высоких технологий, стартапов. В этом городе процветают все виды визуального искусства, тут эксперементируют с медиа и музыкой. Писатель и публицист Елена Котова специально для МОСЛЕНТЫ написала о том, как Берлин утверждает себя в качестве подлинной столицы Германии и всей Европы и что по этому поводу думают его жители. Этот очерк открывает цикл статей о том, как меняются города и люди, которые в них живут, и о дискуссиях, которые эту трансформацию сопровождают. Редакция МОСЛЕНТЫ полагает, что для москвичей сейчас это особенно актуально.(оригинал)
Две планеты
«Ich bin ein Berliner». «Я — берлинец». Всего в одной фразе, которую любят те берлинцы, что постарше, – непростой удел города, его история. Без истории не понять того Берлина, которым сегодня восхищается вся Европа.
Над идентичностью Берлина в ХХ веке поставили единственный в своём роде эксперимент. В конце 1940-х Берлин, как и вся послевоенная Германия, лежал в руинах. «Только каждый пятый младенец мог быть завернут в собственные пеленки, и лишь каждый третий немец мог надеяться быть похороненным в собственном гробу», — писал Людвиг Эрхард, главный реформатор послевоенной Западной Германии. Оккупированный и разделенный город превратился в стройплощадку: власти стремились обеспечить кров людям и достойную жизнь. Каждые на свой манер, но примерно с одинаковым результатом: восток жил по-советски бедно, запад — просто бедно, а два года, с 1948 по 1949 годы, — вообще в блокаде.
После того, как в 1961 году Берлин разрезала пополам стена, пространство города на долгие годы попало в заложники политических идеологий. К Восточному Берлину отошел Mitte — прежний центр: легендарная Унтер ден Линден, идущая от Бранденбургских ворот, оставшихся за стеной. За ней — колоссальная Александер платц и аллея Карла Маркса с шеренгами зданий в стиле сталинского ампира. Похоже и на Кутузовский проспект Москвы, и на проспект Ленина в Минске. Единство стилистики соцлагеря.
Далее — Фридрихсхайн аллея, к северу от нее — район Прецлауэр Берг, более-менее уцелевший в войну. Здесь старые дома после войны не реставрировали, жить можно и ладно. Они ветшали, покрываясь копотью — и от традиционного отопления углём, и от того, что сразу за ними начинались промзоны. Вся остальная часть Восточного Берлина – море серо-белых панельных домов, не отличить от московского Чертаново.
В Западном Берлине, наоборот, даже вполне поддающиеся реставрации дома сносили – никакой преемственности с Рейхом. Там полигон градостроительных экспериментов. Доминирует архитектурный функицонализм — идея экологичного недорогого жилья. Средней этажности дома сливаются в брутально-бетонные кварталы. Порой от восточной части не отличить. Только в районе Шарлоттенбурга и Курфюрстендамм, куда сместился центр, точечно восстанавливали единицы старых зданий, втыкая в руины между ними чудовищно-уродливые коробками со следами стиля «баухаус».
Окраины здесь оформлены всё той же мешаниной из уцелевших, некогда роскошных домов стилей «ар деко» и «ар нуво» с бетонными уродами. В Кройцберге сплошь иммигранты-гастарбайтеры, которые до 2010 года составляли треть 170-тысячного населения округа, к чему тут модернизация. В Нойкёльне, где коренные берлинцы, — чистенько и убого. Жилье средней семьи — пять-шесть человек в трёхкомнатной квартире, с одной ванной, а то и кухней на весь этаж.
Берлин вновь становится стройплощадкой, идеология и функционал доминируют над формой в каждой из частей разделенного города. Стороны, вступившие в «холодную войну», тратят сотни миллионов, превращая доставшиеся им части Берлина в витрины собственного, нового «благосостояния для всех».
Стены нет!
Ночью 9 октября 1989 года тысячи людей идут прикоснуться к Бранденбургским воротам, почти тридцать лет скрытым стеной в межграничной зоне. В прошлом и чек-пойнт Чарли, и «Дворец слёз» — вокзал на Фридрихштрассе, где восточные берлинцы прощались со своими родными с запада, приехавшими их навестить.
Главная задача — объединить две планеты снова в одну, связать две части города инфраструктурно и эстетически. Город снова превращается в стройплощадку.
С метро всё относительно просто: туннели были прорыты ещё до войны, при постройке стены их забили, оставалось немного — всё вычистить и возвести новые станции. Сложнее с S-Bahn’ом — подобием электричек, идущих к центру с окраин. Пути прокладывают заново, в обход жилых кварталов, построенных за это время, всё перекопано, везде гигантские пробки, жители протестуют.
В Берлин переезжает столица. По соседству с Mitte, — районом ведомств и посольств, — уцелевший Рейхстаг, теперь место заседаний Бундестага. Вокруг пустыри — результат ковровых бомбардировок. По обе стороны разметки стены растут здания аппарата парламента, бюро канцлера, правительства, новая штаб-квартира партии SPD (СДПГ).
Все – в стиле индустриального постмодернизма. Причудливых форм аквариумы перетянуты стальными прутьями, с окнами в несколько этажей — круглыми или даже треугольными. В квартале под названием «Музейный остров» английский архитектор Давид Чипперфильд заново создает «Новый музей» — снаружи имперское здание, внутри — галереи со стеклянными стенами и наклонными полами, сменившими лестницы.
Эта архитектура XXI века призвана соединить в единое пространство уродливо-бетонную западную часть со старинным центром, сталинским ампиром и с восточными «Черемушками». Теперь уже не в западной, а в восточной части старательно стирают следы прошлого. Раскрашивают серые коробки домов, пристраивают балконы. Воссоздать единый социум оказалось куда сложнее.
Дворец эстетической катастрофы
После падения стены в сознании горожан образовалась смесь самого разного наследия. Восточные жители Берлина комплексуют перед западными, хотят забыть «Штази» и ностальгируют по маниловщине социализма. У западных комплекс превосходства свободных состоятельных людей и тут же левацкие заскоки, выросшие из доктрины «благосостояния для всех». У этнических меньшинств — иммигрантов — узаконенное властью желание получить все сразу и на халяву. С 1993 года, когда был принят новый градостроительный план столицы Германии, эта разрозненность взглядов жителей объединенного Берлина стала особенно заметна.
С 1993 берлинцы спорили, каким должен стать новый городской дворец, попутно снеся в 2008 году прежний Дворец республики. Его построили во времена ГДР в центре острова Шпрееинзель, на месте разрушенного Stadtschloss, дворца династии Гогенцоллеров. Пока тянулись дебаты, парламентские слушания, жители восточного Берлина впали в ностальгию по уничтоженному Дворцу, который хоть и символизировал «совдепию», но вспоминается теперь как место народных торжеств.
В новом Берлинском дворце, достроенном лишь этой весной, разместят музей восточных цивилизаций. Архитектура здания — символ постоянного движения Берлина, вобравшего в себя единство современности. Журнал Der Spiegel назвал дворец эстетической и экономической катастрофой, памятником «единения прусского прошлого со светлым будущим наследия Меркель». И уже никто не восторге от того, что символ обошёлся в 590 млн евро. За треть этого бюджета можно было весь район застроить социальным жильем, в котором так нуждается перенаселённый и небогатый город.
Столько же лет спорили и по поводу застройки Александер платц. И жители, и архитекторы, и политики противились строительству десяти 150-метровых высоток, частью жилых, частью офисных. Облик площади начала 1960-х теперь уже кажется чуть ли не историческим наследием, а её хотят превратить в реплику Чикаго и Нью-Йорка. Уж если и строить, то социальное жильё. Снова протесты, разъяснения, что жильё может расти лишь ввысь, поиск компромисса.
Только месяц назад получено первое разрешение на строительство. В «Alex Turm» разместится 475 квартир, которые уже сейчас хотят скупить «азиаты и русские». Инвестор из Гонконга выкупает 10 этажей небоскреба, несмотря на немыслимую по меркам Берлина цену 5-15 тысяч евро за квадратных метров, в числе других инвесторов и российская «Monarch Group». «Союз русского конструктивизма и немецкого модерна» — пишет об этом проекте немецкая пресса.
В поисках баланса
По вечерам жизнь в центре Берлина замирает — за исключением туристической Парицер платц и развеселой площади Жандарммаркт. Чиновники исчезают, магазины на главной торговой улице Фридрихштрассе закрываются. Жизнь вспыхивает в новых «центрах» — Кройцберге, Прецлауэр-Берге, Фридрихсхайне. Как в джазе: у каждого центра своя мелодия, общие лишь ритм и всё убыстряющийся темп.
Берлин растет: вширь, всё больше вверх, но население растёт быстрее. За последние десять лет прибавилось почти полмиллиона. Это помимо притока десятков тысяч беженцев с 2014 года. Главная проблема города по-прежнему в нехватке жилья: лишь у 15% горожан оно собственное, остальные снимают квартиры, причем способны платить лишь весьма скромную арендную плату.
Начался обычный для крупных городов процесс «джентрификации» — роста цен на недвижимость в бедных, но близких к центру районах, в округа, некогда заселённые гастарбайтерами, подтягивалась всё более зажиточная публика. Берлинцы спохватились: жильё дорожает.
В прошлом году проведён закон о контроле над уровнями арендной платы. Старому арендатору цену поднимать можно лишь в пределах индекса инфляции. Новому — не более, чем на 10% выше средней цены по округу. В результате средний уровнь аренды жилья по цене в 8,9 евро за квадратный метр в месяц за стометровую квартиру — 900 евро или 70 тысяч рублей. Даже в Москве, причём в кризис, цены выше.
Арендаторы довольны, а хозяева используют все лазейки, которые можно найти в законе, чтобы обойти ограничения. Население и Союз арендаторов — мощная общественная сила города — требуют более жёстких поправок к закону. А рынок всё наступает. И, в общем, уже побеждает: высок спрос со стороны состоятельных немцев и европейских иммигрантов, приезжающих в Берлин, чтобы работать в финансах, венчурном бизнесе, медиа.
Местное население ужасается ценам на жилье, для приезжих они до смешного низкие в сравнении с другими крупными городами. Вечная борьба нового со старым. В бедном Нойкёльне рядом с «пролетарским» жильём растут роскошные апартаменты. Вокруг давно закрытого аэропорта Темпельхоф по соседству, на пустырях, где годами только катались на велосипедах и выгуливали собачек, началась застройка. Немедленно протесты: нужны зелень и свежий воздух.
Здесь, словно назло соседям, построили просто вызывающий дом: в него въезжают прямо на машинах, лифт поднимает их на террасы квартир — индивидуальные мини-парковки. В этот дом по ночам летят камни. Молодежь Нойкёльна ездит сюда по ночам в масках на мотоциклах, бьёт окна. Они знают, что после появления таких соседей поблизости очень скоро откроются и дорогие рестораны, и лавки органической еды, поднимутся цены и — главное! — средний уровень аренды во всем округе.
Новая стена
«Бедный город, но до чего же sexy», — повторяют и горожане, и приезжие. В нём соседство разных мировоззрений, богатство, стыдящееся показухи, атмосфера вдохновения. Он креативнее Лондона, намного свободнее Парижа, гораздо скромнее Нью-Йорка.
Берлин с его безбрежным потенциалом продолжает импровизировать и в начале XXI века претендует на звание «моста» между западным развитым миром и рынками развивающимися. По концентрации новых технологий, коммуникаций, венчуров и медиа он может скоро составить конкуренцию Силиконовой долине. Так экономику Европы и Америки в 1980-х годах ранее соединил Лондон.
Но не все жители Берлина однако рады изменениям и всё возрастающей миграции. Пару недель назад на Рижской улице — Rigaer strasse — произошло побоище. Ранены более 120 полицейских, выселявшие сквоттеров. Сквоттерство всегда процветало в перенаселённом бедном Берлине как ответ голодной молодежи на недоступную для них арендную плату. Этот трудный народец собственники жилья годами терпели, даже любили: аренду собираешь со скандалом, зато можно ничего не ремонтировать. Сдашь приличным людям — разница в деньгах невеликая, аренда же под госконтролем.
Любовь собственников к сквоттерам прошла сразу после того, как появились беженцы, за которых аренду платит государство по сумасшедшим расценкам. Если стометровую квартиру сдавать сквоттерам или обычным арендаторам — получишь около тысячи евро в месяц. Если сирийцам, которые ничего – пока ещё! — не требуют от радости, что их приютила Willkommenskultur, то в десять раз больше. Сквотерры отбивались от полиции на лестницах, на улице, потом в суде.
В итоге они выиграли: выселение тех, у кого не истекли арендные договора — пусть даже по ним и платили через пень-колоду — признано незаконным. Но в конце концов, это не спор сквоттеров с государством, а реакция общества на стремительные изменения, которе происходят с городом.
В «новую экономику», бенефициаром которой стал Берлин, вкладывается сегодня каждый второй евро инвесторов страны. В город со всей Европы стягивается человеческий капитал соответствующего калибра, просто съезжаются мигранты в поисках лучшей доли. Но многим жителям Берлина кажется, что сегодня в городе возводят новую стену, которая совсем скоро отделит новых космополитов от тех, кто ещё вчера радовался объединенной Германии.