ФАТАЛЕН ЛИ ДЛЯ РОССИИ ПУТИН?

7 ноября, 2015 9:54 дп

Александр Янов

i (1)

Александр Янов: 

Начнем с терминов просто потому, что иначе непременно увязнем в терминологических спорах, в «контроверзе», как сказал бы Л.Н.Гумилев. То что произошло в 1991 году, люди в России понимают, мало сказать по разному, — противоположно: одни как победу, другие — как поражение. Ну подумайте, имел ли бы смысл спор тех, кто думает, что жизнь на земле создал Господь, с теми, кто верит в эволюцию по Дарвину? Но ведь то же самое произойдет, если одни спорщики (назовем их «имперцами») уверены, что крушение СССР было результатом «спецоперации Запада по развалу великой державы», а другие (русские европейцы) — что распад советской империи был началом последней великой революции в Европе, несоизмеримой по своему значению ни с Февралем 1861, ни с Февралем 1917.

Из первого термина («развал державы») следует, что империю следует назло Западу восстановить, РЕВАНШ, одним словом, следует. Из второго («европейская революция») — что пришло время исполнить, наконец, двухсотлетней давности завещание Чаадаева и «слиться с Европой», как сделали послевоенная Германия (и все без исключения бывшие сателлиты империи). Стать, другими словами, как стали они,, нормальными европейскими государствами. Поймут ли друг друга эти спорщики?

ПУТАНИЦА
Вопрос риторический. Но когда б терминологическая путаница на этом заканчивалась! Увы, есть у нее и другой, поистине кровавый, как выяснилось, аспект, еще больше усложняющий картину. Посмотрите, что происходит сегодня между Россией и Украиной. Имеем мы там дело с триумфом «имперцев», восстанавливающих империю, или с обыкновенным национализмом, ксенофобией?

Одни говорят, что аннексируя Крым и затевая всю эту кровавую бучу с «Новороссией», державники, имперцы пытаются таким образом восстановить «разваленную спецоперацией Запада» державу. Погодите, однако, возражают другие, откликнулись ведь массы (подогреваемые, нет слов, взбесившимся ящиком), вовсе не на какие-то державные замыслы, а на то, что Крым олять «наш» — русский. На то, что в Донбассе «укронацисты» лишают родного языка, убивают наших братьев — русских. «Бей укров, спасай Россию !» — так, по крайней мере, выглядит это в ящике. Если это не чистой воды национализм, и притом худшего черносотенного толка, я не знаю, что такое национализм.

Но почему же, с другой стороны, пришли в такой восторг от всей этой катавасии именно державники? Загляните на сайт Изборского клуба, их главного интеллектуального центра, идейной штаб-квартиры реваншистов, если хотите. Там ведь царит праздник и ликование по поводу того, что «Путин отрезал себе путь назад», что «Путин, наконец-то, приступил к воссоединению державы!» Неспроста же задает поэтому вопрос А.А. Венедиктов, и очень публично притом задает, «так кто же Путин —националист или имперец?»

Странно лишь, что в собеседники себе выбрал он известного теоретика империи Алексея Миллера, договорившегося до того, что украинцев создали немцы — в лагерях для военнопленных во время первой мировой войны. И не спросил его Венедиктов, как в таком случае быть с Иваном Франко, с Лесей Украинкой, с Тарасом Шевченко, наконец? Как быть со всей замечательной украинской литературой XIX века, которую преследовал еще Николай I? Ее что, тоже в лагерях для военнопленных вырастили?

И как быть с классической историографией русского империализма?.Кем был Николай Данилевский — имперцем или националистом? А державник Константин Леонтьев, которому случалось писать «я больше националист, чем славянофилы»? А Николай Михайлович Карамзин, обронивший однажды «пусть иностранцы осуждают раздел Польши, мы взяли свое» (это, между прочим, об Украине), он кем был?

Ответ, казалось бы, напрашивается сам собой: все это были, так же, как сегодня, допустим, председатель того же Изборского клуба Александр Проханов, имперские националисты (в отличие от этнических, ратующих за «Россию для русских»). Что происходит, в Украине, с их точки зрения? Вот что думает об этом А.Ю. Бородай, быший премьер ДНР: «Границы Русского мира шире границ РФ. Я выполняю историческую миссию во имя русской нации, суперэтноса… Потому что есть Великая Россия, Российская империя. И украинские сепаратисты, которые находятся в Киеве, борются против Российской империи».

Он-то думает о себе, как о патриоте своей страны, Только под своей страной подразумевает он Российскую империю. Это и называется ИМПЕРСКИЙ НАЦИОНАЛИЗМ. Понятно теперь, почему на Изборской улице праздник? Так есть ли смысл затевать дискуссию о том, кто такой Путин — националист или имперец?

Надеюсь, читатель согласится, что путаницы мы избежали..

НО ПОЙДЕМ ПО ПОРЯДКУ
Сперва о «чаадаевском», если можно так выразиться, случае. Есть ли у нас основания рассматривать 1991 год как начало европейской революции? Конечно, как всякая революция, перевернул он судьбу страны вверх дном и заставил ее население начинать жизнь, так сказать, с чистого листа. Но ведь и большевистская революция 1917 сделала с Россией то же самое. Но завела она страну лишь в очередной тупик. Значит не всякая революция в России — европейская? Обратимся поэтому к нашей палочке-выручалочке, к истории, к опыту, то есть, предшествовавших великих европейских революций. Как складывались они?

Великая английская революция 1640-1660 началась с кровавой гражданской войны между королем и парламентом, сопровождалась цареубийством 1649-го, провозглашением республики и завершилась реакционным откатом в протекторат (диктатуру) Кромвеля.. Но что осталось от нее этой революции в истории, в сухом, так сказать, остатке, кроме, конечно, тысяч и тысяч поломанных жизней? Осталась, одним словом, после всех этих ужасов договороспособность британских элит, которые уже в 1688 году примирились на идее конституционной монархии.. И не в том лишь дело , что оказался этот компромисс единственной формой монархического правления, пережившей столетия, но и в том, что стал он единственно возможным коконом, в котором могла созреть демократия. Без него Европа не была бы тем, чем она стала.

Великая французская революция 1789-1815 началась формально, конечно, со штурма Бастилии и провозглашения Свободы, Равенства и Братства, но на самом деле с цареубийства, сопровождалась кровавым якобинским террором и завершилась опять-таки откатом в диктатуру — на этот раз Бонапарта. Но что в сухом остатке? Французские элиты не сумели, в отличие от британских, найти общий язык на протяжении полувека (так же,заметим в скобках, как впоследстии, опять-таки в отличие он британцев, не примирились они сразу с крушением своей империи, увы, умом французов, как известно, не понять ). Но от крестьянской собственности на землю, завещанной им революцией наряду с Кодексом Наполеона, не отказались. Более того, именно эти нововведения и стали социальным и правовым фундаментом, без которого Европа опять-таки не стала бы Европой.

Но ведь, присмотритесь, и с революцией 1991-? происходило все примерно так же, как и с ее предшественницами Несмотря даже на то, что у нас все было несопоствимо сложнее (сказалась вековая запоздалость): политическая революция переплелась с социальной и антиимперской. То, что у предшественниц растянулось на столетия, сжалось у нас в один неразъемный узел. После десятилетий за железным занавесом, о котором те и понятия не имели, России предстояло открыться миру; после тотального огосударствления экономики — перейти к свободному рынку; после автаркии — к встраиванию в мировое хозяйство; после беспощадной конфронтации с Западом — слиться, говоря словами Чаадаева с «великой семье европейской». Короче, России — единственной из всей плеяды посткоммунистичеких стран, обраовавшихся на развалинах империи, — предстоял в 1991 году ТРОЙНОЙ переход: от Госплана к рыночному хозяйству, от однопартийной диктатуры к разделению властей и от империи к федерации.

Чудо, что при таком стечении обстоятельств обошлось все без цареубийства, без гражданской войны, без террора. Если уж и В.В.Путин, практически буквально повторил слова Чаадаева о стремлении тогдашней России в «европейскую семью», можно не сомневаться, что именно так в 1991 году и было. Вот документальное свидетельство: «Падение Берлинской стены стало возможным благодаря историческому выбору народа России, выбору в пользу демократии и свободы, открытости и искреннему партнерству со всеми членами европейской семьи» (это из знаменитой «Мюнхенской речи» 10 февраля 2007 года). Как видим, даже в самой своей антизападной речи Путин все же рассматривал революцию 1991 года как ПОБЕДУ России (похоронив попутно изборскую версию о «спецоперации Запада по развалу державы»).

Мало того, очевидно из слов Путина, что была она именно европейской (вдоховлена стремлением «к, партнерству со всеми членами семьи европейской», не говоря уже о стремлении «к демократии и свободе»). И судьба ее, естественно, сложилась поэтому так же, как и судьба ее предшественниц.Так же, как они, перевернул этот «исторический выбор» жизнь страны с головы на ноги. И так же, как в них, повеявшее было чувство свободы сменилось в ней реакционным откатом в царство несвободы.

Была ли эта революция действительно великой? Сошлюсь на прозрение одного из самых замечательных эмигрантских мыслителей Владимира Вейдле: «В том-то и дело — писал он, — что и Мусоргский и Достоевский, Толстой или Соловьев — глубоко русские люди, но в такой же мере они люди Европы. Без Европы их не было бы. Но не будь их, и Европа была бы не тем, чем она стала». Добавлю » должна стать». Просто потому, что без России никогда не быть Европе единым целым. Отдельность России — ее незаживающая рана ( даже если немногие там спрсобны это артикулировать). И только великая русская революция может эту рану залечить. Иначе те же Мусоргский и Соловьев так и останутся для нее не русскими европейцами, а непонятно откуда взявшимися пришельцами. Потому и несет в себе революция 1991 потенцию завершения цикла великих революций Европы, начавшегося почти четыре столетия назад. В сухом остатке, конечно.

Беспрецедентная сложность анализа в нашем случае, однако, в том, что революция эта пока что в фазе безнадежного, как многим кажется, реакционного отката, в зоне, чтоб уж совсем было понятно, Кромвеля и Бонапарта. И поэтому сколько-нибудь достоверно судить о том, что останется от нее в сухом остатке можно лишь по намекам, по наметившимся в элитах России тенденциям. И есть, похоже, только одна возможность узнать, действительно ли наметились в российских элитах проевропейские тенденции — из отчетов интеллектуальных центров реванша.

Уж эти-то штабы реакции кровно заинтересованы в том, чтобы слияние России с Европой не состоялось и конфронтация между ними была увековечена. Еще проще, заинтересованы они в том, чтобы Россия НИКОГДА не стала нормальным европейским государством. Кому-кому, но уж им-то точно можно верить, когда они регистрируют разочаровывающую их ориентацию сегодняшних российских элит. Вот и посмотрим, что же такое вынуждены они регистрировать.

ПАРАДОКС
Опираться я буду на доклад «Линии разлома в российском обществе», опубликованный на сайте Изборского клуба 31 мая 2014 года (я знаю, конечно, что нельзя по одному докладу судить о настроениях элит, что есть даже специальная отрасль знания, именуемая «элитологией», и написаны об этом тома. Просто исхожу я из того, что докладчики Изборского клуба тома эти читали и знакомы с выводами «элитологов»). . А дата важна потому, что Крым уже к тому времени был аннексирован, бои в Донбассе в разгаре, патриотическая истерия в обществе бушевала, рейтинг Путина взлетел до небес и «крынашисты» полностью контролировали ящик. При всем том авторы доклада констатировали странный парадокс. Состоял он в следующем.

«Население страны, — пишут докладчики, — все еще считает Россию … имеющей миссию в масштабах всего мира, а элиты — нет, элиты … полагают максимальным успехом встраивание России в глобализирущийся мир как развивающейся страны не первого эшелона, как страны, которая должна отказаться от глобальных амбиций, сосредоточившись на внутренних проблемах». Мало того, «мессианские идеи им [элитам] кажутся нерациональными и наивными». До такой степени, что «уподобляются они российским либералам, не устающим призывать к отказу от державных амбиций в пользу хороших дорог и честных чиновников».

Так кто же они, эти странные элиты, так бестактно расходящиеся с «населением страны»? Может быть, люди, которыми всегда гордилась Россия, академики, выведшие ее в космос, или писатели, музыканты, художники, составившие ее бессмертную славу, хоть и были всегда немножко отщепенцами? Ничего подобного. Вовсе не о них речь.. Интересовали докладчиков исключительно современные «представители властных структур, политических объединений, бизнеса — те, кто влияет или будет влиять на политическую повестку дня».

Так это они, выходит, представители властных структур, — «отщепенцы»? Да, они вполне лояльны власти, подчеркивают докладчики. Власти, но не населению? Понятно, что столь безответственное направление мысли у ТАКИХ элит вызывает у докладчиков не только разочарование, но и возмущение. Они напоминают элитам, что «идея нормальной страны вместо сверхдержавы была одной из мантр развала СССР». Ссылаются в подтверждение на Дм, Тренина их московского центра Карнеги, который свидетельствует, что «с середины 1980-х не только интеллигенцией, но и широкими кругами овладело стремление открыться миру и жить в нормальной стране». Более того, оказывается, «мечтали, чтоб Россия стала европейской страной. Диапазон моделей простирался от Германии… до Швеции и даже Швейцарии».

Но, увещевают докладчики «отщепенские»элиты, ведь «сегодня очевидно, насколько безумны были чаяния этих широких кругов». Безумны потому, что ни к чему, кроме развала державы привести они не могли. И привели. Ибо вокруг России вовсе не ее доброжелатели, а враги. И «потому подобная позиция стратегически бесперспективна». Хуже того, она «ущербна…это позиция проигрывающего».

Очевидно, что докладчики исходят из представления, что господствует в мировой политике жестокая игра с нулевой суммой, где выигрыш одного обязательно означает проигрыш другого. Правда, будь «отщепенским» элитам предоставлено слово в этом докладе, они могли бы возразить, что, допустим, элиты слабой и разодранной на части послевоенной Германии ровно ничего безумного не видели в том, чтобы стать «нормальной европейской страной». Более того, были уверены, что именно такое представление о мире как раз и было единственным залогом ее будущего процветания.

И не ошиблись ведь: не помешали Германии недоброжелатели и враги вокруг. Не помешали они и посткоммунистическим восточноевропейцам.. Почему же мешают они одной лишь России? Согласитесь, что тут есть над чем задуматься. Увы, слова в Изборском докладе «отщепенские» российские элиты, разумеется, не получили. Так он и остался он, этот основополагающий вопрос висеть в в воздухе…

Под конец доклада становится очевидно, что докладчики начали терять терпение и с некоторой даже угрозой напоминают «отщепенцам», что «наблюдаемые тенденции элит расходятся с декларируемыми претензиями России на одну из ведущих ролей в международных отношениях». Особенно «после Мюнхенской речи Президента, задекларировавшей, что РФ претендует на статус одного из ведущих акторов мировой политики». Короче, хотите быть лояльными власти, так извольте быть лояльны до конца, согласиться с восторгом населения. Забудьте об опыте Германии, которая добилась именно такого статуса без всяких крнфликтов с окружающим миром. Прикрикнули, одним словом.
СТАТИСТИКА НЕУМОЛИМА, ОДНАКО
И свидетельство ее беспощадно: что-то и впрямь неладно в Датском королевстве. А именно, число противоречащих населению элитарных «отщепенцев», убежденных, что нет у России, как нет у Германии, никакой особой геополитической миссии в мире, РАСТЕТ. Если тех, кто верил в эту миссию, было в 1999 году подавляющее большинство (83%), то в 2008, как раз после Мюнхенской речи Путина, было их уже 64%, а в 2012 — и вовсе меньшинство (40%).

Еще худшие новости для имперцев. В середине нулевых почти половина респондентов считала, что национальные интересы России распостраняются на территорию СНГ (т.е бывшей советской империи), то к 2012 году осталось их лишь жалкие 15%. Таким же примерно (14%) было число тех, кто включал в сферу национальных интересов России приграничные страны.Тех же, кто, как докладчики (и население), был уверен, что Россия «имеет миссию в масштабах всего мира» остался вообще мизер — 11 (!) %..

Самым обескураживающим, однако, было то, что чем моложе были респонденты, тем УЖЕ определяли они сферу национальных интересов России. » Можно предположить, — уныло констатируют докладчики,— что постепенно геополитические амбиции, унаследованные от советского прошлого, сменятся более трезвой оценкой существующего положения дел. Все больше людей считает, что Россия фактически утратила статус мировой державы и должна сосредоточиться на решении внутренних проблем».

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Но это ведь прямо противоречит, как с негодованием заметили в начале и сами докладчики, всему сегодняшнему курсу внешней политики! За объяснением этого загадочного противоречия они обратились к экспертам Валдайского клуба, тоже, конечно, пропутинского, но живущего все-таки в реальной, а не в параллельной реальности, не в королевстве кривых зеркал, где обитают Изборцы. Но,увы, ничего утешительного и от них они не услышали: «Эксперты объясняют это тем, что сейчас внешнюю политику курирует старшее поколение, по советской инерции склонное к геополитическому мессианству. А им на смену идут молодые прагматики… и мобилизационные стратегии для них непривлекательны».

Так вот в чем разгадка! Путин, Лавров, Сечин и вся правящая сегодня компания, оказывается, просто люди вчерашнего дня. И завтрашние «молодые прагматики» готовятся сказать им, как солдаты из знаменитой поэмы Маяковского: «Которые тут временные? Слазь, кончилось ваше время». Так не объясняет ли это мрачные предчувствия Изборцев? И истерические вопрошания Ал.Проханова «Где ты, Святая Русь?», и суровые заклинания Мих.Леонтьева о «предательстве элит», и гневные инвективы Ал. Дугина: «Между российским государством и российским народом стоит антигосударственная и антинародная прослойка — элиты, правящий класс. Эти элиты и есть главная проблема России. Они — классовый… враг»?

Что все это значит? Не готовят же изборцы революцию против «предательских элит». Не намереваются свергнуть «правящий класс». Или готовят и намереваются? Или просто неистовствуют бесы, предчувствуя конец?

ВОПРОСЫ
Но если у нас нет оснований подозревать докладчиков Изборского (!) клуба в преувеличениях, — а у нас их нет: каждая цифра в этой роковой статистике для них что нож острый — то вся картина путинской России, как с унынием, если не с ужасом воспринимают ее сегодня русские европейцы, буквально переворачивается головой вверх, не правда ли? И объясняется скорее их поверхностным, скажем мягко, знакомством с европейской историей? В том числе и с тем, что именно так, эрой несвободы и кажущейся безнадежности, как раз и завершались до сих пор великие европейские революции?

Да, у диктатуры тоже есть своя временнАя ниша в революционном процессе. И диктаторы, как символы порядка после бурных лет неустройства, добивались не только единоличной власти, но и всенародной любви. Кончалось это для них, однако, плохо. Абсолютная власть, как изаестно, развращает абсолютно. Кружится голова. Отсюда роковые ошибки. Лорд-протектор Кромвель ввязался в гибельную войну с Испанией и взимал для этой войны произвольные налоги не хуже казненного монарха, Бонапарт вторгся в Россию, положив на ее полях свою старую гвардию. и объединив против себя Европу. Результаты мы знаем. Важно здесь для нас одно: несмотря на всенародную любовь, оказались диктаторы временщиками. И долго еще приходилось расчищать Авгиевы конюшни, которые они за собой оставляли.

Если верна положенная в основу этого эссе гипотеза, то не должна ли так же завершиться и революция 1991 года? А поскольку случай тут особенно тяжелый, меры после ее завершения понадобятся чрезвычайные. Понадобятся не только «кризисные менеджеры» вроде Ходорковского.. Европе тоже придется засучить рукава, чтобы помочь покончить с последствиями последней архаической конвульсии, потрясшей ее со времен мировой войны. И одной гуманитарной помощью дело не обойдется. Без «плана Маршалла для России», на который не решился Запад в эпоху Горбачева и Ельцина, на этот раз не обойтись. И «примирение элит», как в пореволюционной Англии, понадобится. И массовая, так сказать, детоксикация населения.

Есть неудачный «французский опыт» такой детоксикации: наполеоновская легенда терзала Францию десятилетиями после революции. Есть, разумеется, и удачный, «германский опыт». Но он потребовал оккупации страны, о которой в нашем случае не может быть и речи. Потому и говорю я о «плане Маршалла для России»: Население должно на этот раз почувствовать, что воссоединение с Европой принесло ему не обнищание, как в 1992-м, но резкий рост благосостояния.

Конечно, у России есть и собственный опыт подобной, детоксикациии. Она пережила ее дважды — и при Грозном царе, впервые отменившем в 1581 году Юрьев день и начавшем тем самым эру закрепощения крестьян, привыкших к свободе, и при Ленине, дотла разрушившем почти уже европейскую Россию.. В обоих случаях то был, однако, опыт подавления свободы, деевропеизации страны. Молодым прагматикам, сегодняшним «отшепенцам», которые, если верить свидетельству докладчиков Изборского клуба, идут на смену последнему советскому поколению, понадобятся прямо противоположные методы просвещения масс,

Готовы ли к этому сегодняшние «представители властных структур» даже, если их повестка дня включает, как мы видели, «отказ от мессианской геополитики» и «превращение России в нормальное государство»? Помогут им в этом русские европейцы? Или станут сводить старые счеты? Я не знаю ответов на эти вопросы. Знаю лишь. что прошлым великим революциям и просвещение масс, и «примирение элит» удалось. Не сразу, но удалось. В Англии, например, первый компромисс 1660-го развалился и сработал лишь второй — в 1688 году. Во Франции, как всегда, затянулось «примирение» много дольше — до самого 1870-го..

Так или иначе, что останется после всех этих перипетий от революции 1991 в сухом остатке, если, повторяю, верна моя гипотеза? Единство Европы, вот что останется. Европейская Россия останется. В любом случае времена настанут интересные. Времена борьбы, а не застоя и уныния, свободы, а не «патриотической истерии». Времена реального преобразования страны. И потому ответ на вопрос, вынесенный в заголовок, очевиден. Достаточно поменять в нем имя: был ли в самом деле Кромвель фатален для Англии? Бонапарт для Франции?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Я понимаю, что такое Введение может показаться неуместным для третьей книги , «Русской идеи», трактующей последнее десятилетие
ХХ века, когда Ельцин и либералы отступали на всех фронтах и события неумолимо вели к откату в царство несвободы. Именно об этом нам ведь и предстоит говорить в книге подробно. И все же хотелось мне, чтобы и в этой картине наступающего мрака читатель мог, так сказать, заглянуть за горизонт, увидеть перспективу и свет в конце тоннеля, в который устремилась в те годы Россия. Так оправдываю я для себя это вступительное эссе. Тем более уместно это сейчас, в эпоху заключительного, похоже, кризиса протектората, когда уныние и страх становятся практически всеобщими..

Средняя оценка 0 / 5. Количество голосов: 0